Теневая история Евросоюза. Планы, механизмы, результаты - Елена Пономарёва

На встрече в Мадриде в отношении плана ещё были определённые разногласия: если Ф. Миттеран и Ж. Делор поддерживали единую валюту, то Маргарет Тэтчер от неё отказалась, в то время как Г. Коль колебался. Однако последующие бурные события, связанные с объединением Германии, изменили ситуацию. Дело в том, что процесс поглощения ГДР Западной Германией воспринимался крайне остро французским правительством. Как писала тогда газета «Le Monde», «каждое слово может пробудить во Франции спящие страхи увидеть, как от 75 до 80 млн. немцев провозглашают наступление “Четвёртого рейха”». Описывая в своих воспоминаниях "Verbatim" этот период, известный мондиалист, тогдашний советник Миттерана Ж. Аттали, бывший фактически его серым кардиналом, писал, что Франция, боясь потерять своё политическое место в Европе, пыталась воспрепятствовать объединению Германии, но когда это оказалось невозможно, она обязала свою союзницу согласиться на Европейский валютный союз, прекрасно понимая, что это противоречит интересам ФРГ[118].

Таким образом, как это подтверждали и другие сотрудники Ф. Миттерана, Франция потребовала от Германии присоединения к валютному союзу в качестве условия признания присоединения ГДР к ФРГ. Г. Коль, в свою очередь, настоял на том, чтобы Европейский центральный банк был независим от политических властей. Как писал французский политик Ю. Ведрин, «идея валютного союза витала в воздухе начиная с 1970-х гг., с появлением плана Вернера. Но настоящее решение об этом, принятое в Страсбурге в декабре 1989 г., стало возможным только при особых обстоятельствах, созданных объединением Германии, и в силу личных отношений между Ф. Миттераном и Г. Колем и их виденьем будущего Европы». Как доверительно сообщил Г. Коль одному из своих французских собеседников, «Ф. Миттерана интересовали только два пункта: право голоса иностранцам и... определение конечной даты введения единой валюты»[119].

В 1991 г. Круглый стол издал доклад «Промоделировать Европу», в которой был предложен график создания экономического и валютного союза, фактически воспроизведённый в тексте Маастрихтского договора об образовании Европейского союза, подписанного в феврале 1992 г. А в дальнейшем решающее значение в создании единой валюты стала играть возглавляемая А. Давиньоном Ассоциация валютного единства Европы, основанная в 1991 г. пятью ТНК, входящими в ЕКС.

Маастрихтский договор, вступивший в силу в ноябре 1993 г., предусматривал не только создание экономического и валютного союза, но и формирование союза политического. После подписания договора страны ЕС перешли к проведению общей экономической и финансовой политики, конечной целью которой было введение единой валюты, и начали поэтапный переход к введению общих правил в сфере государственного бюджета, инфляции, процентных ставок для всех членов будущего валютного союза (дефицит госбюджета не должен превышать 3%, государственный долг — не выше 60% от ВВП и др.). Главными стратегическими целями были названы независимая денежно-кредитная политика и полное снятие ограничений на движение капиталов.

В 1990-е и последущие 2000-е гг. последовательно была воплощена большая часть планов финансовых элит в отношении Европы, разрабатываемых в течение многих десятилетий, на реализацию которых работала целая сеть открытых и скрытых теневых структур. В 1998 г. был создан Европейский центральный банк; в 1999―2001 гг. было введено евро, вначале — в безналичный, а с 2002 г. — в наличный оборот; расширяются функции Европарламента и Еврокомиссии; складывается единое европейское правовое и единое информационное пространство; формируется новая концепция человеческой личности, которая не должна препятствовать установлению тотального электронного контроля над каждым членом общества. Но главным препятствием на пути построения нового порядка остаётся государственная власть, поэтому именно по концепции национально-государственного суверенитета и наносится основной удар.

В последние годы национальный суверенитет подвергается уже открытой и острой критике. О его устарелости неоднократно говорил сам Д. Рокфеллер, наиболее известными высказываниями которого стали следующие: «Наднациональный суверенитет интеллектуальной элиты и банкиров безусловно, предпочтительней принципа самоопределения народов» (1991); «Мы стоим на пороге глобальных перемен. Все, в чём мы нуждаемся, — это в масштабном кризисе, и тогда народ примет новый мировой порядок» (1994); «Что-то должно заменить правительства, и мне кажется, что наиболее подходящей для этого является частная власть» (1999).

Подготавливая человечество на протяжении последних лет к необходимости принятия идеи глобальной власти, мировые элиты использовали различные социальные технологии. Однако, так же как и в начале 1970-х гг., они нуждались в очередном мощном потрясении, которое превратило бы их «дискурс» в глазах мировой общественности в реальную и единственно оправданную программу действий.

Таким инструментом и стал развязанный ими в 2008 г. мировой финансово-экономический кризис, с началом которого лидеры западного сообщества стали настойчиво внушать человечеству мысль о том, что из этого потрясения «мир выйдет иным». И если образ «обновлённого мира» только начинает прорисовываться, то главная идея его уже вполне ясна: если вы не хотите всеобщего хаоса, необходимо ввести единое «глобальное управление», что в переводе с мондиалистского языка означает: если не согласитесь на «глобальное управление», мы устроим вам хаос. Глобальные элиты реально перешли к завершению замены власти государственной своей собственной, частной властью глобального масштаба.

Процесс этот осуществляется двумя путями. С одной стороны, международные организации всё более выявляют свой наднациональный характер и превращаются в наднациональные органы управления, деятельность которых не согласуется с принципами и нормами международного права. С другой стороны, государственные сферы деятельности последовательно переходят в руки частных структур, что осуществляется посредством так называемого аутсорсинга, при котором государственные функции передаются частным фирмам, выступающим в роли подрядчиков, а для решения внутренних задач организации привлекаются внешние по отношению к ней лица. Особенно активно этот процесс идёт в США, где в руки корпораций переходят военное дело, пенитенциарная система, разведывательная деятельность, контроль за информацией и др. Но если здесь господствует «свой», частный капитал, то в странах периферии приватизация функций управления создаёт условия для передачи их в руки иностранного капитала.

Таким образом, создаётся общемировая система тотального финансового, правового, политического, военного и электронного контроля со стороны частных корпораций, которая будет опираться на масштабный карательный аппарат (типичный пример обкатываемой для этого модели представляет собой Гаагский трибунал). Система эта использует принцип «сетевого» управления, который позволяет встроить в любое общество параллельные структуры власти, подчиняющиеся внешним центрам принятия решений и легализуемые с помощью доктрины первенства международного права над национальным. Оболочка остаётся государственно-национальной (сохраняются внешние атрибуты суверенитета, государства несут формальную ответственность), а реальная власть становится транснациональной. Ж. Аттали называет это «глобальным правовым государством».

И в этом плане, что бы ни говорили о проблемах Евросоюза, надо понимать: разваливается не Евросоюз, а государственная система управления, поскольку любой кризис, ударяющий по национальной экономике и национальной социальной системе, используется для укрепления наднациональных европейских структур.

Характерно, что именно в разгар кризиса в декабре 2009 г. лидеры 27 стран подписали Лиссабонский договор о реформе ЕС, серьёзно поменявший облик Европы, которая становится всё более похожа на конфедерацию. Он существенно расширил полномочия Европарламента, создал должность председателя Совета ЕС («президента ЕС»), избираемого на 2,5 года, а также «министра иностранных дел», отвечающего за внешнюю политику и безопасность ЕС. Но интересно, что на этот раз архитекторы Единой Европы не очень озаботились тем, чтобы скрыть реальные механизмы управления европейскими институтами. Дело в том, что по поводу первого «президента» ЕС, бывшего бельгийского премьера Хермана ван Ромпёя, пресса даже не скрывала того, что он является креатурой Бильдербергского клуба. Целый ряд официальных изданий сообщил, что 15 ноября, за несколько дней до избрания, X. ван Ромпёй встречался с руководством этого клуба в брюссельском пригороде Валь Дюшес, где выступил с речью, в которой, в частности, подчеркнул необходимость тщательно продумать осуществление структурного финансирования ЕС и предложил в качестве возможной меры введение единого «зелёного» налога, поступающего непосредственно в Брюссель. Открытое освещение этого события прессой, которая обычно тщательно скрывает всё, что касается деятельности теневых структур, многие расценили тогда как непосредственный сигнал членов Бильдербергского клуба о том, что они являются настоящими хозяевами Европы и не считают больше нужным это скрывать.