Реквием по мечте - Хьюберт Селби

Мэрион выгнала их из дома пораньше, чтобы Гарри и Тайрон могли прийти на работу в первых рядах. Вообще-то, это не имело значения, потому что пришло совсем не много народу и работы хватило на всех. Они приняли по еще одной капсуле декса перед выходом и потому собрались очень быстро. Ночь была душной, пот лился с них градом, когда они закидывали пачки газет в грузовики, однако их это просто забавляло, и они весело болтали, смелись, хихикали, работая за шестерых. Загрузив первую машину, они пошли ко второй, чтобы помочь, и другие парни стояли и смотрели, качая головами, как Гарри и Тайрон закидывают пачки газет в кузов, словно это была какая-то привилегия и игра… веселая игра. Один из парней попросил их поостыть: а то вы нам здоровенную свинью подложите. Это почему? Черт, да они и так нас тут гоняют, как лошадей, нах, а если вы, парни, будете вот так вот носиться, то они и от нас того же будут требовать. Один из парней дал им по банке холодного пива: вот, остыньте и расслабьтесь. Мы сюда приходим постоянно, понимаете? И хотим, чтобы все оставалось как есть. Чиерт, я врубаюсь, старик. Мы будем вести себя потише. Мы не хотим, чтоб начальство кого-то грузило, чувак. Точно, — Гарри кивнул и высосал полбанки пива за раз, потом вытер рукой рот: офигенно, черт побери. У меня во рту пересохло. Другой парень хлопнул Гарри по плечу, и все были довольны, а когда все грузовики были нагружены, Гарри и Тайрон купили еще дюжину пива и раздали ребятам, в ожидании второй партии машин. Позже кто-то принес вино, и Гарри с Тайроном почувствовали себя отлично, слегка подснявшись с декса алкоголем. Они проработали два часа дополнительно и были счастливы, как свиньи в дерьме, думая о том, сколько им удалось заработать за сегоднящнюю ночь. Однако, когда им сообщили, что деньги они получат только в конце недели, они почувствовали себя, словно кто-то отвесил им по хорошему пинку. Чиерт, ну разве это не подстава? Да хер с ним. Какого черта. Так мы получим наши деньги все и сразу и не проссым их на всякую херню вместо того, чтобы взять на них кайфа. Может, так оно и есть, только вот работать для меня само по себе странно, а работать, не получая ни хера денег, это вообще что-то за пределами моего понимания, старый. Ладно, Тай, иди-ка лучше домой, прими те транки, которые тебе дала Мэрион, и как следует отдохни. Еще пара ночей, и мы возьмем первую партию товара. Гарри протянул ладонь, и Тайрон хлопнул по ней: ты чертовски прав, малыш, — Гарри хлопнул по его ладони, и они покинули типографию, спеша попасть домой до того, как в городе начнется утренний час пик и жара.

После ухода ребят Мэрион не спеша убрала квартиру, напевая себе под нос. Квартира была маленькой, поэтому там особо делать было нечего, только помыть и убрать чашки с кофейником. Она села па диван, обхватив себя руками, и слушала музыку. Внутри у нее возникло какое-то странное чувство, которое хоть и было незнакомым, но угрозы не представляло. Она попыталась проанализировать его, однако так и не смогла выразить словами. По какой-то причине она не могла перестать думать о множестве мадонн, которых видела в музеях в Европе, особенно в Италии, и ее разум был наполнен яркими красками итальянского ренессанса, а еще она думала о цвете Средиземного моря, неба, о том, как смотрела на остров Капри с террасы ресторана на холме в Неаполе, и внезапно поняла, почему итальянцы такие мастера световых решений в живописи и почему они использовали синий цвет так, как не мог никто ни до них, ни после. Она помнила, как сидела на террасе того ресторана под сетчатым тентом, и солнце вдыхало в нее новую жизнь и будило ее воображение, и она представляла, каково было сидеть здесь несколько веков назад, в этом же свете, среди этих цветов, слушая, как, вибрируя, поют струны Вивальди вместе с медными колоколами Габриэли, звук которых, пульсируя, доносился с ближайших башен, и сидеть в соборе, глядя, как пробиваются сквозь пыльные окна лучи света, как они играют на резных деревянных скамьях, и слушать мессу Монтеверди. Именно тогда, впервые в своей жизни, она почувствовала себя живой, стопроцентно, по-настоящему живой, словно у нее появилась npичина жить, словно в ее жизни появилась цель, и она поняла, что теперь посвятит свою жизнь достижению этой цели. В то лето и осень она много рисовала: утром, днем, вечером, — а потом шла гулять по улицам, которые хранили эхо музыки мастеров, где каждый кирпич, каждый булыжник, казалось, имели собственную жизнь, и она, хоть и смутно, чувствовала себя частью всего этого. Иногда по ночам она сидела в кафе с другими молодыми художниками, поэтами, музыкантами и прочей богемой, попивая вино, смеясь, споря, дискутируя, и жизнь была прекрасной, и осязаемой, и свежей, как чистый средиземноморский рассвет. Позже, когда зимняя серость начала медленно просачиваться с севера, энергия и вдохновение вышли из нее, как выдавливается из тюбика краска, и теперь, когда она видела чистый холст, он оставался для нее всего лишь, чистым холстом, И ничем другим, куском материи, растянутым на деревянной раме, а не картиной, ждущей, когда ее нарисуют. Просто холсты. Она переехала дальше на юг. На Сицилию. В Северную Африку. Пыталась следовать за солнцем к своему очень недавнему прошлому, но находила только себя саму. Она вернулась в Италию и раздала все свои картины, краски, книги, кисти и много другого. Она снова поехала в тот ресторан, в Неаполь, и провела там много часов в течение целой недели, глядя на Везувий, Капри, залив, небо, с отчаянием умирающего человека пытаясь разбудить те старые ощущения, стараясь с помощью игристого вина разжечь свое воображение, которое ярко горело еще совсем недавно, и, хотя вино искрилось В солнечном и лунном свете так же, как и раньше, полыхающее в ней некогда пламя угасло окончательно, и Мэрион В конце концов свыкласъ с каменным холодом внутри нее. Она поежиласъ, вспомнив отъезд из Италии и возвращение в Штаты, обратно к семъе, к тусклой жизни. И она снова невольно поёжиласъ, вспоминая череду жалких и несчастливых дней, потом улыбнулась и обхватила себя руками еще крепче, но не от холода или отчаяния, а от радости. Все это осталось в прошлом. Pinito. Конец. В ее жизни снова появился смысл… и цель. Она снова видела направление, в котором должна идти. Необходимость в ее энергии. Они с Гарри смогут опять почувствовать эту синеву моря и неба и тепло вновь разожженного желания. Их ждал новый ренессанс.

Сара проснулась посреди ночи и, поборовшись несколько секунд, все же нашла

Ей хотелось прямо и просто донести до зрителя эти ощущения, выложить свои потаенные чувства на холст… выразить свое отношение через искусство, чтобы люди смогли увидеть и ощутить тонкость ее чувств.

Следующие несколько дней не отличались разнообразием для Мэрион, Гарри и Тая. Гарри и Тай к ночи под завязку заряжались дексом и работали как черти, сбавляя темп, только когда другие парни начинали напрягаться по их поводу, а потом принимали по паре снотворных таблеток и спали в течение дня. Через пару дней Гарри стало скучно, поэтому, придя домой однажды утром, он пару часов занимался любовью с Мэрион перед тем, как принять снотворное и отрубиться. Теперь я понимаю, почему на амфетаминах теряешь вес — ты просто трахаешься как ненормальный, и все дела. Знаешь, у некоторых мужчин это вызывает абсолютно противоположный эффект. Шутишь? Вовсе нет. Они становятся полностью недееспособными и в некоторых случаях совсем равнодушными. Не везет же некоторым. В любом случае, это не про меня. Иди сюда, — и Гарри затащил ее в постель, а Мэрион хихикнула, когда он поцеловал се в шею. Что ты делаешь? Гарри откинул назад голову и посмотрел на нес: если ты не знаешь, то у меня нс получится как надо. Они засмеялись, и Гарри снова поцеловал ее в шею, плечо, грудь И, облизнув губы, в живот: хочу посмотреть, не получится ли у меня сбить эффект декса, трахаясь. И сколько же ты сегодня принял? Они снова засмеялись и прекрасно провели утро, пока не пришло время спать.

Ночью, когда Гарри был на работе, Мэрион расположилась на диване с альбомом для рисования, карандашами и углем. Скрестив ноги и обхватив себя за плечи, она закрыла глаза, позволив своему разуму уплыть в будущее, в котором она и Гарри были вместе навсегда, их кофейня всегда была полна посетителей, и о ней даже написали статью в «Ныойоркере», место стало модным, и многие арт-критики приходили сюда посидеть, попить кофе, поесть и посмотреть на картины великих художников завтрашнего дня, которых открыла Мэрион; художники, музыканты, писатели и поэты сидели бы и дискутировали, и Мэрион иногда выставляла бы свои работы, Которые очень нравились бы другим художникам, и даже критики восхищались бы ими, восхваляя их чувственность и актуальность, а когда она не работала в кафе, то видела себя в студии за рисованием, и исходящий от картин свет радовал глаза, потом она открыла свой альбом для набросков и оглядел ась в поисках объекта для рисования, но ничто не привлекало ее внимания, и она решила составить композицию из предметов, что были в кухне и гостиной, но ничего не возбуждало и не вдохновляло ее, и она вернулась в мир своих фантазий, которые дарили ей успокоение и радость и были более реальны, чем сидение на диване и разглядывание карандашей, угля и девственно чистой бумаги.