Древние германцы - Коллектив авторов

Остальное уж [вовсе] баснословно: [например, что] у геллузиев и оксионов черты лица человеческие, а туловище и члены звериные192. Так как я об этом не имею точных сведений, то оставляю нерешенным.

АННАЛЫ

«Анналы» («Ab excessu divi Augusti»), законченные Тацитом незадолго до его смерти, около 116 года, излагали в шестнадцати книгах события римской истории от смерти Августа (14 год) до 1 января 69 года. До нас дошли лишь книги I – IV, начало книги V, книга VI (за исключением начала) и книги XI – XVI (не полностью). Описание римско-германских военных столкновений и сведения о германцах содержатся в I, II, IV, XI, XII и XIII книгах «Анналов» и основаны (помимо других, в том числе устных источников) в значительной мере на утерянной работе Плиния Старшего «Германские войны в 20 книгах» («Bellorum Germaniae viginti»), написанной в последние годы царствования императора Клавдия (41 – 54 годы) и в первые годы царствования Нерона (54 – 68 годы). События конца 40‐х и начала 50‐х годов в Германии Плиний излагал в этой работе как очевидец, лично участвовавший в походах Домиция Корбулона и служивший в разных частях провинции Германии в 47 – 52 годах. При изложении предшествующей истории римско-германских войн, в частности походов Германика в 14 – 16 годах, Плиний пользовался сообщениями их участников, которые косвенно, через посредство Плиния, использовал и Тацит в «Анналах». Кроме того, многие данные о германцах в первых двух книгах «Анналов» почерпнуты Тацитом из труда неизвестного нам анналиста; этот труд, которым пользовался, по‐видимому, и Плиний, содержал весьма достоверный и ценный материал.

[В 14 году римский полководец Германик после усмирения мятежа в легионах Нижней Германии продвинулся в область германского племени марсов, обитавшего по течению реки Рур. Это должно было подготовить почву для дальнейших, более крупных походов римлян в глубь Германии, состоявшихся в 15 и 16 годах. Тацит рассказывает о набеге на марсов в 49 – 51 главах книги I «Анналов».]

Гл. 50. …Римское войско форсированным маршем расчистило себе путь через Цезийский лес193 и вышло на проложенную Тиберием дорогу, где и разбило лагерь, защищенный с фронта и стыла валом, а с боков – засеками. Затем Герма– ник пробрался через поросшие дремучими лесами возвышенности, и тогда перед ним встал вопрос, каким из возможных двух путей идти дальше: кратчайшим ли и общеупотребительным или же более трудным и неиспробованным, но именно поэтому и не занятым неприятелем. Он решил этот вопрос в пользу более продолжительного пути и поспешил с выполнением плана: ибо лазутчики сообщили, что как раз в эту ночь у германцев празднество, торжественный пир и игры. Цецина получил приказ двинуться вперед с легкими когортами и проложить путь через труднопроходимые леса; легионы следовали за ним на небольшом расстоянии. Римлянам благоприятствовала звездная ночь; они подошли уже к самым деревням марсов и окружили их поселки, а марсы все еще лежали, растянувшись на своих ложах и возле столов; совершенно беззаботные, они не выставили караулов. Их беспечность была так велика, что никто из них даже не опасался возможности военного нападения. Причиной такого спокойствия было не что иное, как то, что все они были пьяны, а потому ленивы и бессильны.

Гл. 51. Чтобы как можно больше опустошить страну, Цезарь [Германик] разбил свои рвавшиеся в бой легионы на четыре колонны и предал все огню и мечу на пространстве 50 миль. Не щадили ни пола, ни возраста; человеческие жилища и святилища – среди них священнейший у этих племен храм Танфаны194 – все это было срыто до основания. Среди римских солдат не было даже раненых: ведь они убивали полусонных, безоружных, либо разбегавшихся германцев. Эта кровавая баня подняла на ноги бруктеров, тубантов и узипетов; они заняли возвышенности, поросшие лесами, через которые должно было проходить римское войско во время обратного марша. Полководец знал это и выступил в путь, готовый к возможности нападения и битвы. Часть конницы и когорты союзников шли впереди; за ними следовал один легион; поклажа была взята в середину; левый фланг прикрывали солдаты 21‐го легиона, а правый – 6‐го легиона; шествие замыкали остальные отряды союзнических войск. Однако неприятель оставался совершенно неподвижным, до тех пор пока римское войско целиком не вошло в лесистое ущелье; тогда германцы выскочили из засады и ударили во фронт и во фланги – правда, не слишком сильно, – но зато напали со всей присущей им силой на арьергард. Легкие когорты чуть было не поддались напору густых толп германцев, но Цезарь [Германик], пробившись к 20-му легиону, громко воскликнул, обращаясь к солдатам: «Вот когда настал подходящий момент заставить всех забыть о вашем мятеже! Продолжайте идти вперед и торопитесь искупить вину доблестью!» Это подняло дух солдат. Одним ударом прорвались они сквозь строй врагов, оттеснили германцев на открытое место и изрубили их. В то же время передовые отряды выбрались из лесов и укрепились в лагере. Остальная часть пути прошла спокойно. Гордые недавними победами и не думая о происшедшем, солдаты расположились на зимние квартиры.

Гл. 55. В консульство Друза Цезаря и Гая Норбана состоялся триумф Германика, хотя война еще продолжалась. Герма– ник готовил силы на лето, но уже ранней весной открыл враждебные действия неожиданным вторжением в страну хаттов. Ибо он надеялся на раскол в среде неприятеля на сторонников Арминия и Сегеста; из них первый был известен вероломством, а второй – верностью Риму. Арминий – возмутитель Германии. Сегест указывал Вару не раз на готовящееся восстание и еще на последнем пиру перед наступлением военных действий убеждал Вара приказать надеть оковы на него и на Арминия; тогда народ не решится ни на что, если будут устранены вожди, а у Вара будет время разобрать, кто виновен и кто невинен. Но Вар пал жертвою судьбы и силы Арминия. Сегест же хотя и был вовлечен в войну единодушным движением народа, но [втайне] оставался противником Арминия; его враждебные отношения к Арминию усиливали еще его личные счеты с ним: Арминий похитил дочь Сегеста, помолвленную за другого. Зять был ненавистен своему тестю и политическому противнику, и то, что укрепляет дружбу приятелей узами любви, лишь возбуждало взаимную ненависть двух врагов.

Гл. 56. Итак, Германик поручил Цецине 4 легиона, 5 тысяч человек союзников и поспешно набранные отряды левобережных германцев195; точно такое же количество легионов и двойное количество союзников он повел сам; построив крепость на развалинах укрепления, заложенного его отцом в горах Таунуса, он поспешил с освобожденным от поклажи войском в страну хаттов, а Люция Апрония оставил для проведения дорог и постройки мостов. При редкой в том климате засухе и низком уровне воды в реках Германик быстро и беспрепятственно продвигался вперед и опасался лишь ливней и разлива рек на обратном пути. Его появление было столь неожиданным для хаттов, что все те члены племени, которые оказались не способными к самозащите в силу их возраста или пола, были тут же либо взяты в плен, либо перебиты. Молодые боеспособные мужчины переплыли через Адрану и попытались помешать римлянам наводить мост через эту реку; но их рассеяли метательным оружием и стрелами, а попытки начать мирные переговоры оказались тщетными; тогда многие из них перешли на сторону Германика, остальные же покинули свои округа и деревни и разбежались по лесам.

Цезарь [Германик] сжег Маттиум – главный населенный пункт хаттов, опустошил поля и затем повернул обратно к Рейну, причем неприятель не осмелился нападать на арьергард возвращающихся римских войск, как он это делал в тех случаях, когда отступал больше из хитрости, чем из страха. Херуски хотели было оказать помощь хаттам, но их отпугнул Цецина, который нападал на них со своими войсками то в одном, то в другом месте их владений; и марсов, осмелившихся дать бой, Цецина отразил в удачном сражении.

Гл. 57. Вскоре после этого к Германику явились послы от Сегеста и просили защиты от насилия со стороны соплеменников, которые осадили его лагерь. Арминий имел тогда большее влияние на херусков, ибо он советовал начать войну; а у варваров тот, кто отважнее, тот и пользуется в смутное время наибольшим доверием и весом.

Вместе с послами Сегест отправил и своего сына Сегимунда, но юноша вначале колебался и медлил в сознании своей вины. Ибо в тот год, когда германские племена отпали от Рима196, он, избранный жрецом при алтаре убиев197, порвал жреческую повязку и убежал к мятежникам. Но, ободренный надеждой на милость римлян, он передал поручения отца; его приняли благожелательно и под военной охраной переправили на левый берег Рейна. Германик решил, что стоит еще раз вернуться; он дал бой осаждавшим, и Сегест был освобожден со своими многочисленными сородичами и клиентами198. Тут были и знатные женщины, а в их числе – жена Арминия, дочь Сегеста, которая была по духу ближе мужу, чем отцу: после поражения она не плакала и не умоляла победителей, а молча смотрела на свое беременное чрево, скрестив руки под складками одежды. Принесли и добычу, захваченную германцами при поражении Вара и доставшуюся тогда многим из тех, которые теперь сдались; тут же появился и сам Се– гест, богатырь с виду, исполненный сознания своей ничем не нарушенной верности.