Марш Мендельсона на бис - Мария Жукова-Гладкова

На другом конце провода икнули, явно задумались, а я тем временем поинтересовалась, с кем имею честь так мило общаться.

Это оказалась Маринкина мать, только что вернувшаяся из морга.

У меня мгновенно возникло желание превратить наше заочное знакомство в очное, воспользовавшись соответствующим состоянием тетеньки, и я предложила приехать к ней в гости с бутылкой водки, чтобы помянуть Маринку. Мое предложение было встречено на ура, мне сообщили адрес, пытаясь объяснить, как найти дом, если двигаться от троллейбусной остановки. Я попробовала прервать этот поток ориентиров по питейным точкам, на другом конце провода все равно настояли на том, чтобы пояснить, в каком магазине лучше покупать водку и какую именно и что продавщице обязательно надо сказать, что это для «тети Вали». Я обещала все сделать, как велено, и с трудом от собеседницы отвязалась.

– Поедем в гости, – объявила я псу.

Тимка выразил явное недовольство.

– Надо для дела, – вздохнула я. – Ты же понимаешь?

Пес тоже вздохнул, но поплелся за мной к двери, чтобы из одних гостей следовать к другим. Представляю, что мы увидим в квартире милой дамы, явно уважающей зеленого змия…

Уже сев за руль, я внезапно застыла.

А ведь в первый раз я слышала в телефонной трубке мужское тяжелое дыхание. Или это тетя Валя так дышала? Пожалуй, нет. Первым звонил мужчина. Но вот кто это был?!

Я тронулась с места, на всякий случай поглядывая в зеркало заднего вида. Мой «хвост» обо мне не забывал.

Глава 8

Санкт-Петербург. 11 апреля, воскресенье

Следуя указаниям Маринкиной матери, я быстро нашла нужный дом, правда, для начала мне требовался магазин, в котором я планировала затовариться. Я купила бутылку дешевой «Русской» водки, бутылку портвейна и колу себе. Пес при виде принесенного мной в машину богатства посмотрел на меня укоризненно: он терпеть не может пьяных и точно знает, что означает вид бутылок.

– Не кривись, – сказала я Тимке. – Мы идем в гости, а я за рулем, так что буду пить только колу. Алкоголь – для хозяйки.

Вскоре мы с Тимкой покинули машину и, чертыхаясь, поднялись на четвертый этаж хрущевки. Дверь, перед которой мы оказались, я смогла бы открыть без помощи набора взломщика: по-моему, требовалось только ее слегка толкнуть. Но для порядка я позвонила.

Сразу же послышались какие-то вздохи и покряхтывания, кто-то приплелся к двери, волоча ноги, – и она тут же распахнулась.

– Бля! – вместо приветствия воскликнула женщина непонятного возраста со спитым лицом и растрепанными волосами странного цвета, не поддающегося определению одним прилагательным. – И чего же это я дверь-то не заперла?!

Только после этого она сфокусировала взгляд на нас с Тимкой, стоявшим у моих ног.

– Пес твой? – посмотрела на меня тетка.

– Мой, – подтвердила я. – Его зовут Тимка.

– А мой куда-то убежал, шельмец, уже дня три как нет, – вздохнула тетка, опомнилась и пригласила нас проходить.

Откровенно говоря, мне до этого ни разу не доводилось бывать в жилищах алкоголиков. В квартире стоял запах старого перегара, давно не мытого туалета (бачок которого, как выяснилось, давно не работает и сливать за собой приходилось ковшиком, наполнив его над ванной – слава богу, далеко ходить не требовалось, потому что санузел был совмещенный, но залезть в саму ванну я решилась бы только под дулом пистолета), а также смешалось множество отвратительных ароматов, происхождение которых трудно было определить сразу. Эти запахи не выветривались, несмотря на открытую форточку.

В единственной комнате стояла полуразвалившаяся мебель: какой-то топчан с торчащей сбоку пружиной, просиженный диван, облезлая тумба, покрытый слоем пыли обеденный стол перед топчаном и черно-белый телевизор в углу. Ни одного стула и ни одной табуретки в поле зрения не наблюдалось, так же как шкафа, правда, углубление в стене, видимо, по мнению проектировщиков, предназначавшееся как место для шкафа, было отгорожено ширмой, на которой висели какие-то тряпки, скорее всего, являвшиеся одеждой хозяйки.

Кухня представляла собой рай для тараканов. Горы немытой посуды, с уже заплесневевшими остатками каких-то непонятных соусов, покрытые пылью пустые бутылки, на которых Валентина могла бы сделать состояние (по ее меркам), на плиту не хотелось смотреть вообще. Раковина, похоже, давно засорилась, потому что в ней стояла грязная вода, заполняя ее до половины. В воде плавали неведомые мне насекомые, пятна жира, кусочки какой-то снеди. На кухне имелись две табуретки, стол и шкафчик. Холодильник, по всей вероятности, был старше меня. По крайней мере, я таких никогда не видела. Судя по царапинам на когда-то белой поверхности, его несли через какие-то джунгли или трущобы. Но агрегат работал, правда, периодически выдавал свое негодование, разражаясь раскатом грома, к которому примешивались какие-то покряхтывания и жужжание. В эти моменты он начинал дрожать всем своим многострадальным корпусом.

В малюсенькой прихожей трудно было развернуться, и мне пришлось приложить усилия, чтобы не коснуться боком грязной тетки. К стенке были прибиты крюки для одежды, телефонный аппарат стоял на полу.

– Ну ты проходи, не стесняйся, – пригласила Валентина. – И ты, пес, проходи. Может, мой тебя учует, прибежит. Место свое защищать. Твой-то дерется?

Я посмотрела на Тимку, он рыкнул, и я заявила Валентине, что мой дерется только с большими собаками.

– Молодец, пес, – кивнула Валентина. – Мой тоже. Ладно, пошли на кухню.

При виде вышеописанной кухни мне стало плохо, и я изъявила желание обосноваться в комнате. По крайней мере, там не требовалось лицезреть горы грязной посуды и ряды пустых бутылок. Я выставила на стол водку, портвейн и колу, Валентина тут же оживилась и бросилась на кухню за стаканами. При виде стаканов у меня к горлу подступила тошнота, в любом случае пить я намеревалась только колу и решила это делать прямо из горлышка.

– Микроб – существо нежное, от грязи гибнет, так что ничего с тобой не случится, – нравоучительно изрекла хозяйка, когда я высказала свои намерения вслух. Она критически оглядела стаканы, махнула рукой, вытерла один из них о край старого халата и с грохотом опустила на стол.

Потом она призадумалась и поинтересовалась, буду ли я и водку пить из горла. Я тут же ответила, что спиртное мне нельзя, и назвала причину, которая, по моему мнению, могла показаться Валентине наиболее убедительной (да и про машину ей знать не следовало, зачем дразнить гусей?).

– Я беременна, – заявила я.

Тимка, сидевший на полу и не решавшийся на него лечь, привыкнув к моим коврам, вскинул голову и шевельнул ушами. По выражению его мордочки можно было понять, что он прикидывает, когда это хозяйка успела забрюхатеть, а Валентина тем временем уставилась на мой плоский живот.

– Еще незаметно, – заявила я.

– Я, когда беременная была, и пила, и курила, – сказала мне Валентина. – И ничего. Все это ерунда, что врачи говорят. Меньше их слушать надо, здоровее будешь.

Мы еще немного поспорили – для порядка, потом она заявила, что ей больше достанется, я сказала, что для нее и куплено, мы улыбнулись друг другу, хозяйка плеснула себе портвейна в грязный граненый стакан, я взялась за бутылку колы.

– Ну, за знакомство? – спросила хозяйка.

Я опешила. Ведь у нее же сегодня погибла дочь! Свекор, живший с Маринкой, не проявил ни особой жалости, ни сочувствия, теперь родная мать вроде бы как и забыла, что произошло. Ну что же это такое, черт побери?! Неужели люди стали настолько бесчувственными?! Или это только я такая идиотка, что мне больше всех жалко девчонку, которую я практически не знала?

– Вы – мать Марины Варфоломеевой? – на всякий случай уточнила я. Вдруг я что-то недопоняла по телефону? Она ведь уже приняла, когда звонила в квартиру Артема Александровича. Да и речь ее тогда состояла в основном из русских народных выражений. Сейчас, к моему удивлению, мата практически не было и хозяйка казалась мне трезвее, чем можно было судить по голосу, который я слышала в трубке.

– Я, – кивнула Валентина. – А ты чего так на меня вылупилась? Я давно этой шалаве говорила, что допрыгается. Допрыгалась. Допрыгалась!!!

Внезапно Валентина разревелась, вскоре рев перешел в вой, она закрыла лицо руками, затряслась всем телом, потом свалилась с топчана, на котором мы сидели, и стала кататься по полу, подвывая и издавая прочие не поддающиеся описанию звуки, которые, по идее, не должны были бы вырываться изо рта человеческого существа. Пес в страхе отпрыгнул в сторону, потом прижался к моим ногам и посмотрел на меня испуганными черными глазками. Я погладила его по голове, стараясь успокоить, но мне самой было не по себе. Не хотелось долго оставаться в квартире, где перед тобой на полу устраиваются подобные сцены.

Валентина продолжала кататься по грязному полу, а я прикидывала свои дальнейшие действия. Уйти пока не могла, поскольку требовалось вытянуть из хозяйки хоть какую-то информацию, которая могла бы мне пригодиться. Что-то же она знает про свою дочь? Приходить сюда второй раз желания не было, то есть я должна решить все вопросы сегодня. Если это вообще возможно, конечно. У Валентины белая горячка? Или уже съехала крыша? Может, мне стоит прекратить всякие вливания алкоголя внутрь? Наглядный пример – он ведь обычно действует лучше всего.