Биометаллический одуванчик (СИ) - Акисс Ардо вин

Итак, Ган... О, уважаемый слушатель, я могу спокойно продолжить? Ган решил, что с воровством пора завязывать (все равно большой прибыли не приносит), и искать себе какое-нибудь другое занятие. Вот только чем же ему заняться, какому ремеслу жизнь посвятить? Делать-то ничего не умеет, даже читает через пень-колоду.

Пригорюнился, приуныл Ган, осознав глубину беспросветности судьбы своей никчемной. Кому он нужен, хромой и бесталанный? И пусть вас не забавляют простенькие логические выкладки необразованного паренька: откуда ему знать, что дур в мире хватает? Просто свою он еще не нашел, пока что.

Так вот, опечаленный Ган покинул свой родной город, горестно вздыхая и загребая ногами дорожную пыль. Шел, куда глаза глядят, не видя в бесчисленных бабочках и цветочках на обочинах – лето на дворе – ничего хорошего. И это нормально для человека, преисполненного жалости к самому себе.

Шел он, шел, и не заметил, как очутился посреди темного зловещего леса, на пороге ветхой полуразвалившейся хижины. Так как дело шло к вечеру, а ночевать где-то надо было, Ган сначала заглянул в грязное окошко, ничего в него не разглядел, потом постучался в дверь, не дождался ответа и только тогда зашел, под противный скрип несмазанных петель.

Хижина все же оказалась не пустая – у холодной печи возилась дряхлая сгорбленная старуха, настолько старая, что годилась в прабабушки бабушки безымянного прапрадедушки Гана. Похоже, она пыталась растопить ее к ночи, но получаться у нее ничего не спешило.

– Чего надо? – грубо спросила она у героя повествования, повернув в его сторону перемазанное сажей лицо, усеянное здоровенными бородавками.

– Работу... ищу, – Ган откровенно растерялся, когда задумался над тем, а что он собственно забыл в этом лесу.

– Нет у меня никакой работы! Пошел вон!

Замахнувшись на незваного гостя кочергой, старуха зацепилась за табуретку подолом своей рваной юбки и упала на пол, да так, что с полок посыпалась пыльная утварь. Когда дырявая крыша хижины, приподнявшаяся в воздух от отборной ругани человека, прожившего долгую и интересную жизнь, вернулась наконец на место, а старуха продолжала лежать на полу, Ган понял, что ей все же надо помочь. Что он тут же и сделал, все-таки получив по голове тяжелой кочергой.

– За что? – спросил он, потирая шишку.

– За все хорошее, – грозно ответила старуха. – Работу, значит, ищешь? А почему в лесу? Из волков да медведей начальники не очень, а мухоморы скуповаты и сверхурочные не оплачивают.

– Э?... – Ган еще плохо соображал после тесного знакомства с кочергой.

– Правда, можно в ухульщики к совам пойти... Ты по-совиному кричать умеешь? Они за качественную имитацию своего голоса серебряк дают.

Ухать как сова Ган не умел, и очень сильно сейчас об этом пожалел: на серебряк в городе можно неделю прожить!

– Ну, раз такое дело, остается тебе только... – старуха вытащила из складок своей одежды большой бронзовый ключ и вручила Гану. – Вот, взять его, пойти в лес, отомкнуть то, что им заперто, и принести мне. Все, пошел, а мне печь топить надо!

Буквально вытолкнутый из хижины, Ган даже сделал несколько шагов вперед, а потом вспомнил, что у старухи надо спросить, в какую сторону идти и что собственно открывать, но обернувшись, никакой хижины он уже не увидел.

Приступ суеверного ужаса едва не заставил Гана убежать прочь от странного места, но он остановил себя. «Может, это я сон такой наяву увидел?» – подумал парень через минуту, но ключ в руке, тяжелый и холодный, убеждал его в обратном.

– Ну, тогда буду искать то, что им можно открыть, – произнес он. – Вот только нужно дождаться утра...

Ночевать в лесу для городского жителя оказалось делом непростым, Ган не смог даже развести огонь. И много страха он натерпелся, слушая, как в темноте рычат звери и кричат птицы, но никто из лесных обитателей не приблизился к нему ближе чем на десять шагов.

На рассвете Ган отправился на поиски, отчаянно зевая и растирая тело, затекшее от лежания на холодной земле. Спал он едва ли больше трех часов, но сейчас у него была цель, заставляющая двигаться вперед, и пусть даже она не была четко обозначена, ему хватало веры в то, что он справится.

– Старуха, должно быть, ведьма, а ведьмы ничего не дают людям просто так, – размышлял он вслух, пробираясь сквозь чащу по звериной тропе. О том, что ведьме ничего не стоит погубить человека, он как-то даже и не вспомнил.

– Спасите! – услышал он вдруг чей-то слабый голос, раздавшийся неподалеку. – Кто-нибудь, помогите!

Поспешив на звук, спотыкаясь и ломая по пути густые заросли кустов, Ган отыскал наконец круглую поляну, в центре которой рос большой старый бук. К его толстому стволу цепями был прикован эльф в половину человеческого роста, в зеленой одежде и коричневых башмаках.

– Помоги мне, человек! – эльф едва не заплакал, увидев хоть кого-то, кто сможет ему помочь. – Злые гоблины схватили меня и привязали к этому дереву, чтобы я умер здесь от голода и жажды!

– Они могут вернуться? – спросил Ган на всякий случай, пытаясь снять с эльфа цепь.

– Могут, поэтому поспеши!

Услышанное и правда заставило Гана поторопиться, но цепь, как оказалось, замыкалась на тяжелый амбарный замок.

– Да быть не может... – произнес Ган растерянно и попытался открыть его ключом ведьмы.

К общей радости спасителя и пленника замок щелкнул, высвобождая дужку, и цепь упала на землю.

– Спасибо тебе, человек! А теперь поспешим, пока гоблины не вернулись!

Но прежде чем они покинули поляну, эльф попросил Гана захватить с собой цепь.

– Не хочу, чтобы ей привязали к дереву еще кого из моего народа, – объяснил эльф, весело прыгая по лесу.

Поспеть за спасенным оказалось делом непростым, и Ган собрал немало синяков и ссадин прежде, чем эльф вывел его к землянке, надежно укрытой меж корнями деревьев. Рядом с ней была маленькая кузница из тщательно отесанного камня, из которой навстречу гостям вышел приземистый коренастый гном с густой, подпаленной местами бородой. Она почти полностью закрывала собой кожаный кузнечный фартук, который собственно и должен защищать тело от искр и пламени, но у подгорного народа, похоже, были свои странности...

– Утро доброе гостям ранним, – поприветствовал их хозяин землянки и кузницы.

– Доброе утро, – ответил Ган, а вот эльф вместо приветствия молнией проскользнул внутрь жилища гнома.

– Три дня ничего не ел! – крикнул он, оправдываясь.

– Его гоблины к дереву привязали, – подтвердил Ган и предъявил гному в качестве доказательства железную цепь.

– Добротная штука. Нужна? – горящие глаза кузнеца с головой выдали в нем желание заполучить интересующий его предмет.

– Да нет, возьмите.

Гном мигом выхватил цепь из рук Гана и побежал в кузницу, а когда вернулся, лицо его расплылось в широкой добродушной улыбке.

– А я смотрю, ты славный малый, – произнес он. – Чего стоишь, заходи в дом! Есть хочешь? Остроухий, наверное, уже всю колбасу сожрал, да не беда, у меня еще сосиски в дымоходе припрятаны, да бочонок эля в погребке. Как тебя зовут, кстати? Меня Битфурдом все кличут.

Ган представился, а когда они уже втроем сидели за столом и вместе завтракали, рассказал, откуда у него взялся ключ от цепи гоблинов.

– Дела... – гном, раскурив трубку с крепчайшим табаком, пустил в воздух вереницу сизых колечек. – Значит, тебе нужно отнести ведьме то, что было замкнуто на замок, который этот самый ключ и открывает? То есть, ты Баффела (так эльфа зовут) к ней за уши потащишь?

– Я не знаю... – Ган был растерян, впервые задумавшись о том, что делать дальше.

– Зато я знаю! – выкрикнул эльф. – Никуда меня тащить не надо, потому что гоблины украли цепь с замком из пещеры людоеда! Наверное, то, что нужно ведьме, все еще там.

– И где эта пещера? – на самом деле Ган к людоеду не собирался, мысленно уже отказавшись от поручения ведьмы.