Закон Дарвина - Олег Ростислав

…Неожиданно выяснилось, что Щупак дома не один. В мягком кресле около низенького стола сидел и пил кофе тощий длинный молодой мужик с козлиной бородкой. Увидев Верещаева, бородатый невероятно оживился и несоразмерно густым басом изрек, приветственно поднимая чашку:

– Здрав буди, словоблуд языческий.

– О как. – Верещаев, остановившись на пороге, склонил голову набок. Щупак, хмыкнув, обошел его и плюхнулся в другое кресло, сделал приглашающий жест к третьему, но Верещаев покачал головой и продолжил: – Это за что ж вы меня так, батюшка Георгий?

– А что, истина глаза колет? – осведомился бородатый. И тяжело вздохнул: – Да только не батюшка я ныне. Расстрижен еси…

– Это за что же? – вкрадчиво и непонятно уточнил Верещаев. Экс-священник потупился, а Щупак не без удовольствия сообщил:

– За проповедь, произнесенную перед пришедшими с визитом дружбы функционерами ООН. Жорка почтил их словами…

– …О Господи, Господи, многогрешен и окаян… – пробормотал бородатый. Щупак невозмутимо продолжал:

– …«Мудозвонное собрание», «кимвалы пустоголовые», «смрадь вавилонская»… Но особенно запомнилось мне окончание речи, ознаменованное блестящим эпитетом «офедроном ослиным рожденные».

Верещаев захохотал – искренне и громко. Щупак тоже смеялся. Экс-священник снова вздохнул и, подняв голову, пояснил:

– Зол был и пламенем пыхал… А кто их, между прочим, – перешел он на нормальную речь, – заставлял закрывать церковный приют? Мол, «мракобесное и ортодоксальное воспитание, не соответствующее реалиям свободы личности». Приют-то помнишь? – уточнил он у подобравшегося Верещаева.

– Еще бы ему не помнить, ты ж его два года назад оттуда кадилом изгонял, – усмехнулся Щупак.

Верещаев отрывисто и серьезно спросил:

– Дети где?

– Далеко, – вздохнул священник, – однако не в тех местах, куда их эти паскудцы отправить хотели, – и неожиданно подмигнул Верещаеву, но тут же перекрестился и потупил глаза.

– А самое главное, – продолжал Щупак, – что на следующий день Жорка, чтобы доказать бессилие расстрижения, публично проклял новенький гей-клуб на набережной. А ночью клуб чего-то сгорел…

– Ай-ай, как же вы так? – осуждающе покачал головой Верещаев, пристально глядя на священника. – Может, вы и в непогрешимость ООН не веруете?

– Не верую, – сокрушенно вздохнул тот. Верещаев уточнил:

– А вот… перевалочную базу, например, проклясть не пытались?

Священник посмотрел в глаза писателю.

– Да пока нет… – медленно начал он. – Вот сил у Господа намолю – глядишь, и прокляну…

– Ну, тогда плесни-ка мне кофейку, атаман, – обратился Верещаев к Щупаку, садясь в кресло. – Говорить будем.

– «…и учредить компанию по борьбе с грызунами, именуемую ниже РосДератизация». – Шукаев поставил свою подпись. Ярцевский благосклонно наблюдал за процессом из кресла. Когда мэр отложил ручку, бывший адвокат спросил с искренним интересом:

– А вам не страшно, Василий Григорьевич? Прослушки тут нет, так вот прямо и скажите – не страшно?

– А вам? – угрюмо посопев, поинтересовался мэр.

– Мне? – Ярцевский покачал головой. – Нет. Я несколько выше этого примитивного чувства.

– А мне страшно, – честно признался мэр. – Но если уж по-другому, то тоскливо. Так, что в петлю. Лучше пусть страшно. Чем, как три дня назад, когда я подписал… мемориал наш – на ремонт, значит. Проще – под снос… – Он вздохнул: – Простится ли?

– Нет, – покачал головой Ярцевский и стал серьезен, поднялся. – Никому из нас не простится, Василий Григорьевич. И не прощения надо искать, а искупления добиваться. Всего хорошего. Значит, встречаемся, как договорились, а офис… офис я найду, дело привычное.

Мэр задумчиво кивнул и проводил взглядом вышедшего Ярцевского. На секунду Шукаева вдруг охватил настоящий страх, от которого остановилось сердце. Что он наделал?! Правительство… армия… все государство… а он, старый дурак, как под гипнозом… сейчас вломятся…

Он перевел дух. Лицо пожилого чиновника вновь сделалось угрюмо-упрямым.

Нет. Он не жалел о своей подписи и своих словах. Он – Васька Шукаев, и пусть он так и останется им – Васькой Шукаевым, а не разжиревшим «старостой» на побегушках у ооновской сволочи.

«И еще поглядим – кто кого», – вдруг ясно и отчетливо подумал мэр.

Ярослав Найменов. Казахстан

– Давай работай, негр! Солнце еще высоко!

– Сам ты негр! И это не солнце, а луна. Тем более ущербная.

– А тебе не все равно?

– Все равно.

– Значит, работаем!

Прекрасный сумрак, стоящий в забитом коробками бомбоубежище, нарушал наш тихий с Владом разговор, который мы вели, перетаскивая коробки с тушенкой. Это была уже четвертая загрузка за полтора часа – вдвоем работа спорилась.

Честно говоря, Влад пошел со мной не только из дружеских отношений (хотя большей частью из-за них). Узнав, что я хочу обнести склад, сначала он расхохотался. Но когда я привел его в школу и разъяснил суть дела буквально на пальцах, Влад сразу же согласился помочь. Хотя бы потому, что он рассчитывал забрать оттуда пару ящиков пива. И еще что-то, я не запоминал.

Тушенка уже почти закончилась – я тащил последний ящик. Соль, спички и прочее я перетащил вместе с тушенкой. Больше ничего из склада я решил не брать. Во всем надо знать меру.

И как это ни странно, – «сникерсы». Да-да, те самые батончики шоколада. Несмотря на всю кажущуюся глупость, «Сникерс» – это достаточно питательная штука. К примеру, гораздо позже, спустя много лет после этого события, я выпью пива с человеком, который сбежал из переправочного лагеря и, проведя три недели с лишком в пустыне (дело было в Ираке), выжил лишь благодаря нескольким «сникерсам», отобранным у жиртреста-охранника.

А сейчас я нагружал садовую тачку коробками с тушенкой.

– Яр, а на хрена тебе столько консервов? – Влад тяжело сел на холодную ступеньку крыльца и положил на колени воздушку, которой я его… пусть будет «вооружил».

В коробке тихо сталкивались боками полные банки.

Я положил ее на несколько таких же.

– Последняя! – Тушенка действительно кончилась.

– И все?

– Ну пока да. А далее будет видно. А ты только пиво заберешь?

– А что еще? Мне больше ничего не надо… батя вон давно запасся харчами. Картошка, соленья, варенья….

Я пессимистично хмыкнул.

– Ну, дело твое. Хотя заначил бы ты лучше хоть пару коробок… мало ли. Ведь не одни мы такие ушлые – кто-то и по вашу душу придет. Много людей знает о том, что у вас картошки до хрена?

– Хех, пугаешь? – утробно хохотнул Влад.

– Да нет, предупреждаю. Ты что думаешь, зря, что ли, нас бомбили? Да я зуб даю, что дня через три… ну, через неделю максимум к нам пиндосы придут. А там уже кто знает, что будет? Посуди сам, лучше сразу запастись всем, что обломится, чем потом куковать с голым задом.