Мне не забыть... - Инга Берристер

— Да. Я увидела вас обоих… — Она запнулась, прикусила губу, но Тони успел угадать окончание незавершенной фразы, о чем свидетельствовал понимающий взгляд и суровая складка у рта.

— Что ж, я это заслужил. Мне очень жаль, если Гарри расстроил и напугал тебя.

— Переживу как-нибудь. Самое главное, он позабыл ту памятную ночь. Он тогда был сильно пьян…

— Настолько, что посмел причинить тебе боль.

Его резкое замечание напомнило Эмили о сегодняшних событиях.

— Я прекрасно понимаю, по какой причине ты пытаешься помочь Долли, — осторожно начала она, — и не собираюсь тебе препятствовать. Эти твои нелепые маневры действительно ни к чему. Даже если бы у Гарри не было жены и детей, я и тогда отказала бы ему. — Эмили осушила второй бокал. — Так что ты напрасно заявил своему брату и Джессике, что мы с тобой… Теперь колрейнские сплетницы раструбят на всех углах о нашей якобы любовной связи… И хотя гражданский брак не может шокировать современное общество, а сексуальные отношения между мужчиной и женщиной не должны быть непременно скреплены печатью. — Эмили чувствовала, что краснеет от стыда, но твердо решила высказать все до конца.

— Между нами таковых вообще не должно быть. Полагаю, именно это ты пытаешься довести до моего сведения?

Тони Богарт в своем репертуаре: глаза отчужденные, в голосе сквозит нескрываемое раздражение и напряженность.

— Это же маленький город, — с досадой парировала она, — где некоторые жители придерживаются традиционных воззрений. Если бы не мой бизнес…

— Тогда ты, конечно, ничего не имела бы против такого партнера по сексу, как я?

Тони придвинулся ближе, и Эмили машинально отшатнулась, свернулась в клубочек, как котенок, под его скептическим взором.

— Я не то хотела сказать, — испуганно пролепетала она. — Ты не…

— Значит, не я, — мягко повторил Тони, и Эмили с удивлением увидела, как он взволнован и серьезен. Сдерживая дыхание, он тихо проговорил: — Хочу кое о чем спросить тебя, Эми… Сколько мужчин… возлюбленных было у тебя за все эти годы?

Вот оно! Так или иначе каждый, кто ухитряется проникнуть за кулисы ее личной жизни, обязательно задает подобный вопрос… И до сего дня никто не удостоился честного ответа. Но раньше Эмили в любой момент готова была отразить атаку. Сейчас — нет.

— Ни одного. Это невозможно. Я не могла…

— Эмили, Эмили…

Тони забрал у нее пустой бокал, приподнял ее, усадил к себе на колени, как дитя. Эмили порывисто обняла его за шею, уткнулась ему в плечо и разрыдалась, вздрагивая всем телом.

Слезы, словно раскаленная лава, текли по щекам, смачивали рубашку Тони, и он чувствовал, как горячее дыхание опаляет его шею.

От молниеносного осознания происходящего рассудок Эмили на миг прояснился, и она попыталась разнять руки, вырваться из объятий, но Тони не позволил. Он принялся укачивать, убаюкивать ее, шепча ласковые, утешительные слова, говорил, что поможет ей, что избавит от боли и страданий, что ей необходимо поплакать и не надо стесняться.

И постепенно предостерегающий внутренний голос, не умолкавший в Эмили на протяжении стольких лет, затих, и долго сдерживаемые эмоции темным горьким потоком хлынули на волю.

И, может быть, не так уж странно, что рядом оказался именно этот мужчина: Тони повстречался ей в начале пути, и продолжение закономерно.

— Вот умница, девочка, — ласково приговаривал он. — Тебе больше не придется терпеть все это, ты и без того намаялась.

Он гладил Эмили по голове, сильная мужская ладонь касалась ее волос легко и бережно, принося прощение и утешение.

Казалось, дотрагиваясь до нее, он вбирал в себя ее тело и душу и сам становился частью ее существа.

Слова, перегоняя друг друга, складывались в предложения и срывались с губ Эмили неукротимым, бурным потоком. Время повернуло вспять, ей снова шестнадцать лет, но все свои горести она созерцает с высоты прожитых тридцати.

Эмили явственно видела перед собой обидчика, на этот раз не более могущественного, чем она. Ей вдруг неудержимо захотелось дать сдачи, и Тони получил весьма чувствительный удар в грудь.

Ей не приходило на ум, отчего объектом ее ярости избран не Гарри, а его старший брат, сейчас трезвые логические выводы делал за нее Тони.

Он видел жизнь Эмили как на ладони, впитывал превратности ее судьбы, будто высасывал змеиный яд из ранки, а его собственная жизнь и судьба отодвинулись на второй план.

Непростительное, преступное заблуждение — он осудил и обрек на жестокие мучения любимую женщину, а насильнику даровал помилование. Окажись на месте Эмили любая другая девушка, отнесся бы он к ней столь же предвзято? Там, где любовь шагает рука об руку с ревностью, не бывает великодушия и справедливости. Выходит, он попросту наказал Эмили за то, что она досталась не ему.

Его дорогая девочка, измученная, оскверненная, оцепенела от боли и унижения, а он сквозь призму ревнивой злости разглядел на ее застывшем лице признаки удовлетворения, молчание расценил как признание вины. Эмили нуждалась в его помощи и защите, а он отвернулся от нее. Грубая грязная похоть Гарри — и та не идет в сравнение с такой изощренной жестокостью.

Тони с неимоверными предосторожностями, взвешивая каждое слово, расспрашивал Эмили, освобождая ее истерзанную память от страшных воспоминаний. И она, уже не смущаясь, раскрывала все интересующие его подробности.

Из этого сбивчивого повествования Тони понял, что ее душевная травма несоизмерима с телесной, и что не из-за Гарри, а из-за него совершился в Эмили душевный переворот.

Он задавал вопросы, слушал и утешал, а сам думал: она никогда не простит, а ему вовек не искупить своей вины. Он проклинал и презирал себя и преклонялся перед стойкостью маленькой женщины. Четырнадцать лет они провели порознь и сражались с прошлым один на один, но ей было во сто крат труднее и совершенно не на кого опереться. Тони понимал, что должен был стать для нее этим кем-то, а теперь драгоценные годы упущены.

Самым лучшим женщинам приходится тяжелее всех. Отважная малютка, жаловаться и стенать — не в ее привычке, только замкнулась в себе, а уж он-то знает, каково в одиночку нести бремя своей судьбы. И он, сам того не ведая, все эти годы заставлял ее молча терпеть.

Понятно, почему у нее так и не было возлюбленного и она не изведала любви настоящего мужчины. Увы, Эмили никому не позволяла доставить ей наслаждение: в каждом, даже самом порядочном поклоннике она видела своего первого “любовника”… и его брата.

Эмили затихла в его объятиях, всхлипывания становились все реже, только плечи подрагивали. Словно ни одной косточки не осталось в ее теле, она прильнула к Тони, податливая, невесомая, обессилевшая от волнения,