И корабль тонет… - Владимир Гурвич

— Но человек не может жить, если его ничего не интересует, если ему ничего не доставляет удовольствие. Это аномально! — Шаповалов пристально взглянул на сына, но его слова не произвели на того ни малейшего впечатления.

— Не знаю, я как-то не думал об этом, — проговорил Филипп.

— А если подумать.

— Но зачем. Я делаю то, что мне надо. Не понимаю твоих претензий.

«А если он, в самом деле, не понимает, о чем я говорю, — подумал Шаповалов. — Нет, этого не может быть, не идиот же Филипп, в конце концов. По-своему он даже умен. Только ум необычайно странный, понять который сумеет далеко не каждый. Но главное даже не это, а то, что с таким умом далеко не уйдешь. И уж точно ничего не наживешь, а только все растеряешь».

— У меня нет претензий. Просто я хочу знать, чем ты занимаешься, что тебя интересует, чего ты хочешь? Согласись, для отца это вполне естественные желания.

— Разумеется, я готов отвечать на твои вопросы.

— Тогда ответь, не появилась ли у тебя девушка? — Шаповалов с замиранием сердца ждал ответа.

— Не появилась, — прозвучал невозмутимый ответ.

— И ты не пытался?

— У меня не было на это времени. Все уходит на учебу.

— Ты так серьезно к этому относишься?

— Не знаю, просто не остается времени — и все.

— Я часто встречаю студентов. Никто не жалуется на нехватку времени. У всех хватает его на самые разные вещи.

— Наверное, это так. Но у меня получается по-другому.

— Разве ты менее способный, чем другие?

— Да нет.

— Тогда почему?

— Я не знаю, так получается.

Шаповалов понимал, что вместо этого разговора можно было и молчать, результат был бы тот же. Самое ужасное, что он даже не представляет, как прошибить эту железобетонную стену. А прошибить надо, ведь он наследник всего его богатства. И дал же ему бог сынка. Точь-в-точь, как его мать.

Шаповалов вспомнил свою жену, но усилием воли прогнал ее образ. Он старался, как можно меньше думать о своем браке. Если бы не его производное — сын, он бы постарался навсегда вычеркнуть эти годы супружества из памяти.

Шаповалов решил больше не допытываться о том, как живет сын. Все равно ничего тот ему не скажет.

— Надеюсь, Филипп, тут тебе понравится, — произнес Шаповалов. — Это прекраснейший остров. Увидишь мою яхту, судно замечательное. Мы совершим большой круиз. Ты не против?

— Нет, буду рад.

Хоть чему-то он рад, подумал Шаповалов.

— К тому же тут собралась любопытная кампания. Обещаю, скучно не будет.

— Мне не бывает скучно.

— Никогда? — слегка удивился Шаповалов. — А вот мне кажется, что вся моя жизнь посвящена борьбе со скукой. Коли так, тебе будет легче жить.

— Может быть. Не знаю.

— Конечно, не знаешь, тебе еще рано это знать. И чем позже узнаешь, тем лучше.

— Тебе видней.

— Да, мне видней, — пробормотал Шаповалов. — Я много перевидал на своем веку. И могу с тобой поделиться своим опытом. Поверь, он многого стоит.

— Я верю, но не хочу.

— Тебя не интересует мой опыт? — уколола Шаповалова обида.

— Да, папа, он мне вряд ли пригодится.

— Этого никто не знает наперед.

— Мне так кажется.

— Поверь, все еще десятки раз переменится. Сейчас тебе кажется одно, а через какое-то время все будет выглядеть по другому. Мой тебе совет: ничем и никогда не пренебрегай. То, чего не надо сегодня, понадобится завтра.

— Мне вполне достаточно того, что я имею.

Шаповалов откинулся на спинку кожаного сиденья. Он провел рукой по лбу и смахнул пара капелек пота. Такого напряжения, как во время этой поездки, он испытывал не часто. Хотя попадал в самые разные ситуации. Черт его знает, как с ним разговаривать, как вести себя. Одна надежда на эту деваху. Пообещать ей чего-нибудь еще? Нет, вполне довольно, за то, что она выпросила, будет рыть землю.

Впереди показался белоснежный корпус яхты, и Шаповалов с облегчением вздохнул. Можно немного передохнуть, заняться другими делами. Хотя они тоже совсем не радуют.

— Приехали, Филипп. Видишь, это и есть наша яхта. — Шаповалов сознательно выделил интонацией слово «наша», но Филипп никак не отреагировал на намек отца. Он лишь бросил беглый взгляд на корабль и отвернулся, рассматривая нависающие над морем горы. Зрелище было красивым, но Шаповалов предпочел, чтобы сын рассматривал бы кое-что другое.

— Рад сообщить, господа, что мы начинаем нашу работу. Надеюсь, вы прониклись моим замыслом. Теперь попробуем воплотить его в жизнь. Я долго думал, с чего начать. Я не слишком разбираюсь в кино, но я с раннего возраста любил смотреть фильмы. И люблю до сих пор. И мне кажется, что кое-какие представления у меня все же есть. Если они неправильны, то вы не стесняйтесь, поправляйте меня. Я хочу, чтобы в этом вопросе мы с вами были бы на равных. Дмитрий Борисович, вы уяснили, спорьте, опровергайте. Я открыт к дискуссии.

— Это очень замечательно с вашей стороны, — произнес Суздальцев. — Мы непременно воспользуемся такой возможностью, — посмотрел он по очереди на сценаристов.

Шаповалов тоже посмотрел на них. Ромов моментально ответил ему подобострастным взглядом, Шаронов же сидел с безучастным лицом. Его выражение напомнило ему выражение лица сына. К Шаповалову пришла вдруг странная мысль, что между этими людьми есть нечто общее. Он бы не хотел, чтобы его ощущение оказалось верным.

— Главная мысль моего фильма должна быть следующая: энергичный, инициативный человек способен добиться всего, для него нет непреодолимых преград. Именно такие люди соль земли, без них общество давно бы загнулось, превратилось бы в стоячее болото. Нас очень мало, но наше значение велико. Да мы не идеальны, у нас много недостатков, даже пороков. Но они искупаются тем, что мы делаем для человечества. Эта плата за наш вклад в его развитие. Более того, без нас оно не было бы таким, какое есть сейчас. Мир, черт возьми, не то, что не идеален, по своей сути он ужасен. Он мерзок, отвратителен, как этот графин водой, до краев наполнен жестокостью, а также тупостью и леностью подавляющего количества обитателей этой планеты. Они ничего не желают делать, но хотят все получать. Вот тот фон, на котором нам приходится работать. Не знаю, как вы его покажите, но он должен непременно присутствовать в фильме. Без этого, он не станет тем произведением, какое я хочу видеть. Что вы мне ответите господа? — Невольно взгляд Шаповалова уперся в Шаронова.

Тот тоже посмотрел на него.

— Мир таков, каким мы представляем его в своем сознании, — произнес Шаронов. — Если мы хотим его видеть отвратительным, отвратительным, он и будет.