Древние цивилизации Русской равнины - Анатолий Абрашкин

Змей – главный виновник грехопадения первых людей. Именно он убедил Еву нарушить запрет Бога и вкусить плод от дерева познания добра и зла. Легковерная женщина угостила роковым плодом Адама, и у людей «открылись глаза». Они устыдились своей наготы и прикрыли ее поясами из фиговых листьев. Но их первые опыты постижения запретных знаний не остались неизвестными для Хранителя рая. Бог прогнал Адама и Еву оттуда. Он проклял женщину, приговорив ее рожать детей в муках и быть у мужа в подчинении. Он также проклял мужчину, который должен был в поте лица добывать хлеб насущный. Наконец, Господь проклял и Змея, осудив его ползать на своем чреве, глотать прах земной и враждовать со всем родом человеческим. Более о Змее Библия ничего не сообщает, и мы вправе задаться вопросом, а ради чего он затеял всю эту историю с обольщением Евы? «Змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог» (Бытие 3:1), и трудно поверить, что он не извлек для себя какой-то выгоды. Но в чем состояла она?

Прославленный шотландский ученый Джеймс Фрэзер (1854—1941 гг.) в книге «Фольклор в Ветхом Завете» обратил внимание, что весь рассказ о грехопадении вертится вокруг дерева познания добра и зла. Около него группируются мужчина, женщина и говорящий Змей. Но посреди райского сада есть еще одно замечательное дерево – древо жизни, дарующее бессмертие всякому, вкусившему его плодов. На удивление, оно не играет никакой роли в истории грехопадения человека. Доступ к нему совершенно свободен, только никто этим деревом не интересуется. Все взгляды устремлены на древо познания добра и зла. Стремление первых людей к познанию мира в противовес мыслям о вечной жизни – крайне примечательный факт, достойный отдельного философского отступления. Но в данном случае для нас важнее отметить, что вплоть до самой развязки истории грехопадения до древа жизни никому из обитателей рая дела нет. Лишь когда все было кончено, Бог вспомнил об этом необычном дереве со всеми чудесными его возможностями. И вот, якобы, убоявшись, что человек, вкусивший от одного дерева и уподобившийся Богу в познании добра и зла, отведает также плоды с другого дерева и сравняется с Ним в бессмертии, Господь прогнал людей из райского сада и поставил у его врат стражу из ангелов с пламенеющими мечами.

Исследователи мифа о грехопадении считают, что в исходной его редакции древо жизни играло не столь пассивную и чисто декоративную роль. Эта уверенность основывается, в частности, на том, что в мифологии самых разных народов древо жизни, или мировое древо, – один из ключевых символов картины рая. Очевидно, что здесь мы сталкиваемся с очередной корректировкой традиционного общеиндоевропейского мифа о райском саде. Некоторые из исследователей предполагают, что первоначально существовали два различных предания о грехопадении: в одном из них фигурировало только древо познания добра и зла, а в другом – только древо жизни, и что библейский автор несколько неуклюже соединил их вместе. Причем одно из них оставил почти без всяких изменений, а другое урезал практически до неузнаваемости.

Дж. Фрэзер, однако, наметил совершенно иной путь истолкования мифа. По его мнению, суть истории грехопадения состоит в попытке объяснить смертную природу человека, показать, откуда появилась смерть на земле. Человеку были предоставлены обе возможности – смерти и бессмертия, и он имел возможность сделать свой выбор: ведь древо жизни никто не охранял! В этой ситуации логичнее предположить, что в действительности запретным для человека было не древо познания добра и зла, а древо смерти, и что пользование его смертоносными плодами само по себе устанавливало определенный предел жизни. Такая гипотеза вполне согласуется с предостережением Бога: «А от дерева добра и зла не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь» (Бытие 2:17). Итак, в первоначальной версии рассказа речь шла о двух деревьях – о древе жизни и древе смерти. Человек, вкусив от одного, получал в удел вечную жизнь, а, отведывая плоды другого, обрекал себя на будущее небытие. Бог, желая добра своему созданию, советовал есть от древа жизни и не пробовать плодов древа смерти. Но человек, соблазненный Змеем, вкусил от пагубного древа и тем самым лишился бессмертия, которое приготовил ему благожелательный Создатель.

Фрэзер специально поясняет, что такая интерпретация мифа имеет важное преимущество не только потому, что отводит одинаково важную роль обоим деревьям, и делает весь рассказ простым, ясным и связным. И даже не оттого, что избавляет от необходимости допущения двух оригинальных и различных преданий, которые затем будто бы были довольно грубо спаяны вместе каким-то неискусным редактором. Она заслуживает предпочтения «еще по другой, более серьезной причине. А именно она выставляет характер Божества в гораздо более привлекательном виде: она снимает с Него всякое подозрение в зависти и недоброжелательстве, чтобы не сказать в коварстве и трусости, – подозрение, которое под влиянием рассказа в Книге Бытия так долго оставалось темным пятном на Его репутации. Ибо по точному смыслу этого рассказа Бог не хотел дать в удел человеку ни познания, ни бессмертия и решил оставить эти прекрасные дары лишь для себя одного. Он боялся того, что, если человеку достанется одно из этих благ или оба сразу, то он станет равным своему Создателю, чего Бог ни в коем случае не мог допустить. Поэтому он запретил человеку вкусить от древа познания, а когда тот ослушался, Бог выгнал его из рая и запер вход туда, чтобы человек не мог отведать плодов другого дерева и достигнуть вечной жизни. Мотив был низкий, а образ действий неблагородный. Более того, и тот и другой совершенно не вяжутся с предыдущим поведением Божества, которое, будучи далеко от какого-либо чувства зависти к человеку, использовало раньше всего свое могущество, чтобы создать для человека самую счастливую и комфортабельную обстановку, устроило чудесный сад для его удовольствия, сотворило животных и птиц для забавы и женщину ему в жены. Как общему смыслу всего рассказа, так и благости Создателя, несомненно, гораздо более соответствует то предположение, что Бог намеревался увенчать свое милостивое отношение к человеку, одарив его бессмертием, и что это доброе намерение не было осуществлено исключительно благодаря коварству Змея».

Если только принять эту точку зрения, то мотив коварного поведения Змея становится очевиден. Уговорив наших прародителей вкусить от древа смерти, сам он съел плоды с древа жизни и, таким образом, обрел бессмертие. Награда за преступление была столь высока, что Змей, не задумываясь, совершил его. Обманщика не остановил даже страх быть наказанным Всевышним. А ведь приговор для Змея был страшным. Он обрекался на вечное ползание и, значит, лишался волшебной способности летать! В интерпретации Фрэзера история грехопадения превращается в философскую притчу. Проясняется не только исходный замысел автора этого предания, но и его глубинный смысл.

Правда, в толковании Фрэзера имеется одно слабое место. Ни у семитских народов, ни у африканских их соседей ученый не обнаружил каких бы то ни было изначальных фрагментов реконструируемого им мифа. Вследствие этого для обоснования своей концепции он вынужден был расширить круг ассоциаций, связанных с библейской историей грехопадения. Фрэзер предположил, что при ее создании использовались легенды о ложной вести и сбрасываемой коже, хорошо прослеживаемые у туземцев Африки и сопредельных ей территорий. В Библии, однако, ни на ту ни на другую нет и намека. Вполне понятно, что библейский Змей был необыкновенно коварен, но считать, как это делает Фрэзер, что в первоначальном варианте мифа Змей должен был передать слова Бога и сознательно исказил их смысл, кажется излишней натяжкой. Зачем же вешать на Змея все мыслимые грехи, если можно обойтись и без этого? Кроме того, хорошо известно, что в своем исходном значении образ Змея отнюдь не выглядел однозначно отрицательным. Ему были присущи как злые, так и добрые качества. Да и в книге Бытия он не выглядит стопроцентным негодяем! Змей искал вечной жизни и использовал свой шанс, устранив конкурентов.

Древние народы верят, что благодаря своей способности периодически сбрасывать кожу змеи возвращают себе молодость и никогда не умирают. Существование таких представлений у самых разных племен серьезно подкрепляет концепцию Фрэзера. Ученый обнаружил также примеры верований в то, что люди некогда уже обладали бесценным даром бессмертия, но лишились его из-за глупости одной старой женщины. А это уже в чистом виде фрэзеровский сюжет грехопадения! Однако все эти доказательства имеют весьма косвенный характер, поскольку не могут быть подкреплены библейским текстом.

А что если заглянуть в сокровищницу индоевропейской мифологии? Фрэзер не делал этого, поскольку не допускал возможности присутствия переселенцев из Европы на Ближнем Востоке и в Передней Азии. Но сейчас-то мы знаем, что они там были! В отличие от знаменитого шотландца, нам не придется зарываться в этнографические статьи и мифологические словари. Необходимые ответы, можно сказать, напрашиваются сами собой. Кто не слышал о саде Гесперид? В этом саду, согласно древнегреческим мифам, росли яблоки вечной молодости, а охранял их вместе с прекрасными нимфами Гесперидами настоящий змей Ладон, который умел говорить по-человечески. Не напоминает ли читателю этот сад тот райский уголок, где проживали поначалу Адам и Ева? В Библии не говорится, что древом жизни или древом познания добра и зла была непременно яблоня. Но традиционно считается, что Ева искушала Адама, предлагая ему съесть яблоко. Многие художники, обращавшиеся к теме грехопадения, рисовали именно яблоню. В русских сказках неоднократно поминаются волшебные яблоки – плоды, приносящие герою здоровье, молодость, делающие его красивым. И Русская равнина, где рождались наши сказки, и сад Гесперид, мыслившийся древними греками где-то на крайнем западе или на краю мира у берегов реки Океан, расположены существенно севернее Месопотамии – места библейского рая, согласно Книге Бытия. Именно там, в среде индоевропейцев, наблюдавших полярные сияния, родился изначальный образ Эдема, охраняемый Змеем.