Северус Снейп и Отвратное зелье - Елена Клещенко

Я проговаривала все это в уме, чтобы не дать себе воли — не разреветься и не броситься ему на шею. Потом спокойно спросила:

— Сэр, тут совсем темно, будем зажигать свечи?

— Свечи? — он тоже говорил совершенно спокойно. — Да нет, не надо, если вы не собираетесь читать.

Он тоже пересел в кресло. Помолчал и добавил, глядя в огонь:

— Спасибо, мисс Хитрых.

Мы посидели еще немного у камина. Я рассказала про Маруську: ложная кавказская саламандра, разводят в питомниках, почту носит… Он рассказал про свое огнеупорное зелье для рук… А потом я закрыла глаза и откинула голову на высокую спинку кресла. Прижала затылком заколку, она щелкнула, расстегнулась, коса упала и рассыпалась. Я наклонилась вперед, принялась ее раздергивать, чтобы заплести наново.

— Позвольте мне, — сказал Снейп…

Нет, не так.

— Дай-ка я, — сказал Снейп и поманил меня к себе…

Тоже не так. Этот английский… Одно отсутствие разницы между «ты» и «вы» придает почти любому диалогу отчетливый привкус бреда. А эти их фирменные короткие слова, на каждые три буквы по странице разъяснений в словаре Мюллера… Понятия не имею, как в данном контексте следует переводить «let me». Хотя, как ни переводи, предложение нахальное. При этом он сделал образцово каменную английскую физиономию, а жест, наоборот, был вполне фамильярным.

Но тогда я долго не думала. Просто вылезла из кресла и села у его ног.

Он взял заколку, дунул на нее и трансфигурировал в гребешок — маленький, длиннозубый, каким прически закалывают. Потом бережно вытащил одну прядь из моей косы и принялся расчесывать. От кончиков к корням.

Мне до сих пор жаль, что я не видела в это время его лица. Утешает одно: и он моего не видел.

Это продолжалось, наверное, около четверти часа. Косу мне расплели, расчесали, заплели в четыре пряди и снова закололи на затылке. Волосы у меня не такие длинные, как им следовало быть. В пятом классе нормальной школы я поссорилась с бабкой и остриглась почти под ноль. Бабка меня не наказала, не ругала даже, только сказала: придет день, пожалеешь. День пришел. Только к волшбе это не имело отношения.

А потом я села к нему в кресло, благо оно было размером с хороший кухонный диванчик. Устроилась под боком у профессора Снейпа и положила голову к нему на грудь. Как всю жизнь так сидели.

Он обнял меня за плечи. Я набралась храбрости и взглянула ему в лицо, освещенное пламенем. Осторожно коснулась щеки, отвела назад волосы. Те самые патлы Снейпа, над которыми глумились десятки поколений хогвартских выпускников.

У черноволосого зельевара были седые виски. Белые, будто соль.

— Ты завтра уедешь?

— Уеду.

— Пришли мне свою саламандру, хорошо?

— Хорошо. Конечно, пришлю.

— Я тебя найду… когда у нас кончится это все… эти неприятности.

Я зажмурилась изо всех сил, стараясь дышать ровнее. В горле стоял комок.

Оказывается, когда сидишь в обнимку и разговариваешь шепотом, можно рассказать все, что угодно. Даже то, что в полный голос никогда не скажешь.

О чем он мне говорил… — Нет. Ни о чем. Наша национальная особенность: мы способны нечаянно растрепать всему свету любые интимные тайны, свои и чужие, — но только не то, что представляет реальную опасность для жизни. Выучка у нас была хорошая, у всего народа, и у колдунов, и у нормальных. Ни о чем он мне не говорил, начальники. Точка.

Ну вот еще разве, когда острые языки пламени стали таять у меня между ресниц, и Маруська заплясала среди них, превращаясь то в Цветанку, то в рыжую Джиневру с Гриффиндора…

— Расскажи мне сказку, — сонно попросила я.

— Какую сказку?!

— Страшную. Из жизни. Мне бабушка всегда рассказывала. Про войну, как она маленькая была. Про лагеря. Как она в лесу жила… как с дедом встретилась…

— Могу вообразить. Хорошенькое у вас представление о сказках. Хотя… почему нет? Слушай. Страшную расскажу, еще какую страшную. Когда-то, давным-давно, жил в Англии молодой волшебник. Был он очень умный от природы, но порядочный дурак…

Представления не имею, как я умудрилась заснуть под его сказочку. Снилась мне всякая чушь: террорист Вольдеморт — в Кощеевой короне, но молодой и красивый, вспышки зеленого огня, беззвучно кричащие люди… кто-то (во сне я знаю, кто это) лежит ничком на земле… И ужасно, до ломоты в костях, болела левая рука. Наверное, браслет надавил.

Проснулась я в той же больничной палате. На заправленной койке поверх одеяла, вполне одетая, только без кроссовок, и укрытая одеялом с соседней койки. Рядом никого. Дрова в камине сгорели, и Маруська перебралась ко мне, оставив на полу серую дорожку золы.

Коса была по-прежнему заколота на затылке. Я коснулась ее пальцами, очень удивилась, долго соображала, как это расстегивается. Наконец сообразила. Заколка была не моя. Никаких маггловских защелок с пружинкой. Серебристое полированное дерево с тончайшей резьбой: красивая змея неизвестного мне вида, свитая семью петлями, и через две крайние петли вместо шпильки продета английская волшебная палочка в пядь длиной.

Спасибо, сэр, — сказала я мысленно. Поблагодарить его вслух мне так и не пришлось.

Во время завтрака он не обратил на меня внимания. То ли кивнул, то ли просто тряхнул волосами, отворачиваясь. Ребята изощрялись в остроумии: дуэль у нас была в лесу или любовь, или сначала дуэль, а потом любовь, что себе позволял Ужас Подземелий, как он воспользовался выгодным положением пассажира ступы, да что я получила от него помимо «В» по зельям и слизеринской заколки, да что он носит под мантией… Дети малые. Я научила их нескольким русским идиомам. Юджину с Огастусом больше всего понравилось «poshel v jopu».

Знакомые студенты и преподаватели (кроме одного) проводили меня, попрощались очень сердечно. Мадам Помфри поцеловала в щеку, профессор Спраут насовала в мою сумку пакетиков с семенами — бабушка потом с ней долго переписывалась в порядке обмена опытом. Дамблдор лично наложил на Ублюдечко чары невидимости. Из Хогвартса я улетела через час после завтрака, не дожидаясь лондонского поезда.

Эпилог

А про себя подумал: помню-то я изрядно,Но без нужды признав, что помню и, не дай Бог, люблю,Я поступлю не браво, впрочем, не браво — ладно,Главное, что не ново, потому и не поступлю.

Больше в Англии ничего интересного не произошло — кроме, может быть, концерта «Виэд Систерз», который хотя бы ненадолго примирил меня с кошмарной действительностью. Как только министерский визовый портал вернул меня в Москву, я подала свое резюме в ЦМИ — Невструевский центр магических исследований, что под Мурманском. Мой нынешний босс, в прошлом инквизитор, вообще-то не любит женщин в лаборатории. Но им была нужна травница, а мои FOWL дядю Кристо добили: меня приняли. Здесь, в Соловце, здорово, только холодно и к бабушке летать далеко. Отвратное зелье я бросила принимать, как и собиралась. Впрочем, разницы пока не ощущаю.