Стихотворения - Балинт Балашши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что есть моя душа в сем океане зла?
Нещадный огнь любви спалил ее дотла.
Все, что осталось мне ~ лишь пепел да зола.
И нет исхода мне! Судьба моя страшна!
Отныне только та спасти меня вольна,
В чьи руки отдал я всю жизнь свою сполна.
Но видно, что мечта несбыточна сия!
Безжалостна со мной прелестница моя —
Лишь муки тяжкие претерпеваю я.
Лишь муки тяжкие!.. За то, что я влюблен
В нее без памяти, я ныне награжден
Одним страданием, а нежности лишен...
Проснувшись у ручья в огне любви, как есть,
Я на венгерский все решился перевесть,
Чтоб милой Юлии в подарок преподнесть.
(Д. Веденяпин)
ПЯТИДЕСЯТОЕ
(Поэт) сравнивает Юлию с любовью, начиная это сравнение с похвалы Юлии
На мелодию «Лишь тоска и горе»
О, Юлия, просты мои слова: лишь ты
любовь до днесь и мука.
О, Юлия, не жаль, что я познал печаль
и радость — всё наука!
Ты, Юлия, одна мне Богом суждена —
жизнь будет в том порука!
Я слышу глас речей владычицы моей —
рекла сама любовь!
Взгляд бросит мне вдогон — и сразу дух смущён —
тот взгляд — сама любовь!
Ты безмятежно спишь — я воздыхаю лишь —
почиет так любовь!
Она — как свет в окне, лекарством стала мне,
звездою путеводной;
Не жду иных услад, она — тенистый сад,
больной душе угодный.
Люблю! И одному утехи ни к чему,
мир без неё бесплодный.
Когда она поёт, смеётся, ест и пьёт,
сбирает вкруг подруг,
Ступает, ждёт письма, я знаю: к нам сама
любовь нисходит вдруг.
И заключу вконец: с колчаном сорванец
ей первым стал из слуг.
О, кто сыскал в раю божественну мою,
чей лик свежее роз?
Ужель с Олимпа взят прелестницы наряд? —
у всех в устах вопрос.
А если вдруг в ночи златятся нам лучи —
то блеск её волос.
Вот в танце пролетя, резвяся и шутя,
свой стан не колыхая,
Она скользит вперёд — так лодочку несёт
течение Дуная.
Как произнесть вослед, что ей соперниц нет,
достойных слов не зная?
Взмахнуть довольно ей лишь юбкою своей —
вновь чувства млеют: верь!
Но участь дурака мне больше не сладка,
и горько мне теперь,
Когда я сознаю, сколь много в жизнь мою
мук входит и потерь.
Да! Мой удел таков, хотя утешных слов
у мудрецов хватает.
В аду есть грешник. Он к страданью осуждён,
и коршун прилетает,
Чтоб сердце расклевать ему. Оно ж опять
назавтра закрывает!
Я так с ума сойду, страдаю, как в аду
от боли и тоски.
Все муки тут как тут и коршуном клюют,
рвут сердце на куски.
Но шлёт она привет — от ран пропал и след,
хоть раны глубоки.
Довольно. Отблеск царств не стоит всех мытарств,
что в жизни мне дороже?
Любовь сладка, мила, добра и весела,
и милостива тоже.
А Юлия всегда жестока, зла, горда.
Они, увы, несхожи!
(Μ. Вирозуб)
ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВОЕ
(Поэт) описывает, как Юлия заполучила стрелы и лук Купидона и стала пользоваться ими, и в конце обращается с мольбой к Юлии
На мелодию песни «Сам я думал»
Юлии весной в тишине лесной
как-то повстречался
Грозный Купидон, был он разъярен
и уже собрался
В Юлию стрелять, но глаза поднял
и залюбовался
Дивной красотой, чистой, неземной,
ясным взглядом смелым,
Ведь сама любовь с нескольких шагов
на него смотрела,
Выронил из рук сын Венеры лук
и тугие стрелы.
Беспокоен стал, разум потерял,
нет от страсти средства,
Не спасет его даже волшебство,
никуда не деться,
Бедный Купидон, испугался он
и предался бегству.
Юлия тогда чуть подождала,
до земли склонилась,
Легкий лук взяла, стрелы подняла
и в колчан сложила,
И приобрела над сердцами власть
небывалой силы.
Враг ты ей иль друг, причинят недуг
стрелы Купидона.
Многих наповал взгляд ее сражал,
гордый, непреклонный.
Но сильнее всех я страдал, навек
в Юлию влюбленный.
Ближе всех я ей, огнь ее очей
каждый час со мною.
Сколько видел грез, сколько пролил слез
я порой ночною!
На душе тоска, сердце, как река,
истекает кровью.
Многим дарит свет, ласку и привет
если пожелает,
А иным лишь грусть безответных чувств,
коль охладевает.
Мучаюсь и я, но любовь моя
все ж не угасает.
Как печаль забыть, как мне исцелить
ноющие раны?
Что от чувства ждать, сколь еще страдать
в муках постоянных?
Неужель всегда будет холодна
та, что мне желанна?
Все, кто влюблены, ночью видят сны
о своих любимых,
Там цветет мечта, правит красота,
беды мчатся мимо,
Там, пускай на миг, отдых есть для них,
горечью томимых.
Я ж в полубреду, словно тень, бреду
ночью прочь из дома
И стою тайком под твоим окном
в тишине укромной,
По тебе грущу, в полутьме ищу
облик твой знакомый.
Но терзаюсь зря: вновь встает заря
в одеянье светлом,
Вновь пишу стихи о своей любви,
мрачной, безответной,
