Сайонара - Сьюзен Баркер

– А я была уверена, что мы горим, – заметила Марико. – даже почувствовала запах дыма. Успела вспомнить присказку: «Для смерти есть места и получше, чем хостесс-бар».

– Для работы есть места и получше, чем хостесс-бар, – в тон ей ответила я.

Марико улыбнулась, на щеках образовались ямочки.

– Три месяца, – сказала она, – и я смогу выплатить долги отца, а затем вернусь в Фукуоку.

– Через три месяца и меня здесь не будет, – заметила я. – Давай устроим совместную прощальную вечеринку?

Я ела в два раза быстрее, чем Марико. Затем воткнула палочки в остатки риса – палочки стояли прямо, словно деревянные ходули. Я отпихнула пиалу и взяла сигарету. Марико подняла глаза от края чашки, из которой пила, и, расплескав свой суп на стол, быстрым движением вытащила мои палочки.

– Никогда так не делай, – строго сказала она, словно я по ошибке включила фен в радиорозетку. – Плохая примета… Так мы предлагаем рис умершим.

– Я не суеверна, – пожала плечами я.

– А им все равно, – ответила Марико, – суеверна ты или нет.

Марико вновь принялась есть суп. В комнате стало тихо – только тикали часы да слышалось недовольное цоканье.

Для Марико работа в баре не была первой работой в ее жизни. Сначала она была учительницей младших классов. Через год после того, как Марико стала работать в школе, на ферме ее отца начались проблемы. Ему пришлось взять большой заем, и Марико устроилась в бар, чтобы помочь семье выплачивать ежемесячный взнос. Марико никогда не уточняла, чьим это было решением, ее или отца.

В баре Марико пользовалась успехом, хотя никогда не пыталась заигрывать с клиентами или провоцировать их на сексуальные отношения. Ее свежесть и естественность, а также принятая на себя роль официантки и советчицы, составляли секрет Марико. Некоторые клиенты шли в бар вовсе не за сексуальным стимулом, им хотелось, чтобы с ними понянчились, словно с маленьким детьми. Хотелось отвлечься от жесткой борьбы за выживание в своих фирмах и корпорациях. В то время как я пыталась развеять мрачность клиентов игрой с напитками, Марико внимательно выслушивала их нытье и несколькими искусно подобранными словами умела убедить клиентов в том, что их проблемы не стоят выеденного яйца.

Я все время забывала, что Марико – еще подросток. Меня поражало в ней отсутствие интереса к музыке, моде, сверстникам – в ее годы эти увлечения занимали все мои думы. Целыми днями Марико могла гулять по улицам или смотреть телевизор. Она готовила еду, убиралась в квартире, всегда была приветлива и ненавязчива. Единственный раз я видела, как Марико вышла из себя. В четыре утра Юдзи курил косячок на кухне. Марико выскочила из комнаты в пижаме с песиком Снупи на груди и заявила, что не потерпит в своем доме наркотиков. Юдзи так удивился ее гневу, что тут же загасил сигарету и стал сбивчиво извиняться. Впрочем, Марико не возражала против курения. Она говорила, что привыкла к табачному дыму, потому что в ее семье все курили. Иногда, приходя с работы, я находила свои пепельницы вымытыми и высушенными.

После того как я приняла душ и переоделась, мы с Марико отправились на работу. Дождь только начался, и мы постояли в фойе, рассматривая море зонтов внизу. Затем все-таки вошли в пропахший сыростью лифт. На шестом этаже не было окон. При желании мы могли представить себе, что на улице солнечно, как в Дубае, и это было самым мудрым решением.

Моя смена началась в баре, где я смешивала напитки и перебрасывалась короткими фразами с одинокими посетителями, сидевшими у стойки. Сегодня на сцене пел японец в ковбойской шляпе. Я протирала пепельницы и наблюдала за ним в неверном желтоватом свете ламп. Печальные «Деревенские дороги» Джона Денвера неожиданно заставили меня испытать укол тоски по Англии.

Пару часов в баре царило затишье. Я смешивала виски для толстого главы строительной фирмы и без устали потчевала его закусками по запредельным ценам. Он спросил меня, умею ли я пользоваться палочками, и я, играя, достала палочки и продемонстрировала свое умение, перенеся арахис из одной чашки в другую. Тогда он спросил меня, приходилось ли мне трахаться с японцем, на что я вежливо рассмеялась и заметила, что это мое личное дело. Кондиционер работал на максимуме, однако на лице клиента блестел пот.

Около девяти часов к клиентам вышла Мама-сан. Она останавливалась у каждого столика, болтала и смеялась, в шутку интересуясь, умеют ли ее девушки подать себя. Десятилетия работы в баре не прошли даром: Мама-сан обладала чудовищной интуицией, кто-кто, а уж она-то умела влезть собеседнику в душу. Знала, когда следует расспросить клиента о семье, когда закатить глаза при упоминании о старых добрых временах, когда отпустить непристойную шутку, а когда и посетовать на величину индекса Никкей или политику правительства. Чувствовалось, что в свое время Мама-сан была одной из самых ярких и талантливых представительниц своей профессии.

Мама-сан остановилась у бара. Господин Бойанж прижался к ее кремовой шелковой блузе. Хозяйка поздоровалась с боссом строительной фирмы, взвизгнув, словно длиннохвостый попугай.

– Мията-сан! Сколько лет, сколько зим! Как поживает маленький Такима-чен? В школе учится? Уже? Как быстро растут дети… А как ведет себя Мэри-чен?

Мама-сан ущипнула меня за талию и сказала, что я слишком костлявая. Я притворно рассмеялась. В отместку я взъерошила челку господина Бойанжа.

– Какой славный песик! – проворковала я.

Мама-сан захихикала, словно такой обмен любезностями был для нас самым обычным делом. Провести господина Бойанжа, однако, оказалось не так легко. Пес уставился на меня черными мстительными глазками.

– А как ваш сын? – осведомился глава строительной фирмы. – Должно быть, уже в колледже учится.

– В колледже? Боже упаси! – Мама-сан издала колючий смешок. – Юдзи работает курьером на мотоцикле.

Строительный босс одобрительно кивнул.

– Умный парень, – сказал он. – Зачем тратить время в колледже, когда можно набраться опыта и знании прямо в деле? К тому же красавчик. Держу пари, девушки так и вешаются ему на шею.

Мама-сан рассмеялась.

– Да эти куклы Барби ему проходу не дают! У него столько подружек, что мне пальцев на руках не хватит, чтобы сосчитать. А ему, негоднику, на всех наплевать, он ведь еще так молод!

Улыбка сползла с моего лица. Мама-сан пожелала строительному боссу приятного вечера и направилась к столику Кати. Я наблюдала, как она приветствует клиента, как широко улыбается ему, как трясутся от смеха ее телеса под тонким шелком блузки. Какое мне дело до того, что она говорит или думает? Она ошибается, если думает, что у нее хватит сил выпихнуть меня из жизни Юдзи.

Строительный босс начал рассказывать увлекательную историю о том, что ему приходится каждый вечер проходить шесть километров с грузом на спине, что для него это сущий ад с его-то замедленным метаболизмом, а пивной живот и не думает исчезать.

– Я также привязываю двухкилограммовый груз к каждой лодыжке, – добавил он.

Через плечо я видела, как Мама-сан направляется в свой кабинет, а за ней с видом провинившейся служанки шагает Катя. Мама-сан приглашала девушек в кабинет во время смены, только если они в чем-нибудь серьезно провинились. (Так однажды Сандрин заявила, что не собирается больше работать вместе со школьницами-малолетками.) Чувство самосохранения Кати, впрочем, не позволит ей выдать что-нибудь подобное. Дверь кабинета Мамы-сан а через минуту снова открылась. Катя вышла с пылающими пятнами на щеках – по всему было видно, что ее гордости нанесен удар. Она направилась к выходу. Я извинилась перед клиентом и последовала за ней.

Катя с искаженным лицом стояла перед лифтом, беспрестанно нажимая на кнопку. Кабель жалобно скрипел где-то между этажами.

– Катя, куда ты? – спросила я.

– Вниз. Если этот лифт когда-нибудь придет. Хотя скорее всего я тут успею превратиться в такую же старую злыдню, как Мама-сан.

С металлическим стуком двери лифта открылись. Наши фигуры отражались в полированных стенах: я с серебряными кольцами в ушах и высоким хвостиком, Катя с блестящими черными волосами и гибкими обнаженными плечами в платье без бретелей.

– Что случилось? – снова спросила я. – Тебя выгнали?

Катя повернулась ко мне. Ее макияж, такой яркий и соблазнительный в темноте бара, в голом свете коридора казался вычурным и безвкусным. Фиолетовые тени, розовые румяна… хотелось взять салфетку и стереть всю эту краску.

– Да нет, все не так страшно. Сегодня вечером Мама-сан ошиблась – поставила в расписание лишних девушек, поэтому она позвала меня и заявила, что я зря пришла сегодня на работу.

– А ты уверена, что сегодня должна была выходить?

– Абсолютно. Мой выходной – в воскресенье, а никак не сегодня.

Двери лифта захлопнулись. Катя ругнулась на родном языке и снова нажала на кнопку вызова.