Новый год в октябре - Андрей Молчанов

Они вошли в комнату, и автоматически вспыхнул свет.

Вот, — поднял руку хозяин. — Квартира — робот. Двадцать первый, по видимоси век.

Но от двадцать первого века в комнате присутствовал только этот неестественный, цвета морской волны, свет — какой-то ощутимо-плотный… В остальном же здесь прочно обосновалось изысканное антикварное средневековье. Тут были и шкуры зверей, устилавшие пол, и тяжелая позолоченная мебель с гнутыми ножками, и пухлые, в потрескавшейся коже переплетов фолианты, жавшиеся друг к другу за узорчатыми стеклами нишах старинных книжных стеллажей.

Поляков чем-то щелкнул, дверцы секретера стрельнули вбок, и, волоча за собой молочнобелую змею провода, на Прошина выкатился уютный сервировочный столик: бутылка «Наполеона», два серебряных наперстка, конфеты и тонко нарезанный лимон на японском фарфоре.

«Пижон», — тускло подумал Прошин.

У меня сегодня такое ощущение, — Сказал Прошин, морщась от конфеты, в которой было пойло раза в два крепче коньяка, — будто я наелся стекла… Ладно. К делу. Я вляпался в скверную историю, и мне нужен совет.

И он рассказал все, даже о симуляции сердечного припадка, после чего они хохоталь так долго и весело, что у Прошина соскочили очки, опрокинув наперсток с коньяком.

Ну, Леша, история твоя не из ароматных… — Поляков вытирал лужицу на столике.

Но сам виноват. Мещанский у тебя кругозор. Надо же: такой вроде умный и такой дурак. И детали есть, и связи, а все как торшер без лампочки, стоит, пылится. А нет, чтобы создать свой круг. Чтобы и в НИИ все свои были, и на кафедре, и в вузах… А ты? Оглянись! У продавцов своя компания, у журналистов своя, у… куда ни сунься! У меня тоже. А у тебя?

Да откуда их взять, людей этих? — вопросил Прошин с мукой в голосе. — У меня есть народ… Машину сделать, ну…телевизор…

Телевизор… — Взгляд Полякова нес сочуствие. — Сам ты телевизор. Тебя только включить надо. В сеть. Людей откуда брать? Да их дивизии! Подойди к троллейбусной остановки в час пик и смотри. Кто первый в дверь заскочит, за шкирку и в мешок. Через час будешь иметь человек десять. Прытких и ловких…

Все это прекрасные схемы, — вздохнул Прошин. — Но в настоящий момент я сам в мешке. И как выбраться из него…

Я размышляю, — кивнул Поляков. — И уже почти знаю, что делать. Не скули, парнишка, все будет в полном о-кее. Я, Леша, беру над тобой опеку. Гляди… — Стеллаж с книгами отделился от стены, открыв черный прямоугольник взода в сиежную комнату; вспыхнуло голубое сияние, и перед Прошиным действительно предстал двадцать первый век.

Он увидел маленькую, великолепно оборудованную лабораторию. Стены, заставленные приборами, высокое кресло на ножке- стержне, стенд, а на нем интсрументы для тончазшей пайки и измерений; какие-то щипчики, лапки; микроскопы в золотистой полиэтиленовой пленке… И все сверкало цветным пластиком, хромом и чистотой.

Свет погас, стеллаж с книгами отъехал на прежнее место, и вокруг вновь возродилось средневековье на переломе к ренессансу.

Вторая комната, — пояснил Поляков. — Вопросы есть? Поясняю. Я надомник.

Понимаешь, в последнее время народ резво берет западную аппаратуру…

Ты чего… мастер дядя Вася?

В самую, старина, точку. Звучит оно, конечно, пошловато, но дело в масштабе…

О! — Он тряхнул толстенной записной книжкой. — Здоров талмуд? Клиентура…

Тебе надлежало родиться и жить в западном полушарии, — устало заметил Прошин.

Мне, да и тебе, — Поляков щурился от табачного дыма, — жить именно здесь надо.

Да! — вспомнил Прошин, кинулся в прихожую и вернулся с портфелем. — У меня есть бумага с подписью Бегунова. Чистая. Вот.

Липа? — деловито спросил Поляков, разглядывая подпись.

Все подлинно! Это случайно вышло. Лист прилип…

А Бегунов? Он в курсе твоих…

Нет, он сейчас в больнице, на обследовании…

Ну тогда… порядок! Живем! Кстати, как ваш анализатор?

В печенке он у меня, анализатор этот, — проговорил Прошин, глядя, как Поляков достает пишущую машинку.

Вот что, — отозвался Поляков, присматриваясь к фразам, рождавшимся под ударами литерных молоточков. — Мы договоримся так: я даю тебе мини- авансик, вытаскивая ваше дебильство из заварушки; я открываю вашему олигофренству райские перспективы, но в оплату в ближайшие лет пять ты занимаешься онкологией.

Тебе- то что с него что, с анализатора…

Ха! Да на разработку такой техники можно выписать все! Японские блоки, штатские интегралки… Все это идет ко мне, а я, конечно, прилично плачу. Деньгами, своими игрушками, тряпками, картинами, книгами, выпивкой… Ну, как тебе такой концерт для фортепьяно с роялем?

Рояль —  это ты? — спросил Прошин хмуро.

Угу. Теперь так. Чувство меры у меня безукоризненное. Как у штангенциркуля.

Обжираться осетриной, чтобы потом треску трескать, да и ту по праздникам, при всей разухабистости своей натуру я себе не позволю. Анализатор же — конек, на котором мы с тобой весь белый свет обскачем. Как? Подписывает тройной договор. Врачи, вы и наш НИИ.

То есть мы работаем на медиков сообща. А тут-то зарыта породистая собака! — Разгоряченный идеями, Поляков стянул с себя шерстяную кольчужку свитера. — С министерством проблем нет. Будут мотивировки — пошлют куда- хочешь. А их куча! Рак — проблема мирового значения. Нахрапом, естественно его не взять… Я это к чему… К тому, что на своей специфике как таковой далеко не уеду. А вот если вкрутить меня в дело… В общем ты мне остро необходим. Далее. Срочно вычищай всяких лукьяновых, и я помогу набрать покорных, расторопных ребят. А то что такое? Все тобой помыкают, любая сволочь.

Нехорошо, согласен?

Ой, умрешь… — вздохнул Прошин.

Командовать надо самому, постоянно держа коллектив в здоровом напряжении.

Только к чему все это? — машинально спросил Прошин.

Что?

Да так… Все это в итоге бесцельно.

Поляков откинулся на спинку кресла, сложив руки на груди.

Мне ясно. — Выбритые складки его щек брезгливо дернулись. — Ты просто лентяй с покушением на философию Гамлета. Быть или не быть? Так, что ли? Запомни, друг дорогой, с подобными душевными муками дело кончается дурдомом. Вы это бросьте, ваше величество… Ты живи, понял? Езди по свету, не считая денег, целуй красивых баб и читай интересные книги. Кстати, в какой-то их них сказано: не принимай жизнь всерьез, иначе крышка, задавит она тебя, жизнь-то… Не помнишь, кто это сказал?

Н-нет.

Значит, это сказал я.

Проснулся Прошин с теми же мыслями, с которыми и лег спать. А думалось просто и безответно: что будет?

Заседание партбюро назначили на три часа в кабинете заместителя директора, и ровно без одной минуты три Прошин вошел туда, мгновенно отметив: все тот же состав бюро.

Мясищеев — генерал- майор в отвтавке, — секретарь парткома — сталь в глазах и никакого юмора — и заместитель директора Далин — усталый, болезненный человек, из-за постоянных недомоганий собиравшийся на пенсию.

Вернемся… к прерванному разговору, — буркнул секретарь.

Мясичев грустно закивал головой. Далин отвел взгляд в сторону.

Значит так, начал Прошин, невольно подражая интонациям Полякова и обретая тем самым некую уверенность. — Насколька мне известно, в настоящий момент я фигурирую как мошенник, должный дать ответ за содеянное. Должен разочаровать: дело обстоит не столь захватывающе, как оно кажется. Я всего лишь жертва проблемы внутренней экономической неразберихи отдельной организации, а точнее нашего НИИ. Раскрою суть. Ни для кого не секрет, что при отсутствии в бухгалтерии наличных средсть платить за государственные интересы приходится, применяя практику липовых премий. Чтобы приобрести то, что не купить и за наличные, существует практика обмена с теми организациями, которые имеют нужное нам, на не имеют нужное им, что есть у нас. Мы списываем и дарим им, они списывают и дарят нам…

Так, — перебил его секретарь. — И что же подарили нам?

Да? — спросил Далин. — Что… подарили?

Микросхемы, — сказал Прошин. — Согласно договору… — Он вытащил из папки лист бумаги.

Лист пошел по рукам.

М-мм… — промычал Далин. — Подпись директора…

А с их стороны — Поляков, — сказал Прошин. — Это их акты…

Он выложил остальные бумаги. На актах стояли печать.

«Свежие…», — подумал Прошин с досадой.

Но не все сходится, — сказал Мясищев. — Здесь или неполная опись…

Да, — признал Прошин скорбно. — Возможно. Но порой подобной практикой приходится пользоваться без отоборажения ее в докуметах… И, если что-то не сходится, речь наверняка идет о мелочах…

Магнитофоны, комплект измерительной аппаратуры — мелочь, конечно…прокомментировал секретать.

Ну хорошо, можно вычесть из моей зарплаты, — сказал Прошин зло.