Бриг «Три лилии» - Уле Маттсон

Надо спешить, пока еще лед не сошел. А Вы тем временем тоже будьте начеку — вдруг еще старатели появятся. Уж тогда покажите, на что Вы годитесь, не подкачайте, как до дела дойдет. Вернусь, когда настанет час. Привет Вам от Вашего друга

Пата О'Брайена.

П. С. Зовутка со вчерашнего дня не действует. Не иначе, я слишком сильно подул в нее. С ней так случается: вдруг запнется и молчит несколько месяцев.

Заберите ее и грейте, пока я не вернусь. Пусть она напоминает Вам о Вашем

Пате О'Брайене.

Плотник даже вспотел читая. Очки затуманились. Руки дрожали. Пат О'Брайен? Зовутка? Морское золото?.. Гул стоял в его бедной голове, как в улье.

Он попытался разобраться: Симон Тукинг не курит табак, Симон Тукинг не умеет писать, и, наконец, Симон Тукинг на островах…

Двумя дрожащими пальцами плотник Грилле схватил письмо и сунул нечистое послание в карман куртки. «Сглаз долой — из сердца вон», — подумал он; тем более, карман был глубокий. «А вообще, — продолжал он размышлять, в гололедицу лучше дома сидеть. Доброе правило!»

— Чур меня, чур! Нечисть, прочь, враз отскочь! — пробормотал плотник Грилле, плюнул три раза и задул свечу.

Табакерку он отшвырнул, точно ядовитого паука. К тому же в ней была дыра.

Минутой позже он запер, как мог, дверь. Далеко впереди мелькали огоньки в окнах постоялого двора. Плотник Грилле потерся спиной об угол сарая, вздохнул и двинулся в путь. Палка лежала на льду. Он полз на четвереньках.

Глава семнадцатая

ЗАБЛУДИВШИЙСЯ МЕДВЕДЬ

В семь часов Туа-Туа и Миккель должны были встретиться с Патом в лодочном сарае. Учитель Эсберг еще не вернулся. Тетушка Гедда Соделин выпила свой бузинный чай раньше обычного. У нее начиналась простуда.

— А в таких случаях лучше сразу меры принимать, — объяснила она Туа-Туа. — Ложись-ка и ты, да не забудь лампу задуть — керосин денег стоит.

— Хорошо, — сказала Туа-Туа.

Полчаса спустя Миккель посвистел у калитки. Туа-Туа вынырнула из мрака, держа в руке незажженный штормовой фонарь.

— На случай, если на Бранте Клеве будет скользко, объяснила она шепотом. — Пата видел?

— Только вчера, — ответил Миккель. — Сегодня днем заглядывал, — там было пусто.

Когда они добрались до Бранте Клева, над островами взошла луна, чуть обгрызенная с правого края. Она давала достаточно света.

— Без фонаря обойдемся, — объявил Миккель. — Еще увидит кто с постоялого двора, заподозрит неладное. Лучше поставь его в тур.

— А в сарае света нет, Миккель, — шепнула Туа-Туа.

— Просто Пат остерегается. Он набил кожу на косяк, все щели вдоль двери закрыл.

Они прокрались, держась за руки, к сараю.

Немного не доходя, Миккель остановился и задержал Туа-Туа:

— Мелькнуло что-то. Значит, Пат там. Тш-ш-ш. Идет.

Луна спряталась за облако, но они отчетливо слышали, как скрипнула дверь.

— Окликнем? — шепотом спросила Туа-Туа.

— Не стоит — вдруг бабушка на дворе, услышит. Тш-ш-ш…

Снова скрипнула дверь, потом загремел замок. В следующий миг луна вышла из-за облака, и они увидели, как что-то черное, неуклюжее со стоном почесалось о стену сарая и медленно побрело к постоялому двору на четырех ногах.

Туа-Туа задрожала и прижалась к Миккелю:

— Ой, Миккель, медведь! Шатун!.. Поворачивается! Что делать?

— Стой тихо! — прошипел Миккель. — Совсем тихо, тогда он нас, может, за дерево примет. У медведей хорошее чутье, но видят они плохо. Тш-ш-ш — сюда смотрит.

Зверь остановился, громко сопя. Туа-Туа зажмурилась.

— Если подойдет, ляжем и притворимся мертвыми, — шепнул Миккель. — Медведи не едят мертвечину. Ух, какой здоровенный! Спинища-то!.. Дальше пошел…

Зверь, тяжело дыша, скрылся в темноте. Туа-Туа выпустила руку Миккеля и выдохнула.

— Если это шатун, то он выломает дверь и съест бабушку, — сказал Миккель. — Хотя она может шкаф придвинуть. А у плотника ружье есть.

Туа-Туа снова схватила Миккеля за руку:

— Миккель! Ой, что я подумала! Ведь он из сарая вышел! Он съел Пата.

Миккель похолодел от ужаса.

— Чего там… У Пата нож есть, — неуверенно произнес он, но сам тут же подумал: «А можно шатуна одним ножом одолеть?» Миккель сжал кулаки.

А еще в деревне говорят, будто во всем приходе вот уже двести лет медведей не видно. Вон он, да какой здоровенный!

— Туа-Туа, — сказал Миккель осипшим голосом, — надо войти и проверить. Ты покамест здесь постой.

— Ни за что на свете! — произнесла Туа-Туа. — Ты иди, а я за тобой.

Дрожащими пальцами Миккель снял замок и распахнул дверь.

Тишина…

— Зажги свечу, Миккель, — жалобно пролепетала Туа-Туа.

Миккель чиркнул спичкой и поднес ее к огарку на столе.

— Ну, что я сказала, — произнесла Туа-Туа со слезами в голосе. — Нету Пата. Медведь съел его! Что мы теперь будем делать?

— А может, Пата не было дома? — предположил Миккель.

Но в глубине души он не хуже, чем Туа-Туа, знал: если Пат сказал «в семь», то он не мог подвести.

Вдруг Миккель заметил под столом что-то блестящее, нагнулся и поднял. Зовутка… Видно, Пат выронил ее, когда на него напал зверь. Миккель подул в дырочку, но оттуда только табачный дух пошел. Да, тут надо способ знать…

Туа-Туа подошла посмотреть:

— Что у тебя там?

— Зовутка, — ответил Миккель. — Все, что от него осталось.

— Бедный Пат! — всхлипнула Туа-Туа. — Гляди-ка, вмятины.

Миккель кивнул. Отчаяние охватило его, что-то жгло под ложечкой. Во всем мире один Пат мог рассказать ему про отца. Теперь, когда Пат пропал, у него было такое чувство, словно и отец пропал навсегда. Капитан ли, матрос ли, отец есть отец.

Он стиснул зубы.

— Мы ему покажем! — прошептал он. — Слышь, Туа-Туа? Этот медведь узнает… У плотника ружье есть. Пошли! Задуй свечу, Туа-Туа. Меня душит гнев!

— Но… но ведь сейчас темно, Миккель. Постой! — испуганно взмолилась Туа-Туа.

— Возьмем фонарь! — отрезал Миккель. — Пошли.

— А потом я слышала, что на шатунов нужна серебряная пуля, — робко заметила Туа-Туа. — Останься, Миккель.

— Серебро ли, свинец ли, все равно ему не жить! — решительно заявил Миккель Миккельсон.

Глава восемнадцатая

ЧТО ЛЕЖАЛО НА ДНЕ КАРМАНА

Плотник Грилле не спал. Он стучал зубами. Кончики пальцев у него покраснели, нос посинел. Он только что лег в кровать, к ногам положил четыре бутылки с горячей водой. На голову он надел меховую шапку, шею обмотал тюленьей шкурой. И все-таки мерз.

Попробуйте пройдите полкилометра на четвереньках в десятиградусный мороз!

Плотник пытался уснуть. Но стук собственных зубов каждый раз будил его. Стоило ему сомкнуть веки, как перед глазами плыли удивительные слова: «зовутка», «Пат О'Брайен», «старательский устав». На животе плотника лежал пузырь с горячей водой — хорошее средство от озноба и бессонницы. Но на этот раз ничто не помогало.

Кто-то постучался в дверь.

Плотник застонал:

— Я сплю! Уходите! Слышите: сплю.

Глухой голос произнес за дверью:

— Это Миккель Миккельсон. Мне надо ружье и пулю. Лучше всего серебряную, но свинцовая тоже сойдет.

Плотник закрыл глаза и спросил сам себя: «Что это сон?» Потом приподнялся на локте и крикнул:

— Не болтай вздора, Миккель Миккельсон! Я болен, иди себе!

— Сначала я должен убить медведя! — сказал голос Миккеля Миккельсона.

Плотник сел так стремительно, что пузырь скатился на пол и лопнул.

— Что… что ты говоришь?

— Мы только что видели медведя возле сарая Симона Тукинга, — послышался голос Туа-Туа. — Он съел человека. Миккель говорит, что застрелит его. Не велите ему, дядя штурман!

Плотник схватил с тумбочки графин и опустошил его в два глотка. На лбу у него выступил пот. Медведь?! Сердце плотника бешено колотилось. Ружье с серебряной пулей?!

Надо понюхать табаку, прояснить мозги… Но где же табакерка?

— Миккель Миккельсон, — заговорил он слабым голосом, шел бы ты спать. Во всем приходе нет ни одного медведя, вот те крест. А ружье сломано. Я заболел. Попроси бабушку заварить мне ромашки. Я помираю, Миккель Миккельсон. Погоди табакерку!

Миккель Миккельсон и Туа-Туа стояли перед плотниковой дверью. Туа-Туа держала в руке горящую свечу, потому что на лестнице было темно. Свечу она захватила с собой из лодочного сарая.

— Мне нужно ружье! — твердил Миккель в замочную скважину. — И пулю. Лучше всего — серебряную.

— Да сломано же ружье, Миккель! — простонал плотник Грилле. — Достань лучше табакерку, будь добр, она лежит в куртке, в правом кармане. И сунь ее под дверь. Господи, до чего же я болен.

Туа-Туа подняла свечу выше и увидела на крючке зеленую куртку, мокрую от снега. Она сунула руку в карман и достала пустую бутылку.