Город Барабу - Барри Лонгиер

16

На исходе третьего вечера работы с «Большим шоу О'Хары» Диввер-Сехин Тхо забрался в административный фургон, который как раз загружали в шаттл для переброски к очередной стоянке. Он сел за отведенный ему стол, расположенный неподалеку от стола казначея, подавил зевок усталости, поднял ручку и начал писать.

МАРШРУТНЫЙ ЖУРНАЛ

«БОЛЬШОГО ШОУ О'ХАРЫ»

1 мая 2144 г.

Хозяин настаивает на употреблении в маршрутном журнале земного летоисчисления, и мне приходится постоянно спрашивать, какое сегодня число, потому что таблицей соответствия дат меня никто не обеспечил. Я спросил, почему так важно земное время, ведь все учреждения в Квадранте пользуются Галактическим Стандартом. Он ответил, что если мы не будем пользоваться земным временем, то не будем знать, когда заканчивать сезон. Я предложил перейти на Стандарт, но Хозяин считает, что если обозначить первое мая – день начала циркового сезона – цифрами 12.04, то получится бессмысленно и сухо.

Прискорбно, что я так быстро привыкаю к цирковому жаргону. Канаты – «ленты», главный вход – «8-я авеню», исполнители – «чудаки»… Многие выражения, похоже, предназначены лишь для того, чтобы смутить зрителей, но в то же время они странным образом объединяют работающих в цирке в некое сообщество. Так, представление Зельды называется: «Мадам Зельда, предсказательница, хиромантка и медиум, исследует прошлое и будущее, используя обширный арсенал Темных Сил». В цирке оно именуется «кулачный сустав». «Рай Розового Лимонада» – «сочная забегаловка»; и, увидев производство напитка, я поклялся себе, что лучше умру от жажды и получу солнечный удар, чем выпью хоть один глоток. Тем не менее зрители поглощают его в огромных количествах. Ласка, парень, ответственный за разлив напитка, объяснил, что кусочки лимона, плавающие на поверхности этой ужасной смеси, называются «приманкой», и похвастал, что запасов лимонов ему хватит до конца сезона.

Пока что мы придерживаемся графика, у нас была лишь одна отмена представления (из-за урагана) и две стычки с горожанами. Лошадиное фортепьяно (англоязычные называют его «каллиопа») наконец-то починено, и его жуткие звуки снова терзают наши бедные уши. Хозяин хочет, чтобы к Вистунье все было в порядке.

Как сказал Джон О'Хара:

– Ты должен понять, Бородавка (так меня теперь зовут), цирк обращается ко всем, независимо от пола, возраста, расы, религии, морали и прочего. На Вистунье жителей раздражает грязь. Мы можем пройти всей труппой голыми вокруг арены, и никто не обидится, если мы будем чистые. Но грязь? Никогда. Все это надо помнить, выбирая маршрут.

– Маршрут выбираете вы?

– Нет, это делает Джек Сэвидж, Крыса. Он опережает нас почти на год. Джек держит связь через главного агента и подсказывает, чего стоит опасаться на той или иной планете, какие там табу. Поэтому запомни: если в дело вмешивается политика, расизм, религия, мы в нем не участвуем. Это наш принцип. Так мы поддерживаем традиции старого цирка, Бородавка, – принципами.

– Хозяин, но мне представляется, что пендианцы воспримут участие Ловкача в выборах в Вестховене именно как политику. Как быть с этим вопросом?

О'Хара вскинул бровь, поджал губы, посмотрел на меня и пожал плечами:

– Ну, Бородавка… надо же быть гибким.

Клички в цирке, даже ужасно нелестные, не являются причиной для обид. Они происходят от каких-либо физических особенностей, прежних занятий или даются случайно. Меня прозвали Бородавкой из-за наростов, имеющихся у любого пендианца. Раскоряка Тарзак имеет особую походку, у Квак-Квака, пресс-агента, специфический голос. Дурень Джо получил кличку по каким-то неясным причинам, потому что, на мой взгляд, этот парень ничуть не глупее других рабочих. Как бы там ни было, именно Дурень Джо рассказал мне о том, как возникла кличка Растяжка.

Я бы ничего не рассказал, если бы мы работали с главным куполом; Раскоряка не любит, когда это рассказывают при нем. Но сначала тебе надо узнать кое-что о нашем бригадире. Его родители родом из Польши, поэтому шесты главного шатра и называются так странно: Паддевски, Вассакуски и в таком же духе. Чтобы натянуть брезент на эти шестидесятифутовые шесты, мы используем слонов. Когда Раскоряка командует, он все время кричит: «Тяни на Паддевского… придержи Пэдди, тяни на Вассакуски…» Слоны тянут канат, брезент поднимается. Но, понимаешь, чтобы выучить все эти слова, надо немало поработать, а Растяжка их совсем не знал.

По-моему, это было на нашей третьей или четвертой стоянке на Оккаме. Рабочих не хватало, а тут еще ураган расколол два центральных шеста главного шатра. Раскоряка нанял несколько новичков, и одним из них оказался Растяжка. Ты посмотри на Растяжку и сразу поймешь, почему он приглянулся бригадиру. Приятный на вид парень, большой, сильный и простак, каких поискать.

Растяжка – его тогда звали Ансель – определился к Жирному Баггу, и все шло отлично, хотя Жирный был малость «под мухой». Поставили шесты, растянули и подвязали брезент. Жирный вместе с Анселем, слоном и погонщиком взялись за Чо-пан, это третий шест. Раскоряка расставил всех по местам и кричит: «Тяни на Паддевского!» Первый слон подтягивает тент на пятнадцать футов. «Стой! Тяни на Вассакуски!» В общем, дело понемногу движется. Но тут Жирный Багг хлопает Анселя по плечу и говорит, чтобы тот справлялся без него. Сам отходит в сторонку и укладывается на травку.

«Тяни на Чо-пан!» – кричит Раскоряка. Никто не тянет. «Тяни на Чо-пан!» – опять командует Раскоряка, и опять ничего. Тогда он просовывает голову под брезент и видит, что слон стоит на месте. Бригадир показывает на него пальцем и орет: «Эй, проснитесь и тяните!» Ансель делает знак погонщику, слон начинает тянуть. «Придержи Чо-пан!» – командует Раскоряка, но брезент все ползет вверх.

Ну вот, тент затянули футов на тридцать. Раскоряка бежит к третьему шесту, приказывает погонщику остановиться и поворачивается к Анселю. «Ты что, оглох? Я же сказал придержать! Где Жирный?»

«Там», – показывает Ансель.

Раскоряка подходит и дает Жирному хорошего пинка.

«Двигай к казначею, Жирный, и получи расчет». Потом он зовет Синего Пита и ставит на место Анселя.

«А мне что делать?» – спрашивает парень. Раскоряка смотрит на него, чешет подбородок и говорит: «Сейчас мы будем ставить боковые шесты, а они у нас не того размера. Иди найди Косоглазого Майка и возьми у него растяжку для шеста». Ансель убегает, а Раскоряка качает головой и снова принимается за дело.

Ну, вот… Косоглазый Майк посылает Анселя к Зверю, тот – в грузовой фургон, оттуда его отправляют к завхозу. По-моему, Ансель все-таки понял, что если он что и растянет, то только собственные ноги.

Да, мы уже поставили примерно половину шестов, как вдруг появляется Ансель. На тракторе. И тянет за собой платформу.

На платформе здоровенный ящик с надписью «Растяжка для шеста». Раскоряка подходит к трактору, Ансель вылезает из кабины и говорит: «Ну вот, Раскоряка, то, что надо. Едва нашел».

Бригадир хмурится, потом подходит к ящику. Оттуда вдруг доносятся вой, визг, и ящик начинает раскачиваться. Из ящика появляется громадная волосатая рука. На каждом пальце коготь размером с нож. Она шарит вокруг, потом исчезает внутри. Раскоряка поворачивается к Анселю и говорит: «Что это?»

«Это и есть ваша растяжка для шеста. Открывайте и увидите, что шест растянут как надо».

Ну, Раскоряка постукивает ногой по земле, складывает руки на груди, сердито смотрит на парня и говорит: «Что ж, хорошая работа, только… похоже, у нас все шесты нужной длины. Верни ее на место».

Ансель прыгает в трактор и уезжает. С тех пор его и зовут «Растяжка». Сходи как-нибудь в зверинец, и тебе покажут то четырехтонное чудище с когтями, которое мы прихватили на планете Хессиф. Тварь оказалась слишком злобная, пришлось от нее избавиться. И как только Растяжке удалось сунуть ее в тот ящик?

2 мая 2144 г.

Сегодня мы закончили выступления в Вортнагге, загрузились и отбыли на корабле к следующей цели. Это четвертая планета в системе Гурав, называется она Уоллаби. Хозяин отправил меня с последним шаттлом, чтобы я мог понаблюдать за всем процессом. Должен признаться, всего я так и не увидел. Я спокойно сидел, думая, что досмотрю представление до конца, но не тут-то было. Еще половина зрителей не вышли из главного шатра, как рабочие повалили внутрь.

Меня выгнали на улицу вместе со всеми, а когда я вышел, то с изумлением обнаружил, что многих палаток, включая зверинец, уже нет. Я вернулся в главный шатер. Зрители ушли, и около трехсот рабочих снимали внутреннее оборудование. Складывающиеся платформы, на которых сидели зрители, загружались в поджидающие фургоны, сцены разбирали и тоже грузили в фургоны. Электрики отключили свет и снимали прожектора и стойки. Погонщики гнали слонов к шестам, поддерживающим середину купола. Стало темно, и я поспешил наружу, не испытывая желания оказаться растоптанным.