Ни за какие сокровища - Фальски Вера

– Надеюсь, – сказал Александр, в глубине души поздравив себя с идеей пригласить сюда эту девушку с необычными интересами. – Понимаю, как это прозвучит, но я действительно вложил в них кучу денег и много труда. – Он улыбнулся. – Эти книги – моя страсть.

Эва оглядывала помещение с видом ребенка, которого впустили в магазин игрушек. Александр заметил, что у нее от восхищения даже рот приоткрылся, и рассмеялся.

– Похоже, вам понравилось…

– Боже, да! Я даже забыла о больной ноге. – Эва, широко улыбаясь, повернулась к хозяину. – Пан Александр, это… просто супер! Я не знаю, что сказать.

Если полчаса назад, открыв глаза и увидев над собой хрустальную люстру, а потом лицо самого красивого мужчины в мире, Эва решила, что спит, то сейчас ей казалось, что это самый прекрасный сон в мире. То, что Кропивницкому удалось собрать здесь, вызывало у нее головокружение. Материал для исследований, который могла предоставить его коллекция, был неимоверным. Лучшие университеты сражались бы за право заглянуть в эти книги и первопечатные издания, а количество докторов наук по микологии и консервации произведений искусства, которых можно было одарить материалом для диссертации, шло на десятки.

Кропивницкий долго молчал, присев на край стоящего в углу маленького стола.

– Я вот думаю… – медленно начал он, серьезно над чем-то раздумывая. – Хочу попросить вас об услуге.

Эва, засмотревшись на изданную в семнадцатом веке привилегию мещан на продажу зерна, не слушала, что он говорит.

– Пани Эва? – Мужчина склонился над девушкой, и она, захваченная врасплох этой близостью, отпрыгнула как ошпаренная, ударив его по лицу.

– Ой, простите, бога ради! – тут же вскрикнула она.

Сбитый с толку Александр держался за нос, из которого текла струйка крови. Эва замерла. А Кропивницкий… неожиданно громко рассмеялся. Он смеялся, держась одной рукой за нос, а другой вытирая слезы, которые текли по лицу. Эва не знала, как поступить в этой неловкой ситуации, и на всякий случай неуверенно улыбнулась.

– Не могу… – произнес хозяин через минуту, держась за живот. – У меня от вас колики! Последний раз я получил по носу в четвертом классе начальной школы от некоего Антося, которому случайно поломал машинку!

Эва лихорадочно искала в карманах платок, который можно было бы дать Александру. От стыда у нее горели даже кончики ушей.

– Ужасно… Мне правда ужасно жаль! Я не хотела… Я просто не заметила, что вы стоите надо мной.

– Не переживайте так. – Кропивницкий вытащил из кармана брюк платок и начал вытирать кровь. – До свадьбы заживет. Но сейчас, когда вы меня нокаутировали… – он замолчал и пошевелил бровями, как пес Гуфи из диснеевских мультиков, – вы тем более должны мне помочь.

– Я согласна на все. Как у агрессора, у меня просто нет выхода. – Эва состроила гримасу раскаяния.

– Хорошо, – тепло улыбнулся Кропивницкий, – тогда шутки в сторону. К делу. Мне нужна помощь с библиотекой, а вы, насколько я понимаю, знаете многих ученых. Думаю, сегодняшняя встреча была знаком судьбы и вы сможете порекомендовать кого-нибудь для работы здесь.

У Эвы по спине пробежала дрожь.

– Прежде чем уехать за границу, не могли бы вы раскинуть сети среди надежных людей в этой отрасли?

По ее телу снова побежали мурашки.

– Профессор Зимный, который когда-то здесь работал, говорил… – продолжил Алекс, а Эва чуть не села на пол от удивления, ведь профессор Зимный был одним из крупнейших ученых, именно по его книгам она училась в университете. – Зимный говорил, – повторил Кропивницкий, – что тут можно многое сделать на научном поприще, а это может быть важно для ваших коллег. А я был бы уверен, что бесценная коллекция в руках профессионала. Выгода обоюдная, тем более что я хорошо заплачу, – закончил он.

Эва потрясенно молчала.

– Пани Эва?

Девушка встряхнулась, словно ее неожиданно разбудили.

– Извините, слишком много впечатлений сразу… – Она тихо рассмеялась. – Конечно, я поспрашиваю. И дам вам знать, как только что-нибудь прояснится.

Эва чувствовала, что должна выйти на воздух и хорошенько проветриться. Того, что она сегодня пережила, явно было слишком много, чтобы вот так просто перейти к делу.

Кропивницкий проводил ее до дверей.

– Позвольте отвезти вас домой. Ваша нога в плачевном состоянии.

– Нет, не нужно, – поспешно отказалась Эва. Конечно, было бы чудесно побыть с этим человеком подольше, но количество фактов, которыми ее бомбардировали в течение последнего часа, проведенного в его доме, требовало сосредоточения. – Я постараюсь появиться с новостями как можно скорее. – Она протянула руку. – И еще раз спасибо за все.

– Не за что. – Александр улыбнулся и пожал ей руку.

Эва медленно спускалась по лестнице, чувствуя на себе его взгляд, и очень жалела, что прихрамывает. Хотелось бы, чтобы он смотрел вслед, а она удалялась пружинистым шагом. Эва шла по дороге в сторону ворот, а в голове билась неожиданная мысль, которой она от себя никак не ожидала. Девушка неожиданно почувствовала, что это один из тех моментов, которые случаются лишь раз в жизни, когда стрелки рельсов, по которым мы движемся, нужно перевести. Ее переполняла энергия, источник которой она еще не могла до конца определить, но которая требовала от нее решительных действий. В глубине души Эва чувствовала, что должна окончательно определиться. Дрожащими руками она достала из кармана телефон, нашла в списке контактов номер Яроша и набрала сообщение: «Я не поеду в Париж. Остаюсь в Венжувке. Извините. Эва». Минуту она смотрела на текст, потом сделала глубокий вдох и нажала на кнопку «отправить».

Моя дорогая!

Не знаю, попадет ли это письмо когда-нибудь в твои руки и буду ли я тогда еще жива.

Вместе с фронтом пришли и русские солдаты. Мои хозяева, а с ними и Владко, сбежали, скоро будет уже месяц с хвостиком. Хотели и меня взять с собой, как взяли других, но я не захотела, думала, что вернусь к вам. Длинные колонны беженцев из Восточной Пруссии отправились на запад, а я, упрямая, осталась. Не знаю, Анелька, правильно ли я поступила.

Черные дни наступили, Анелька. Я постоянно дрожу за свою жизнь. Я уже столько всего повидала, дорогая. Человеческие глаза не должны видеть такую жестокость. Честно говоря, я никогда, никогда не хотела бы знать то, что знаю сейчас о том, что один человек может сделать другому. Картины эти я не могу выбросить из головы, они возвращаются даже во сне.

Воцарились голод и позор. О законах Божиих люди не помнят. Раз я еле ускользнула от русских солдафонов и долго сидела в дупле ивы, полном воды. Промерзла до костей, простудила легкие, но жизнь и честь свою спасла. Дорогая моя, я едва жива. И совсем не похожа на ту Юзю, которая писала тебе еще совсем недавно. Останавливаюсь я то тут, то там. Где меня приютят, там ночую, что дадут, то ем. Но люди теперь недоверчивые и боятся за себя.

Знаю, что фронт идет к вам. Германия должна пасть. Не знаю, что будет с тобой, и плачу при мысли, что ты повторишь мою судьбу скиталицы.

Встретимся ли мы еще когда-нибудь? Да хранит нас Бог, Анеля.

Целую,

Глава 7

За место на лавке под магазином пани Мечиславы Пищиковой порой нужно было побороться, поскольку находилось слишком много желающих уложить там свое тело, ослабленное действием спиртных напитков. Те, кому это удавалось, наслаждались идеальным видом на центр деревни и костел, спрятавшийся за домом приходского ксендза, и одновременно попадали на деревенскую информационную биржу. Здесь можно было узнать всё обо всех. Венжувке не нужны были ни собственная газета, ни социальный портал, чтобы обмениваться информацией о каждом шаге своих жителей.

Пани Мечислава, обслужив клиентов, сама охотно выходила из магазина, опиралась скрюченной ногой на дверную раму, складывала руки на немаленьком бюсте и обводила округу пристальным взглядом. Ничто не могла укрыться от ее внимания.