Тяжелый рок - Уоррен Мерфи

Он знал, что Римо отправился на поиски этой назойливой девчонки. Он несомненно ее найдет; бесполезно надеяться на ее исчезновение. Это было бы слишком просто, а в Америке ничего просто не делается.

«Очень странная страна», – думал он, прикрыв глаза. Чиун слишком долго работал на разных «императоров», чтобы верить в превосходство народных масс, но в Америке с массами было все в порядке. Каждый может жить счастливо, лишь бы его никто не трогал. Этого и хотели американцы – чтобы их оставили в покое. Насколько Чиун мог судить, как раз этого-то они и не имели. Напротив, общество лезло к ним в душу со своими реформами и улучшениями, что привело к напряженности и неприятностям.

Другое дело Синанджу – крохотная деревушка, родина Чиуна, где он не был уже много лет. Да, по американским меркам жили там бедно, но люди были гораздо богаче во многих отношениях. Каждый жил своей жизнью и не лез в жизнь других. А о бедных, пожилых, немощных и детях заботились. Для этого не требовалось ни социальных программ, ни обещаний политиков, ни длинных речей – лишь доходы от искусства Мастера Синанджу. Более тысячи лет те, кто не могли прокормиться сами, жили за счет оплаты смертоносных услуг Мастеров, нанимавшихся на службу в качестве убийц.

Таковы были и обязанности Чиуна. Сидя с закрытыми глазами, на грани сна он думал о том, что такую жизнь можно назвать честной, справедливой и обеспеченной. Мастер Синанджу всегда выполнял свои задачи, а «императоры», которым он служил, всегда платили. Теперь таким «императором» был для него доктор Смит, возглавляющий КЮРЕ, шеф Римо. И доктор Смит тоже платил.

Почему Америка не может решить свои социальные проблемы столь же эффективно, как решила проблему наемных убийц? Однако это было бы слишком просто, а простота не свойственна белым людям. И они не виноваты, что такими рождаются.

Чиун услышал стук в дверь, но решил не открывать. Если это Римо, он и сам войдет. Если кто-то ищет Римо или эту девушку, а их здесь нет, то и открывать нет смысла. Закрытая дверь говорит сама за себя.

Тук! Тук! Тук! Стук стал громче. Постараемся не обращать внимания.

– Эй! Это официант! – заорали в коридоре за дверью. Тук! Тук! Тук!

Если этот человек будет долго стучать, он в конце концов устанет настолько, что для подкрепления сил съест то, что привез. Это и послужит ему наказанием. Чиун продолжал дремать.

Стоявший за дверью Ласа Нильсон взялся рукой за ручку и повернул ее. Дверь бесшумно открылась.

– Никого нет, – сказал он. – Завози сюда тележку, и подождем.

– А зачем тележка-то?

– Чтобы объяснить наше присутствие в номере.

Чиун слышал, как открылась дверь, слышал голоса, к когда Нильсон с Баренгой вошли в номер, он встал и повернулся к ним.

Нильсон заметил, как плавно тщедушный Чиун, словно струясь, поднялся с пола и повернулся. В этих движениях что-то показалось ему знакомым и заставило поднести руку поближе к карману куртки, где лежал маленький револьвер.

– Эй, ты, старик, почему не открываешь? – рыкнул Баренга.

– Тихо, – скомандовал Нильсон и, обращаясь к Чиуну, спросил: – Где она?

– Ее нет, – ответил Чиун. – Куда-то отправилась.

Он сложил руки на груди, покрытой светло-зеленой тканью кимоно.

Нильсон кивнул; он следил за неторопливыми движениями рук Чиуна. В них не было никакой угрозы.

– Проверь комнаты, – бросил он Баренге. – Посмотри под кроватями.

Баренга отправился в первую спальню, а Нильсон вновь перевел взгляд на Чиуна.

– Мы, кажется, знаем друг друга, – сказал Нильсон.

Чиун кивнул.

– Я о вас знаю, – ответил он, – но не думаю, что вы знаете меня.

– У нас одно и то же ремесло, – продолжил Нильсон.

– Профессия, – поправил Чиун. – Я не сапожник.

– Ну что ж, профессия так профессия, – слегка улыбнувшись, согласился Нильсон. – Вы ведь здесь тоже для того, чтобы убить девчонку?

– Я здесь для того, чтобы спасти ее.

– Жаль, – сказал Нильсон, – но вы проиграли.

– Всему свое время под солнцем, – ответил Чиун.

Из спальни вышел Баренга.

– Здесь пусто, – сказал он и прошел в другую спальню.

– Хорошо, когда есть такой умелый и сообразительный помощник, – заметил Чиун. – Такому молодому Дому, как ваш, нужен помощник.

– Молодому? – воскликнул Нильсон. – Имя Нильсонов знаменито на протяжении шестиста лет.

– Так же, как и имя Шарлемань и других шарлатанов.

– Кто вы такой, чтобы судить об этом? – спросил Нильсон.

– Вы, к сожалению, несомненно младший в семействе. Старшие бы не стали спрашивать, кто такой Мастер Синанджу.

– Вы? Синанджу?

Чиун кивнул. Нильсон рассмеялся.

– Откуда такое высокомерие, – сказал Нильсон, – особенно после того, как мой род расправился с вашим Домом в Исламабаде?

– Да, вы явно младший, – повторил Чиун. – Потому что история ничему вас не научила.

– Я достаточно хорошо знаю историю и то, что армия, которую поддерживали мы, победила армию, которую поддерживали вы, – заявил Нильсон. – И вам это тоже известно.

– Мастера Синанджу – не рядовые солдаты, – ответил Чиун. – Мы были там не для того, чтобы выигрывать войны. Скажите-ка, что стало с тем, кого вы посадили на престол?

– Его убили, – медленно произнес Нильсон.

– А с его преемником?

– Его тоже убили.

– И раз вы так хорошо знаете историю – кто потом взошел на престол?

– Тот, кого мы свергли, – после некоторой паузы ответил Нильсон.

– Правильно, – подтвердил Чиун. – И после этого вы говорите, что Дом Синанджу потерпел поражение? От рода новичков, которому всего каких-то шестьсот лет? – Он рассмеялся тонким дребезжащим смехом. – Всегда бы так проигрывать. Мы должны были защитить императора и сохранить ему престол. Годом позже, когда мы ушли, он был жив-здоров и его трон в безопасности. А двух его врагов постигла неожиданная смерть. – Чиун распростер руки в стороны. – Гордость – хорошая вещь, и она должна быть присуща роду, но она опасна для отдельных его представителей. Они перестают думать и живут одной гордостью, но живут недолго. И вам суждено об этом узнать.

Нильсон улыбнулся и медленно вынул из кармана куртки автоматический пистолет.

В комнату вновь вошел Баренга.

– Никого, – сказал он.

– Отлично, – отозвался Нильсон, не отрывая глаз от Чиуна. – Сядь и замолкни. Скажи мне, старик, как ты меня узнал?

– Дом Синанджу никогда не забывает тех, с кем сражался. Каждому Мастеру передают сведения о том, как они движутся, и о других особенностях. Вот, например, твой род. Каковы были твои предки, таков и ты. Прежде чем сделать движение, ты моргнул. Прежде чем сунуть руку в карман, ты кашлянул.

– А зачем это знать? – спросил Нильсон. – Какая от этого польза?

Он направил пистолет прямо в грудь Чиуну, находившемуся от него на расстоянии восьми футов.

– Ты же сам знаешь, – ответил Чиун. – Зачем спрашивать?

– Ну, хорошо. Это для того, чтобы знать слабые места противника. Но зачем же ему об этом говорить?

Прислонившись к стене, Баренга слушал разговор, его голова поворачивалась из стороны в сторону, словно он наблюдал за партией в теннис.

– Об этом говорят противнику, чтобы уничтожить его. Как, например, в случае с тобой. Ты уже беспокоишься о том, сможешь ли ты нажать на курок, не моргнув. Это беспокойство тебя и погубит.

– Ты очень самоуверен, старик, – сказал Нильсон с улыбкой. – Не та ли это гордость, что, по твоим же словам, может погубить человека?

Чиун выпрямился. Он по-прежнему был на голову ниже Ласы Нильсона.

– Вероятно, кого-то и может, – ответил он, – но я Мастер Синанджу. Я не из рода Нильсонов.

Такая вызывающая наглость взбесила Нильсона.

– В этом-то и твоя беда, старик, – сказал он.

Его палец начал нажимать на курок. Он пытался сконцентрироваться на Чиуне, все так же неподвижно стоявшем в центре комнаты. Но его глаза… Что же это с его глазами? Нильсон почувствовал первые крохи сомнения. Он попытался расслабиться, но не смог. Он нажал на курок и в этот момент понял, что моргнул. Оба глаза одновременно полностью закрылись – сработало аукнувшееся через века наследственное проклятие. Но было ясно, что он промахнулся. Нильсон слышал, как пуля отщепила кусок штукатурки, и понял, что другой возможности выстрелить у него не будет. Он вдруг ощутил боль в животе и почувствовал, как его тело конце куда-то унеслось. И все из-за того, что он моргнул. Если бы он только мог предупредить Гуннара…

Перед смертью Ласа Нильсон выдохнул:

– Тебе повезло, старик. Но придет еще один, лучше меня.

– Я почтительно и с уважением встречу его, – ответил Чиун.

Это были последние слова, услышанные Ласой Нильсоном.

Абдул Керим Баренга тоже не хотел больше слышать такое.

– Ноги, уносите, дорогие! – заорал он и, завывая, как сирена в ночи, бросился к двери номера, распахнул ее и понесся по коридору.

Римо был обеспокоен. Викки Стоунер и след простыл. Никто ее не видел – ни таксист, ни коридорный, ни полицейский – никто. Они с Чиуном испортили все дело, и теперь он представления не имел, где ее искать. Пока они были вместе, девица пребывала в таком расслабленном состоянии, что Римо никак не мог припомнить ничего, что могло бы стать ключом к разгадке ее таинственного исчезновения.