Варшава - Владимир Козлов

– Нет.

– Я и забыла, што ты ня пьёш. И я ня пью. Видиш, какия мы с табой – два сапага пара.

Тетка с бусами спрашивает:

– Что, понравилось прошлый раз?

– Так, более или менее.

– Я была в Польше в восемьдесят пятом году – еще до всей этой торговли. В Варшаве, Кракове, Лодзи. Очень красивые города, средневековая архитектура, костелы… Жалко, что сейчас это никому не нужно, одна только торговля на уме. Дожили, что называется. Прибалтика стала заграницей. Теперь, чтобы готику посмотреть, надо в Германию ехать… – Она листает мой паспорт. – Разрешительная запись будет готова, скорее всего, в пятницу. Там праздники будут… Значит, могу записать на пятое. Автобусная поездка, через Брест. Старшая группы – Лебедевич, очень хорошая женщина, бывшая завуч школы…

– Нормально, пишите.

– С вас десять долларов и десять тысяч белорусских.

Я кладу на стол две потертые зеленые пятерки и десять «зубров».

– Автобус – в восемь вечера от Центрального автовокзала.

– А где он там будет стоять?

– Точно не знаю… Ну, сами увидите – все ж будут с товаром на Польшу.

– Хорошо, спасибо. До свидания.

– До свидания.

Выхожу на улицу. Тепло. На бледном небе – неяркое солнце. По рельсам катится трамвай.

Две девушки в коротких юбках и расстегнутых куртках переходят дорогу. Одна ест растаявшее мороженое, капля падает на куртку. Она отдает мороженое подруге, достает из кармана носовой платок.

«ЛАЗ» стоит на таможне в Бресте. Впереди в очереди – десяток автобусов, сзади – еще столько же. Справа – очередь легковых. Народ из нашей группы курит у автобуса. Старшая, полная тетка под сорок, держит в одной руке книгу – «Марианна» Бенцони, в другой – сигарету. Она затягивается, перелистывает страницу.

Я сижу в автобусе, рассматриваю машины в очереди. Почти все легковые загружены коробками и баулами. У серого «мерса» с польскими номерами курит дядька в зеленой майке.

Андрей, сосед по сиденью, роется в рюкзаке, достает кассету.

– Пойду попрошу водил, чтоб поставили.

Он протискивается мимо меня, идет по проходу. На нем – черная майка, красные спортивные трусы и шлепанцы.

Водитель включает кассету. Начинается длинное клавишное вступление. Андрей возвращается.

Я спрашиваю:

– Что это?

– «Пинк флойд». Что, ни разу не слышал?

– Не-а. Я такое не слушаю.

– А что ты слушаешь?

– Металл, в основном, и русский рок.

– Зря, зря. «Пинк Флойд» – классика рока. Я на этой музыке вырос. Хотя, конечно, не заставляю… Слушай, тут такое дело. Ты много с собой денег везешь?

– А что?

– Просто спрашиваю. Я, вообще, не на торговлю еду – ты ж видишь, я без сумок, с одним рюкзаком. Я – за машиной. И мне надо провезти баксы, две с половиной штуки – а без справки можно только пятьсот. Были у меня эти справки, но за последний год – два переезда, а это все равно, что пожар. Так что надо теперь рассовать деньги в группе – потому и еду не один, по ваучеру, а в поездку. Возьмешь пятьсот?

– Возьму.

– Спасибо, Володя. Пойду еще поспрошаю у других…

Сую третью, лишнюю бутылку водки под ремень, надеваю сверху куртку, хватаю сумки, волоку к столу таможни.

Тетка смотрит в мою декларацию.

– Покажи доллары.

Я лезу в карман. Куртка оттопыривается, высовывается бутылка. Достаю пять новых, хрустящих соток. Таможенница пересчитывает их, отдает назад.

– Что, машину будешь брать?

– Да.

– Сколько бутылок под курткой?

– Одна.

– Ладно, проходи.

Жарко. Снимаю рубашку, остаюсь в старой майке – я ходил в ней на физкультуру в одиннадцатом классе.

Народу на базаре мало. Я поправляю товар на расстеленных газетах – ведра, миски, тарелки, сбивалки, отвертки, сверла, носовые платки.

Подходит пацан в джинсах и майке «Manowar», с плейером.

– «Рояль»?

Я качаю головой.

– Водка?

– Нету, всю уже продал.

Пацан отходит.

Рядом у мужика на газете лежат ножи – от маленьких до тесака сантиметров тридцать.

Я спрашиваю:

– Ты сам их делаешь?

– Да. я фрезеровщик на моторном заводе. Надо как-то крутиться…

– А не боишься такие продавать? – Я показываю на тесак.

– А что тут бояться? Это ж не оружие. Так, нож для хлеба. – Мужик улыбается. – Не, правда – лезвие тонкое. Хотя зарезать таким, конечно, как не хер делать…

Старый поляк берет маленький нож, держит в руках, гнет.

– Русская сталь – не ломётся, только гнётся?

– Да, русская сталь.

– И не ржавее?

– Нет.

– Сколька?

– Тысенция.

– Пеньтсот.

– Не, тысенция. Дешевле не отдам.

Поляк достает из кармана «тысенцию», отдает мужику, бросает нож в сумку.

Мужик наклоняется, шепчет мне в ухо:

– Нож сразу заржавеет. Эти, дешевые – самые хуевые, из говняной стали. Я их трохи шлифанул, чтоб вид имели…

Невысокий армянин – их человек десять сидят на перекупке – рассматривает мой товар, ничего не говорит, переходит к мужику с ножами.

Армянин садится на корточки, берет тесак, вертит в руках, поднимается и спрашивает:

– Сколько?

– Двести.

– Ты мне его даешь.

– Что значит – «даешь»?

– Даешь – и все. А то я сейчас полицию.

– Полицию? Пошли. Давай, пошли. – Он поворачивается ко мне. – Посторожи мой товар, пока я с ним схожу. – Ну что, идем или сосцал?

– Ничего я не сосцал.

– Быстро положил на место нож. Кому сказал?

– Мы еще с тобой поговорим.

– Хорошо, поговорим.

Армянин бросает нож, отходит.

Мужик говорит:

– Хотел на пушку взять, пидарас. Полицию, бля. Их самих здесь полиция ебет в жопу, черных этих. Пусть только заебнутся.

Последний день торговли. Люди из нашей группы собирают непроданный товар в баулы, волокут к автобусу. Мужик с ножами жует большой хот-дог, с него капает майонез.

Я спрашиваю:

– Много осталось товара?

– Не-а. Ты ж видишь – пять штук ножей. У тебя тоже почти все ушло?

– Ну да… Так, мелочь осталась.

– Если не хочешь волочь назад, отдай перекупщикам по дешевке.

– А они возьмут?

– Возьмут. Только не иди к армянам, иди к русским.

Выкладываю остатки товара перед дядькой в белом спортивном костюме. Полтора десятка отверток, сверла, набор вилок и ножей, штук пять сбивалок.

– За сколько возьмете все?

– За сто тысяч.

– Может, хоть сто пятьдесят?

– Нет, сто. У тебя ничего такого нет, это все привозят. А сейчас, знаешь, как товар плохо идет?

Другие перекупщики складывают товар в старый «фиат» с польскими номерами. На асфальте валяются газеты, куски картона, клеенки. Солнце садится за двухэтажные дома.

Автобус тормозит у стадиона в Варшаве. Рядом – еще десятка три автобусов, почти все с белорусскими, российскими и украинскими номерами. Старшая группы берет микрофон.

– На закупку – три часа. Ровно в тринадцать ноль-ноль все должны быть здесь, ждать никого не будем. Кто не успел – тот опоздал, будет сам добираться. И для тех, кто здесь первый раз, говорю: не ходите наверх, на сам стадион. Все то же самое есть внизу. А наверху – наши перекупщики, они хуже, чем рэкетиры. Заберут деньги и дадут пизды. Короче, я вас предупредила.

Иду по рядам с кожей. Жарища. Толстый черноволосый мужик пьет лимонад из желтого пластикового стакана. Среди его курток есть «косуха». Все, как у настоящей: косая железная молния, заклепки, ремень с пряжкой внизу, три кармана на молниях и один на кнопке. Только кожа слишком тонкая – обычная, как на всех других куртках. Внутри – бирка «Italy Style».

Я спрашиваю:

– Иле то каштуе?

– Осемдэсьте доларов.

Я мну руками воротник куртки.

– А дешевле?

Поляк мотает головой, я поворачиваюсь уходить.

– Седэмдэсьте пенть.

– Хорошо. В злотых это сколько?

Поляк вытаскивает калькулятор, считает.

– Мильон пентьсот пеньдесёнт.

– Померить можно?

Продавец снимает «косуху» с вешалки. Я сбрасываю свою куртку, кладу на баулы, надеваю «косуху». Поляк подносит зеркало. Куртка мне – самый раз. Даже добитые левые «ливайсы» смотрятся с ней хорошо.

Отсчитываю деньги, сую поляку, «косуху» не снимаю. Он дает мне черный пакет, я всовываю в него старую куртку.

До отъезда – больше двух часов. Я выхожу из ворот стадиона, иду по улице. На газоне у тротуара – свежая трава, бычки, смятые пачки от сигарет. Я сажусь на лавку, бросаю рядом пакет с курткой, задираю голову. По небу летит маленький белый самолет.

Стою в фойе журфака, жду звонка. Если Оля пошла на последнюю пару, то скоро должна спуститься. Недалеко от меня топчется чувак в грязных джинсах и черных высоких ботинках, с панковским гребнем.

Он замечает, что я смотрю на него, спрашивает:

– Сигареты есть?

– Нету.

Панк отворачивается.

Резко звенит звонок, я вздрагиваю. В фойе спускается народ. Много девушек в коротких юбках и платьях. Среди толпы – Оля, в черных джинсах и синей кофте. Она замечает меня, подходит.