В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 - Готтлоб Бидерман

К полудню мы насилу сохраняли сознание, двигаясь в плотном пороховом дыму. В ушах стоял звон, мы были физически измотаны напряжением и ужасом боя, с трудом передвигали ноги, пытаясь расчистить свою огневую позицию. Пулеметчики уже не могли распрямить пальцы правых рук; минометные расчеты с трудом поднимали руки от истощения. Стволы пулеметов, которые быстро менялись в короткие паузы между атаками, лежали на земле. Пустые ящики из-под патронов были разбросаны повсюду под ногами.

На наши позиции упала тяжелая тишина. Пулеметчик и заряжающий в изнеможении свалились на свой пулемет, тупо глядя в пустоту. Расчет ПТО бросился на землю, все еще не в состоянии до конца осознать ужас атаки. Позади наших позиций еле-еле слышалось звяканье саперных лопат, а звон в ушах постепенно слабел.

Мне припомнилось из истории, как в Средние века защитники какой-то крепости складывали убитых рядами, чтобы те послужили прикрытием в крайнем случае. Сейчас на ум пришло сравнение. Перед нашими позициями густо лежали убитые и раненые русские. Прикрывавший их во время атаки плотный подлесок был порублен и разорван на кусочки тысячами пуль и осколков снарядов.

С уходящим солнцем мы приветствовали приход темноты-защитницы. Всю ночь нам не давали покоя стоны раненых русских, лежавших на ничейной земле. Мы укрепили позиции и надрывались, перетаскивая ящики со снарядами. Со стороны советских войск не предпринималось никаких попыток убрать своих раненых ни скрытно, ни под защитой белого флага. Спать было невозможно. Перед сектором нашего батальона при риске навлечь огонь какого-нибудь снайпера был проведен поспешный подсчет убитых врагов. Еще долго после этого я слышал во сне слова пулеметчика: «Я уже просто не могу убивать!»

Чудом в расчете моего ПТО никто не был убит, хотя батальон понес многочисленные потери. Советским атакующим волнам удалось прорвать участок нашей обороны перед тем, как в рукопашном бою их отбросили назад. В тот вечер, когда мы перевозили из тыла боеприпасы и продовольствие, по пути оказались возле полевого медицинского пункта, и тут, когда в наших ушах зазвенели стоны собственных раненых, мы, спотыкаясь, пошли в их направлении.

Сквозь темноту мы двинулись за парой носильщиков, которые обходили воронки от снарядов, наполненные мутной водой. Мы прошли ряды наших убитых, завернутых в плащ-палатки, ожидающих своего последнего путешествия в тыл на телегах, запряженных мулами. Однако в ту ночь им пришлось ждать последнего похода с германской армией, поскольку в первую очередь перевозили раненых. Мы видели молодого армейского хирурга, склонившегося над неподвижной фигурой и непрерывно работающего с помощью санитаров, с засученными рукавами в неясном свете полевой лампы.

Плащ-палатки, отяжелевшие от дождя, были раскинуты над ямами, в которых было полно раненых, и в желтом свете шипящей лампы им делали уколы морфина и противостолбнячной сыворотки. Плотно перевязывали ранения в легкие, артерии зажимали скобками, бинтовали конечности и вправляли суставы. Наших раненых укладывали рядами на кучи соломы, к мундирам прикрепляли бирки эвакуации. В грязных, порванных мундирах, перевязанные пропитанными кровью бинтами, они наполняли атмосферу сбивающей с толку мешаниной воплей, стонов, хныканья и каменным молчанием ожидавших своего путешествия в неизвестном направлении. Их увозили в тыл небольшими группами на подводах.

Тяжелая рана действует шокирующе на солдата, независимо от того, сколь он силен и храбр, и он быстро становится травмированным тем, что на него обрушилось.

Нашей единственной мыслью было сбежать из этого кошмара, покинуть это место грязи, страданий и смерти, подальше, туда, где не падают снаряды. Мы поспешили вперед и вернулись к знакомой успокаивающей обстановке у своего орудия, оставив позади эти страдания.

Вторая половина ноября 1941 г. Ночами было морозно. К счастью, в Крыму не бывает жестокой русской зимы, и мы не испытывали тех длительных страданий от температур ниже нуля, какие пришлось пережить нашим товарищам на северных участках фронта. В северной и центральной частях Крымского полуострова зима в основном похожа на ту, что бывает у нас в Германии, с морозом и снегом, но на Южном побережье, на «русской Ривьере», погода остается сравнительно мягкой.

Проведенные дни и ночи дали нам понять, что зимняя форма, выданная согласно положению о службе в германской пехотной дивизии, слишком легкая, особенно для солдат на переднем крае. Во фронтовых условиях мы были вынуждены жить в открытых окопах или за каменными стенами, а крыша над головой состояла из легкого брезента плащ-палаток. В этих примитивных укрытиях мы были открыты стихиям, и еще хуже стало с наступлением морозов и дождей. Тыловые части, включая интендантов и вспомогательный персонал, обычно пользовались возможностью подыскать теплые помещения и устраивались в имевшихся русских домах, несмотря на то что морские орудия большого калибра с советских кораблей и из крепости могли накрыть эти цели далеко позади нас.

Вражеские истребители и бомбардировщики «мартин»[7] ежедневно атаковали места расположения наших батарей, походные госпитали, колонны снабжения, командные пункты и другие цели. К этой нагрузке добавился еще и сезон непролазной грязи. Когда теплело, тропы и дороги превращались в бездонные топи; тяжелые грузовики буквально встали. И опять подвоз материалов к передовой линии фронта оказался в зависимости от неутомимых украинских осликов, тянувших примитивные подводы.

Мы в передовых частях уже закалились, все предыдущие месяцы постоянно испытывая лишения и физическое истощение. Бои, переходы, жизнь под открытым небом, при этом частые страдания от жажды и холода сделали солдат крепкими и выносливыми, без единого грамма лишнего жира на ребрах.

У противника мы научились искусству импровизации и самообеспечения. В холодные ночи мы утепляли свои блиндажи и каменные укрытия синими шинелями, которые стащили с вражеских трупов, лежавших перед нашими позициями. Мертвецы Советской армии также снабдили нас плотными коричневыми фланелевыми перчатками. Откуда-то из тыла до нас дошла инструкция о том, что при ночной температуре ниже нуля в качестве перчаток можно использовать армейские носки. В ясно изложенной четким военным языком рекомендации говорилось, что солдатам на переднем крае надо прорезать в носке два отверстия для большого и указательного пальцев. Кто-то, вероятно, не знал, что наши сапоги вот-вот уже можно будет выбрасывать, а носки почти превратились в лохмотья и в них было так много дыр, что нам было нетрудно найти отверстия для всех пяти пальцев.