Ангел Габриеля - Марк А. Радклифф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако в последние годы студии звукозаписи, оборудованные в старых коровниках, безнадежно устарели. Хотя он время от времени и предоставлял помещение металлистам, большинство нормальных людей записывались у себя дома, на компьютерах. Бывшие коровники теперь годились только под залы игровых автоматов, гостиницы для приезжающих в отпуск туристов или под сараи для тракторов. Деревенские студии звукозаписи стали для мира музыки тем же, чем механическая прялка «Дженни»[51] для современной английской промышленности. К тому же, надо признать, его студия, мягко говоря, не вполне соответствовала нынешнему уровню развития звукозаписывающей техники.
Прошлой ночью, лежа на полу в дальней комнате на втором этаже — куда он удалялся, чтобы подумать, покурить травки, а в последнее время и для того, чтобы спокойно поспать, — он прослушал последний (он же второй) альбом группы «Собака с тубой», проданный в количестве семисот экземпляров. «Сольник Мика Джаггера, — любил подчеркивать Джеймс в свое время, — разошелся гораздо хуже». Конверт от пластинки лежал на полу рядом с ним. С внутренней стороны к нему была приколота выцветшая вырезка из журнала «Нью мьюзикал экспресс». В ней говорилось: «Это поистине ужасно. Если вам когда-либо приходило в голову сделать для кого-нибудь оригинальную пепельницу из говняного винилового диска, то это ваш шанс, потому что ни за какие коврижки вы не станете прослушивать эту пластинку во второй раз».
И вдруг в его затуманенную дешевой травкой голову пришло неожиданное дерзкое решение всех его проблем. В конце концов, всего лишь семьсот с небольшим человек слушали эту пластинку. Большинство из них давно о ней забыли. А некоторые вообще уже умерли. Если «Собаку с тубой» и запомнили, то как группу, которая записала «Рыжую». То есть как ту самую группу, которую однажды назвали «ответ Нориджа группе „Сайкеделик Фёрс“»[52] правда со слов самого Джеймса.
— Черт возьми, — проговорил он вслух, и его голос гулко разнесся по пустой комнате. — Если у «Гоу Уэст»[53] получилось, значит получится и у меня.
Между тем Джули сидела на диване в соседней комнате и замышляла побег. Она понимала, что у нее не хватит пороха на глубоко прочувствованное прощание. Лучше всего было бы уехать, когда Джеймса не будет дома, но такое случалось чересчур редко. Она размышляла не столько об уходе от Джеймса (в основном соображая, куда именно отправится), сколько о себе — уходить от мужчин вошло у нее в привычку, от которой трудно избавиться. Она посмотрелась в зеркало, но тут же отвела взгляд. Ей исполнилось тридцать пять. Она знала, что если в этом возрасте смотреть на свое отражение слишком долго, то это может привести к преждевременному старению. Джули имела от природы бледную кожу, едва тронутую нежными, почти невидимыми веснушками. Высокого роста, стройная, спортивная, она могла бы сойти за фотомодель, если бы не глаза: они не были большими, сияющими и вечно удивленными. Немодные глаза. Синевато-зеленые, но в них никогда не зажигался огонек, даже когда она улыбалась, и из-за этого маленького недостатка она не могла считаться типичной английской красавицей. Ее глаза были узкие и недостаточно живые. Если какой-нибудь интересный молодой человек бросал на Джули восхищенный взгляд, она неизменно отвечала на него тем, что вздрагивала и морщилась, зачастую сама того не желая.
— Мне остается одно: я звоню Берни, — объявил Джеймс.
— А это хорошая идея? — саркастически поинтересовалась Джули, которая совершенно не имела понятия, кто такой Берни.
— Есть лишь один способ это выяснить, — ответил Джеймс.
Прежний менеджер группы «Собака с тубой» Берни Скайт был почти излечившимся алкоголиком и некогда владельцем клуба. Джеймс в последний раз разговаривал с ним в тысяча девятьсот девяносто первом году, причем беседа была краткой и, кажется, преимущественно состояла из слов «отвали», «сгинь» и «умри», сдобренных матом. Джеймс набрал телефонный номер, который когда-то, лет десять назад, был телефоном агентства «Берни Скайт менеджмент». Теперь, как оказалось, здесь размещалась шашлычная.
Тогда Джеймс позвонил Админу, то есть администратору группы. Несмотря на то что Джеймс не разговаривал с ним уже лет пять, Админ, по-видимому, совершенно не удивился, услышав его голос. Админов, подумалось Джеймсу, вообще ничто не может удивить.
— Привет, Джимми, как делишки? — спросил Админ.
— Пока висят на соплях. Мне нужен телефон Берни.
— Зачем?
— Мне нужно с ним поговорить.
Джеймс вспомнил, почему админы всегда так сильно его раздражали. Просто они ведут себя так, что не могут не вызывать раздражение.
— Думаешь снова собрать свою группу?
— Нет… Может быть… Пока не знаю. Где Берни?
— В Маргите.[54]
— В Маргите? — переспросил Джеймс.
— У него там одноэтажный домик и маленький антикварный магазин, — разъяснил Админ.
— Так, значит, в Маргите?
— Это было последнее, что я о нем слышал.
Этот разговор, однако, совсем не заинтересовал Джули. Она продолжала читать статью о женщине, которая сделала себе пятнадцать пластических операций. Подтяжка лица, ботокс в области глаз, липосакция в районе бедер и живота, чтобы убрать уродливый жир. Она увеличила себе грудь, подтянула кожу шеи, а кроме того, сделала что-то, благодаря чему ее пятая точка стала заметно сужаться книзу. На фотографиях женщина выглядела так, словно шла навстречу очень сильному ветру. Зубы казались даже не белыми, а прозрачными. Короче, вид у нее был жуткий. Джули потрогала свою шею, потом взглянула на Джеймса и, убедившись, что он не смотрит, потрогала свои груди. Увы, она не могла вспомнить, какими они были на ощупь пятнадцать лет назад, так что сравнить оказалось не с чем. Интересно, насколько они изменились? Она по-прежнему занималась фитнесом, хотя и не так часто, как прежде. «На ощупь они что надо», — подумала Джули.
— Ты чем занята? — спросил Джеймс.
— Так, ничем, — сказала она, потуже натягивая блузку в области талии.
Джеймс сделал паузу, покачал головой, набрал телефонный номер и сообщил Джули — словно ее это интересовало, — что звонит своему прежнему гитаристу.
— Привет Гари Гитаристу! Это Джеймс. Джеймс Бьюкен. Джимми Би. Гари…
Джеймс снова набрал номер, и на этот раз гитарист Гари все-таки снизошел до разговора, хотя и не слишком длинного.
— Отвянь, скотина, — процедил он и снова повесил трубку.
Послушав короткие гудки, Джеймс налил выпить себе и Джули и постарался придумать, что ему сказать Берни. Джеймс даже вспотел от напряжения. Было бы ложью утверждать, что Джули, которая бесстрастно наблюдала, прикрывшись журналом, испытывает к нему сострадание. Это предполагало бы наличие у нее хоть каких-нибудь чувств к этому человеку.
Джеймс и Джули прожили вместе около года. Они познакомились на занятиях йогой. Джеймс в то время спал с преподавательницей школы йоги. Эту дамочку Джули невзлюбила с первого взгляда. Джеймс в то время был еще в относительно неплохой форме, а Джули превосходно смотрелась в своем трико. Короче, случившееся между ними было неизбежно. Однако это было сто лет назад. Если бы Джули принадлежала к числу тех женщин, которые любят всерьез поразмышлять о принятых в прошлом решениях, она сочла бы роман с Джеймсом одной из случайных связей, которая затянулась дольше, чем следовало, и которой она придала больше значения, чем та заслуживала, просто потому, что ей нужно было где-то жить, тогда как ему требовалось финансовое подспорье.
Но она не любила предаваться размышлениям, в особенности о своих романах. Джули верила, что способность одного человека вступать в отношения с другими лежит вне сферы разумного, — это просто происходит, и все, а потому лучше всего полагаться на инстинкты. Джули доверяла своим инстинктам: где, когда и с кем бы она ни находилась, если инстинкт подсказывал ей, что нужно уйти, она уходила. Она даже не всегда могла сказать, куда именно направляется, и верила, что это не имеет большого значения. Она рассуждала, что, если то, чем наполнено ее настоящее, не приносит ей удовольствия, на нем нет смысла строить будущее. Джули уходила постоянно.
— Придумал! — воскликнул Джеймс, явно не смущенный нежеланием Гари Гитариста с ним общаться. Джули даже слегка вздрогнула от неожиданности, пролив джин на журнальную фотографию этой уродины с тянутым-перетянутым лицом. — Поеду к Берни и повидаюсь с ним лично. Поговорю с глазу на глаз. Он не сможет повесить трубку, когда я буду стоять перед ним у него в магазине.
— Это верно, зато сможет кинуть в тебя чем-нибудь.
— Нет, — возразил Джеймс. — Берни не из таких. Он не кидается в людей. Ростом не вышел.
Сказав это, Джеймс опять взялся за телефонную трубку, чтобы узнать адрес Берни, а Джули пошла наверх, в свою комнату.