Авдотья – дочь И. И. Сусова - Виктор Чугуевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы, Петр Алексеевич, отзовите своего стрелка…
– Какого стрелка?– сузив глаза, произнес банкир.– Не было никакого стрелка! Я своих людей не обижаю… до первой оплошности. Ты работай пока и не зарывайся. Бери своих бойцов и дуй за девчонкой, она мне нужна для подстраховки. И попробуй только облажаться…
3
Частично успокоенный Вован забрал свой чемодан и вернулся в свою квартиру, думая, что бомба дважды в одну и ту же воронку не падает. В мучительных перипетиях последних суток, рана на ягодице успела зажить, а теперь и душа зарубцевалась. Даже потеря почти, что всех сусовских денег не расстроила его, и он даже окреп в предпыточном горниле. Прилегши на диван, Едренкин, ни с того, ни с сего, вспомнил детскую считалку с блатной подоплекой:
Вышел месяц из тумана,
Вынул ножик из кармана,-
буду резать, буду бить,
все равно тебе водить!..
Слова этого кровожадного четверостишья позабавили Вована и сейчас наполнились каким-то пророческим смыслом: Паук – это месяц, а он должен водить его по следу Сусика. Нет, он не был продажным Иудой, и между ними ничего не было общего, за исключением разве, той поры, когда они, одержимые общим делом наживы, трудились сообща, словно братья. Если бы не тот случай, послуживший разрывом их отношений, возможно, они до сих пор бы дружили и тогда, поступи он как сейчас, это выглядело бы предательством. Выпутавшись из тенет сослагательного наклонения, Вован пошел в ванную. Ему захотелось смыть с себя всю грязь, – и заброшенного завода и барвихинскую, и очищенным от паучьей скверны, продолжить свое житие-бытие. В мыслях он расстался с остатком капитала Сусова и решил пожертвовать его церкви Николая Угодника, в счет своей будущей жизни на небесах…
4
Поздним вечером, по Желябинским топям пробирались два измотанных человека – Косой и Рылов. «Девочку», которая на самом деле была Сережей, они потеряли из виду, когда осознали, что забрели в самую глубь болот. Обозревая ширь из бесконечных кочек и одиноких березок на них, бандиты пали духом. Мнимая Авдотья исчезла, словно призрак, а они не знали в какую сторону двигаться. Косой избрал наугад путь и уверено повел Рылова вперед, как Сусанин – шляхтичей. Не раз они проваливались в трясины, но чудом выползали на брюхе, цепляясь за хилые деревца, и шли дальше и дальше, пока не были вознаграждены за свое упорство,– рядом показалась березовая роща, а значит твердая почва. Насквозь промокшие и безмерно счастливые, городские мытари повалились на траву и долго лежали, дрожа от собачьего холода. Ночная тьма уже окутала окрестности. Рылов насобирал сухой валежник, а Косой подложил под него смятые листочки магазинных чеков, неизвестно зачем сохраненные в кармане пиджака, и зажег зажигалкой костер. Они обнялись и стали одним целым, словно сиамские близнецы,– так было значительно теплее и лучше обсыхать. Костер алчно трещал, поглощая древесное топливо и постепенно сокращаясь в размере. Когда они чуть-чуть просохли, Косой уныло сказал:
– Впереди бессонная ночь, надо бы еще собрать хвороста…
Рылов встал и исчез в темноте. Через несколько минут он вернулся, сбросил на землю ворох коряг и, молча растоптав костер, потащил за собой приятеля. В ста метрах от привала пролегала дорога. Из-за бугра появились огоньки автомобиля. Это был старенький «Запорожец».
– До Твери не подбросишь?– дрожащим голосом спросил Косой не менее старенького автовладельца.
Отзывчивый водитель, без лишних разговоров, услужливо отворил скрипучую дверцу, и продрогшие телохранители медленно поехали в областной город. Машина урчала и тряслась, а в салоне воняло бензином, но им было все равно, лишь бы подальше от Желябинской топи. Проезжая мимо ельника, зоркий Рылов заметил черный «БМВ» на краю леса. Они вышли из трясучей колымаги и бросились к неожиданной находке. Косой обо что-то споткнулся и шлепнулся наземь во весь свой длинный рост.
– Какого хрена!– раздался, рядом с его ухом, знакомый голос Стручка.– Что, не видишь, куда идешь?!..
– А ты, что разлегся посреди дороги?– рявкнул Косой, вставая и отряхивая брюки.
Рылов поднял связанного по рукам и ногам шофера и стал развязывать путаные узлы.
– Дай, я!– нервно сказал долговязый и перерезал веревки.– Кто тебя связал?
Съежившийся Стручок, стуча зубами, без лишних слов нырнул в кабину автомобиля, вырвал панель зажигания и соединил провода. Мотор трижды возмущенно зарычал, но послушно завелся, подчиняясь варварскому обхождению. Телохранители переглянулись и запрыгнули в салон машины.
– Ты, что бесишься?– спросил Косой с ухмылкой.
– Времени нет искать понапрасну ключи ночью, в траве…
– А как они там оказались?– спросил Рылов.
И Стручок, согревая руки у печки, вкратце поведал, что с ним случилось.
– Вот, гаденыш какой!– произнес сквозь зубы Рылов.
– Полный беспредел!– добавил Косой.
– Судя по всему, это был тот самый поскребыш, которого мы повстречали в деревне!– проявив сообразительность, воскликнул Рылов.
– Верняк!– подтвердил Косой, выуживая из глубин памяти образ лихого малолетки.– Он уже не раз попадался на моем пути!
Немного согревшись и поразмышляв о превратностях судьбы-индейки, незадачливые прислужники Обмылка тронулись в долгую дорогу домой, в стольный град Москву.
Глава 13. Незваный гость хуже… известно кого
1
Пока шли повальные аресты обличенных лиц по списку Сусова и по его подробному показанию на триста с лишним страницах, сам Илья, как главный свидетель, продолжал отсиживаться до суда на квартире своей бабушки. Он постоянно названивал Едренкину, но тот был не доступен. Страшно волнуясь за дочь, он не находил себе места, все смотрел в окно, словно ждал чего-то невероятного. А вдруг Обмылок отпустил Авдотью, ведь он знал эту квартиру и должен был догадаться, что больше ей некуда идти кроме как сюда, и он, Сусов, возможно будет тут…
Наступила вторая ночь его затворничества на Плющихе. От нечего делать, оперативники резались в «дурачка» и тот, что помоложе всегда вчистую проигрывал. Из прокуратуры вернулся Болдырев и сказал, что Илью планируют переправить в другое место потому, что дело растянется на долгие месяцы дознания и следственного оформления
