Эра джихада - Александр Афанасьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты…
И замерла в изумлении.
Разобранный диван, разбросанная по комнате одежда. Ее Пашик на диване, лицом к ней. За ним – Виктор Владиславович, красный от усердия, все еще продолжающий движения…
– Извините… – только и выговорила Алена.
Повернулась и бросилась прочь.
Уже дома с ней случилась истерика. Она сорвала с себя одежду, что-то при этом разорвав, и бросилась в ванную. Там включила горячую, почти что кипяток, встала под душ. Потом терла себя мочалкой и даже пемзой. Стараясь оттереть от себя грязь, которую никто, кроме нее, не видел. Ощущение того, что этот… касался ее, было просто омерзительным. Она чувствовала себя так, как будто ее вываляли в грязи.
Господи… какая мерзость. Какая мерзость…
Она услышала, как открывается дверь. Мать пришла с работы, начала сгружать покупки.
Она пришла в себя. Начисто вытерлась. Прошла в свою комнату, надела все чистое.
– Ален, ты куда?
– В университет, ма… Пока…
Мать только головой покачала. Что делает дочь – она уже давно представляла лишь в самых общих чертах. Оставалось надеяться, что ее кавалер… как его… Паша, по-моему, заставит ее образумиться. Такой приятный, вежливый молодой человек…
В машине – у нее была своя, подержанная «Хонда» – давясь горькой слюной, Алена снова набрала номер подруги. Та ответила почти сразу…
– Нат..
– Э, подружка… ты чего? – она сразу уловила неладное…
– Давай… в Нуле… сейчас…
– Хорошо. Я сейчас приеду…
В Нуле – новом, моднявом кабаке – было малолюдно, время еще детское. Официант молча поставил перед Аленой ее любимый мохито, как она заказывала.
– Водки, – сказала Алена, – чистой, без льда.
Халдей удивился, но водки принес. Она хлобыстнула залпом – не отпустило…
– Еще…
Когда она заказала третью – появилась Нат. Вся такая внезапная…
– Э… подруга, так нельзя. Ну-ка. Пошли давай… Пошли, кому говорю. Эй, кабинеты свободны?
Официант жестом показал – никого.
Нат буквально вырвала у нее бокал, оставила на столе. Силой затащила в кабинет, задернула занавесь.
– Ну-ка, рассказывай. Давай, давай. Он что – с этой б…ю хохляцкой с Селигера был? Ты их застукала?
– Хуже… – даваясь слезами, пробормотала Алена.
– Как – хуже…
– Его этот… его начальник… трахал…
Нат сделала большие глаза.
– Это как?
– Как женщину, понятно?! Этот… сначала меня…
Нат расхохоталась… Достала из сумочки «Вирджиния Слим», посмотрела – затем достала «Винстон». Явно было видно, что в «Винстон» – не совсем табак. Да и чувствовалось… даже не куря.
– Дернешь? Я-то думала…
– Господи… Он ко мне прикасался… спидоносец несчастный…
– Да брось. Может, оно и к лучшему…
– Чего?! – непонимающе уставилась на более опытную подругу Алена.
– Да того. Это сейчас везде. – Нат подпалила баш, по ограниченному пространству кабинета поплыл пряный запашок конопли. – Если бы он тебе с бабой изменял, было бы хуже намного. А так… значит, далеко пойдет.
– Это как?
– Как-как… – Нат протянула ганджубас: — Будешь? Нет? Напрасно. Так вот. Там, – она сделала неопределенный жест вроде как в ту сторону, где был Кремль, – педиков полно. Без этого наверх не пробиться. Нет. Если ты, конечно, сынок чей-то или кто-то тебе по гроб жизни должен, или бабок немеряно, тогда да.
Нат наклонилась вперед.
– Соображай, подруга. Если этот твой… с замруководителя администрации, значит, годам к тридцати он как минимум начальником отдела будет. Если не выше… но это от соображалки зависит. А соображалка у него, судя по всему, работает…
– У него кое-что другое работает… – вяло ответила Алена и протянула руку за ганджубасом.
Нат цинично хохотнула.
– И это тоже. Но ты прикидываешь, какие у него теперь возможности. Депутатом… да кем угодно. А пять минут позора… на это плевать. Главное, чтобы с бабами не изменял. Е… да я тебе завидую, подруга.
Пряный дым плыл по кабинету.
– Хочешь, забирай. Я этого спидозника видеть больше не хочу. Мразь…
И Алена добавила еще несколько выражений, при которых московский извозчик начала двадцатого века покраснел бы от стыда. И ежу было ясно – все кончено.
– Короче, так, подруга. Будем лечить…
Нат решительно достала сотовый, набрала номер.
– Асланчик… – произнесла она тем заманивающим тоном, который заставляет мужчин делать разные глупости, – мы в Нуле сидим. Тот мальчик, который к нам прошлый раз подходил, – ты его телефон знаешь? Возьми с собой, а то тут девушка скучает. Ага. Пока-пока…
– Ты чего? – спросила Алена, вдыхая конопляный дым.
– Клин клином вышибают, – сказала Нат, которая всегда была дамой решительной, и даже замуж успела сходить, – сейчас Асланчик придет. У него такой друг есть… закачаешься.
Алена… как-то не хотела встречаться с кавказцем или даже просто посидеть в баре с кавказцем. Инстинкт предупреждал ее об опасности, предупреждал о том, что это чужие, не свои. Голос этого инстинкта было не заглушить даже коноплей, от которой в голове так красиво сталкивались и лопались разноцветные пузыри. Но еще сильнее была злость и обида. На себя, на него… на весь мир. Как бы получалось, что эта тварь педерастическая… это же что получается, это она его, как женщина, довела до такого, что ли?
– Чего…
Алена вдруг поняла, что последнюю мысль высказала вслух…
– Ты серьезно, что ли? – Нат засмеялась, забрала у нее ганджубас, чтобы последний хап сделать (остатки сладки). – Это жизнь сейчас такая. Кто кого может, тот того и имеет, это как посвящение. Ты думаешь, только нас как подстилок используют? А вот хрен им! Пусть сами расстилаются, козлы душные!
И Нат, непонятно кому, видимо стене, показала большой и наглый кукиш…
С треском отодвинулась в сторону занавесь…
– Мальчики…
Среднего роста нагловатый кавказец чуть отпихнул свою даму в сторону, по-хозяйски провел по ней рукой, что дама восприняла как должное…
– Асланчик…
Алена машинально подвинулась, но второй парень, выше первого, в черной рубашке – остался стоять как вкопанный.
– Э… Садись, брат…
Кавказец продолжал стоять, уставившись в пол. Алене вдруг почему-то стало неприятно смотреть на это. И как-то даже жалко этого парня… наверное, он такой стеснительный, потому что он такой большой. Большие люди всегда ощущают какую-то свою… неуместность, что ли. Несоразмерность с пространством.
– Садись… – мягко сказала она и показала на место рядом с собой.
Кавказец сел на краешек дивана. Он вообще не был похож на обычных кавказцев, жадных, нагловатых хозяев жизни, высматривающих, что еще может принадлежать им…
Аслан, уже открыто лапавший Нат, захохотал:
– Леча… – ты как неживой, вовсе…
Кавказец что-то резко сказал на своем языке…
– Ладно, как хочешь… – обиженно сказал Аслан, – тебе жить…
Аллаху Акбар…
Аллаху Акбар…
Бисмилльáhи-р-Рахмáни-р-Рахúм…
Аль-Хамду ли-лльáhи Рабби-ль-’áлямúн…
Ар-Раx’мáни-р-Рах’úм…
Мблики Яуми-д-дúн…
Сначала Алена не поняла, что это такое. Показалось, что работает радио, не выключенное с вечера, негромко так бубнит. Правда, слова незнакомые…
Она осторожно выбралась из-под одеяла. Пол был теплый, застеленный какими-то циновками. И пошла вперед.
Иййбкя на’буду уа иййáкя наста’úн…
Иhдина-с-сырáта-ль-мустакúúм…
Сырата-ллязúна ан’амта ‘аляйhим. Гайри-ль-магдэби ‘аляйhим уа ляд-дааааллúúúúúúн»…
Квартира была очень странной.
Трехкомнатная, в хорошем районе Москвы, но здесь почти не было мебели. Совсем. В холле какие-то ящики и вешалка, как будто украденные откуда-то. В той комнате, где она… где они спали, лишь лежак на полу, большой, застеленный одеялами – и больше ничего. Ни шкафов с одеждой, ни компьютера, ни телефонного аппарата. Ничего. Очень странно. Других комнат она пока не видела, но предполагала, что и там то же самое…
Аллаху Акбар…
Аллаху Акбар…
Она замерла, глядя на своего нового бой-френда. Тот, голый по пояс, с голыми ногами, стоял на небольшом коврике в пустой комнате и с поклонами читал какую-то странную молитву. И новый день – разливаясь по полу, подобно растопленному куску масла на сковороде – полз ему навстречу…
Информация к размышлению
Документ подлинныйя присоединяюсь к этому и дуа и желаю всем этим кафирам, всем операм и ментам, кто стрелял в наших сыновей, этим судьям. особенно елене даудовой, чтобы Аллах переломал вам руки и ноги, чтобы вас возили в каталках по вашим кабинетам, чтобы эта Елена которая писала приговор невиновным мусульманам. Аллах ослепил и она слепая сидела перед монитором и падала в обмороки и билась головой об угол стола, если она не видела синяки мусульман.
