И тринадцать белых карликов - Ольга Арзамаcцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не пытаюсь, просто я… корабль! – Двенадцатый запнулся, и Ада почувствовала сильное волнение, исходящее от него.
«Кажется, я вывожу команду из равновесия, капитан мне точно спасибо не скажет… Но похоже, что этот парень просто долго не общался по-человечески, хотя раньше имел такую возможность. Если аккуратно распределить общение так, чтобы сильного сенсорного голода не возникало, его чувства тоже станут спокойнее. Надо будет толкнуть эту идею капитану до того, как он попытается от меня избавиться…»
– Послушайте, «корабль», – вздохнула Ада. – Могу я задать вам личный вопрос?
– М… попробуйте… – неуверенно отозвался тот.
– Тут капитан давеча рассказывал, что при комплектации «Небесных Андроидов» им пересаживают сознание, выращенное в антропоморфных моделях, вроде той, что у капитана. С кораблями дело обстоит так же?
– Почему вы считаете этот вопрос личным? – тихо спросил Двенадцатый.
– Если бы речь зашла о пересадке моего сознания, я бы посчитала этот вопрос личным, – отозвалась писательница. – Так могу я получить ответ?
– Видите ли, мэм… – медленно отозвался Двенадцатый. – Для управления крупным межпланетным кораблем и его шаттлами не нужна ни мелкая, ни крупная моторика, зато желательно наличие достаточно сложных комплексов психических реакций, поэтому сознание кораблям пересаживают уже после полного формирования личности. Тут, правда, есть небольшая проблема: связь между телом-донором и психикой к этому времени уже полностью формируется, так что совершенно разделить их невозможно. Другими словами, пока я управляю кораблем, мое тело находится в гибернации. Иногда меня даже выпускают погулять. Редко, правда…
И была в этом всем какая-то глухая безотчетная тоска – ощущение дискомфорта, который пытаешься скрыть даже от себя самого…
Ада невольно прижала кончики пальцев к бровям и тяжело опустилась на краешек кровати.
– Ох, Двенадцатый… – почти простонала она. – Должно быть, это непростая работа…
– Что случилась, мэм? – Писательница почти кожей чувствовала его досаду. – Вам меня жаль? Право же, зря… Конечно, моя работа требует определенной квалификации, но и тех, кто может ее выполнять, гораздо меньше, чем кораблей, которые в них нуждаются. Так что, по сравнению с другими киборгами, у меня достаточно привилегированное положение, и я могу позволить себе многие выходки…
«Но не можешь сидеть в уютном кресле и попивать кофе…» – тихо подумала Ада.
– Я действительно восхищаюсь вами… – совершенно искренне выдохнула она. – У вас очень сильная личность… у вас и у капитана тоже… – «Пройти через все это и сохранить волю к жизни…» – одновременно думала она. – На самом деле я почти завидую…
В тот же самый миг у нее возникло странное чувство, словно поток ветра подхватил ее и поднял к потолку. И уже через секунду она собственными глазами видела каюту и слышала ее собственными ушами, и, в то же самое время она видела слышала и чувствовала весь корабль и всех, кто в нем находится. Вот Марго в ужасе взирает на ее спину широко открытыми глазами. Вот Серж дрыхнет в своей каюте, прикрыв лицо старым порножурлалом. Вот капитан вскочил с кресла в своем кабинете. Вот еще одиннадцать парней с беспокойством следят за происходящим… Но зрительные образы оставшихся членов «черной команды» были какими-то нечеткими. Кажется, восприятие происходящего кораблем несколько отличалось. И информация обретала четкую форму лишь в том случае, когда в ее собственном сознании находились зрительные и сенсорные аналогии.
И вместе с этим у нее было ощущение, будто ее осыпают ласками. Это было похоже одновременно и на поглаживание, и на обнюхиванье, и на легкий ветерок, и на прикосновение крыльев бабочки, и на щекотку, но в действительности ни на что не было похоже. Просто Ада нутром чуяла, что должна подбирать аналогии, доступные ее обычному сознанию, или потеряет связь с телом.
И все же в этих ласках было что-то знакомое. Похожее чувство возникало, когда Джейк в былые дни касался ее кончиком носа. Он почему-то все время тянулся к ней носом, особенно незадолго до несчастного случая. В этом робком жесте всегда было столько нежности, боли и страха… Однако на этот раз это не был Джейк, это был корабль.
– Послушай, Двенадцатый! – голос капитана доносился до нее словно сквозь массивную водную толщу. – Я все понимаю: у тебя пубертатный возраст, тебе тяжело, но это уже слишком – отпусти ее немедленно! Это приказ!
– В чем дело, капитан? – в ответе корабля чувствовалась злая насмешка, смешанная с отчаянием. – Вы все равно хотите заставить ее синхронизироваться с СУ Так пусть сначала сделает со мной – опыт сократит риски!
Фраза «сделает это» была произнесена с такой интонацией, словно Двенадцатый видит в синхронизации разновидность любовной игры. В то же время отчаяние мальчишки, загнанного в ситуацию, когда даже собственное тело чувствуешь с трудом, полоснуло Аду словно ножом. Он определенно уже был готов вцепиться в каждого, кто протянет к нему руку. Она сосредоточилась и постаралась смоделировать прикосновение, которыми тот так лихорадочно одаривал ее сознание.
Попытка получилась удачной. Двенадцатый перестал суетиться и даже как-то весь подобрался, прислушиваясь к своим ощущениям, и затем снова коснулся писательницы, уже куда более осознанно и нерешительно. Ада снова ответила. Следующее прикосновение корабля было глубоким и долгим, словно бы он попытался ее обнять и замер в таком положении.
– Вот так, тихо, малыш, не беснуйся, – выдохнула Ада.
– Еще… – томно попросил корабль.
– Госпожа Пеночкина… – с нескрываемым раздражением позвал Нулевой.
Чувствуя, что парнишка снова взбесится, если не получит желаемого, Ада снова коснулась его.
– А теперь прояви немного мужества и подожди, – мягко, но решительно сказала она. – Мне нужно поговорить с капитаном.
6
– Я не пытаюсь с вами спорить, капитан, – с некоторым усилием произнесла Ада. – Я прошу разрешение на внесение предложения…
– Она все еще разговаривает… – сказал кто-то из «черной команды».
Капитан с раздражением сложил на груди руки.
– Ну, валяй, предлагай…
– Позвольте обнять мальчишку, сэр. Вы, конечно, можете сказать, что я, мол, разлагаю неокрепшую детскую психику своей бабской жалостью. Но команда у вас, судя по всему, опытная, привыкшая уже на износ работать, и прецедент бы не возник, если бы ситуация не вошла в штопор. Может, нужно-то всего чуток обороты сбавить, чтобы парень снова стал шелковым… – Мир перед глазами писательницы поплыл, теряя былую ясность очертаний. – Ой, кажется, я невнятно изъясняю… – пробормотала она, безуспешно пытаясь предугадать реакцию в напряженном молчании киборгов.
– Для формы разума, пребывающей в таком… подвешенном… состоянии, вы объясняетесь даже слишком внятно и чересчур многословно, – хмыкнул капитан. – А что имелось в виду под словом «обнять»?
– Не имею словарного запаса, чтобы пояснить, – Ада решила прислушаться и быть краткой. – Думаю, вам это должно быть лучше моего известно…
– Ну… предположим, я понимаю… – вздохнул капитан. – Но мы здесь такие вопросы решаем медикаментозно.
– Оно, конечно, тоже способ, – не сдалась писательница. – Но моя матушка всегда говорила, что без доброго слова технику как следует не починишь. Знаете, как профессионально она холодильники заговаривала, те иной раз и вовсе без ремонта включались…
– То есть у тебя это наследственное, а я почему-то случайную мутацию заподозрил…
– На медикаментах тоже, знаете, не грех сэкономить… – ввернула Ада.
– Ну да, – саркастически откликнулся капитан. – Только медикаментов у нас много, а ты одна. Ладно, даю полторы минуты. Если за это время наш шкодник тебя не отпустит – я поступлю по инструкции. Ты понял, Двенадцатый?
Двенадцатый понял все так хорошо, что попытался выпустить Аду еще до того, как та успела реализовать свой план. Сложно сказать, испугался ли он капитана или его впечатлило, как писательница, практически теряя сознание, все равно продолжала просить за него. Скорее всего, тут сыграли оба фактора.
В то же время Ада была не из тех, кто, уверовав в необходимость каких-либо действий, легко сворачивает с намеченного курса. Так что она каким-то образом таки успела вернуть то долгое прикосновение, прежде чем пришла обыденное состояние.
Вестибулярный аппарат практически сразу сообщил ей, что совершенно не согласен так жить. И она инстинктивно метнулась к санузлу, лишь над раковиной поняв, как сильно ускорились ее движения. А потом ее просто рвало, и довольно-таки долго.
Наконец она отдышалась, умылась и прополоскала рот.
– Прости… меня… – робко обратился к ней Двенадцатый.
– Забудь, – вздохнула писательница. – Еще две минуты и стакан воды, и я буду в порядке…