Страсти по Луне. Книга эссе, зарисовок и фантазий - Юрий Безелянский

так Галич язвил и одновременно сокрушался в своем «Старательском вальске». В балладе «Ночной разговор в вагоне-ресторане» Галич сочно представляет историческую картину разоблачения культа личности:

Заявился к нам в барак«Кум» со всей охраною.Я подумал, что конец,Распрощался матерно…Малосольный огурецКум жевал внимательно.Скажет слово – и поест,Морда вся в апатии.«Состоялся, дескать, съездСлавной нашей партии.Про Китай и про ЛаосГоворились прения,Но особо встал вопросПро Отца и Гения».Кум докушал огурецИ закончил с мукою:«Оказался наш ОтецНе Отцом, а сукою…Полный в общем ататуй,Панихида с танцами!И приказано статуйЗа ночь снять на станции!..»

Галич пел про зеков, про лагеря. Его спрашивали: «Александр Аркадьевич, ну не может быть, чтобы вы не сидели в лагере?»

Нет, не сидел, но явственно видел и ощущал, что лагерь был не только в Магадане, лагерь был везде, повсеместно, в том числе и в Москве, всюду, где попирались человеческие свободы, где правили бал палачи.

Он иронизировал. Шутил. Но становилось «от шуточек этих зябко», как говорил персонаж одной из его песен.

Несомненно, в Галиче был определенный заряд ненависти, но было в нем и другое, что подметил премудрый академик Дмитрий Лихачев: «Он не злой был… он был больной страданиями народа».

Галич четко различал, что Власть и Россия – не одно и то же. Власть – надутая, чванливая, наглая и без конца и края помпадурствующая. А Россия – бедная, затюканная, исстрадавшаяся людская масса, которая всем бедам и напастям противопоставляет свои маленькие радости, для нее «готовит харчи Нарпит»:

Получил персональную пенсию,Завернул на часок в «поплавок»…

Или знаменитое:

Облака плывут, облака,Не спеша плывут, как в кино.А я цыпленка ем табака,Я коньячку принял полкило…

Другой вариант:

Я в пивной сижу, словно лорд,И даже зубы есть у меня!..

И вообще «полстраны сидит в кабаках». Ну а «шизофреники вяжут веники».

Ах, у психов жизнь –Так бы жил любой!Хочешь – спать ложись,Хочешь – песни пой.ПредоставленоИм вроде литера –Кому от Сталина,Кому от Гитлера!..

Это нынешнему поколению покажется, возможно, странным, что вот-де Галич надрывался, как и Высоцкий, пел и кричал правду, ну, мол, и что?! Сегодня все кричат. Стучат касками. Ложатся на рельсы. Бьются за свои зарплаты и пенсии. Сегодня крик недовольства и правды – рядовое явление. А тогда, в золотые годы социализма и КГБ, молви одно неосторожное словечко – и сразу каюк. Поэтому в те времена мало кто отваживался на критику, в основном все держали фигу в кармане, интеллигенты выпускали пар на кухнях, люди искусства и литературы отводили душу в подтекстах, намеках и аллюзиях. Сколько тогда было храбрых? Да считанные по пальцам единицы (Солженицын, генерал Григоренко да еще несколько имен). Среди этих смельчаков был Александр Галич со своим советом: «Спрашивайте, мальчики, спрашивайте!..»

Идут мимо нас поколенья,Проходят и машут рукой.Презренье, презренье, презреньеДают нам, как новое зреньеИ пропуск в грядущий покой…

Александр Галич был опасен царям и псарям социализма, ведь он не хотел жить в неволе и декларировал:

Сердце мое заштопано,В серой пыли виски,Но я выбираю свободуИ – свистите во все свистки!

Сначала власти терпели, скрипели зубами, позволяли выступать – подальше от столицы, в академгородках. Галич там выступал с неизменным успехом. В 1968 году на фестивале песни в Новосибирске ему вручили серебряную копию пера Пушкина и почетную грамоту Сибирского отделения Академии наук СССР, где было написано: «Ваше творчество предвосхищает и подготавливает грядущее нашей Родины… и мы восхищаемся не только Вашим талантом, но и Вашим мужеством».

В Советской России было три великих барда: Булат Окуджава, Владимир Высоцкий и Александр Галич. Все три разные, но все замечательные. Тихий и интеллигентный Булат, рвущий душу и гитару Высоцкий, ироничный и язвительный Галич. Но, пожалуй, из всех троих Галич ближе всего к высокой литературе, к настоящей словесности. Песни Галича – явление изначально литературное. В своих песнях-балладах он использовал широкий спектр лексических средств, от возвышенно-торжественных слов до грубо-просторечных («никаких вы не знали фортелей…»).

«Его поэзия отличалась такой остротой содержания, таким напряжением гражданского пафоса, – свидетельствовала писательница И. Грекова, – что действовала ошеломляюще».

Карусель городов и гостиниц.Запах грима и пыль париков…Я кружу, как подбитый эсминец,Вдалеке от родных берегов…

(«Старый принц»)

А последний шарманщик – «обломок империи»Все пылил перед Томкой павлиньими перьями,Он выламывал, шкура, замашки буржуйские:То, мол, теплое пиво, то мясо прохладное!А шарманка дудела про сопки маньчжурские,И спала на плече обезьянка прокатная.– Тихо вокруг, Ветер туман унес…

(«На сопках Маньчжурии»)

Песни Галича распространялись по стране с быстротой эпидемии гриппа. Галичем «заболевали» сразу и надолго. Невозможно было без внутренней слезы слушать его песни, такие, как «Облака», «Мы похоронены где-то под Нарвой», «Петербургский романс» и эту, с надсадом:

Уходят, уходят, уходят друзья,Одни – в никуда, а другие – в князья…

Все три барда – Окуджава, Высоцкий и Галич – по-своему выразили эпоху. Как отметила Мария Роза нова: «Мы рождались на песнях Окуджавы, зрели и многое понимали на песнях Высоцкого, а сражались уже под песни Галича». Не без помощи этих поэтов- бардов рухнула ненавистная советская империя зла. Что произошло дальше, включая сегодняшний день, – не вина поэтов. Вина – капитанов и рулевых, наследников коммунистического прошлого, бросивших корабль «Россия» на рифы и скалы. Но это, как говорится, отдельная песня.

Галич же – кровный наследник совсем другого: наследник великой русской литературы. В его песнях – отголоски творчества многих выдающихся сатириков – Салтыкова-Щедрина, Михаила Булгакова, Михаила Зощенко, Даниила Хармса. И, конечно, он следовал традиции некрасовской поэзии, с ее болью за народ, что заметил Корней Чуковский. А еще Александр Галич подхватил темы трех других Александров – Полежаева, Блока и Вертинского.

По признанию отца Александра Меня (Боже, сплошные Александры!): «…Окуджава пел о простом, человеческом, душевном после долгого господства казенных фраз. Галич изобразил в лицах, в целой галерее лиц, портреты нашей трагической эпохи…»

Если у Булата в песнях часто действуют абстрактные гусары и драгуны, музыканты и скрипачи, то у Галича – вполне конкретные люди с точным социальным адресом. Пьяный истопник, поведавший историю про физиков, которые «на пари раскрутили шарик наоборот»:

И то я верю, а то не верится,Что минует та беда…А шарик вертится и вертится,И все время не туда!..

Или Галич поет про «останкинскую девочку» Лену Потапову, милиционершу, которая неожиданно для всех вышла замуж за африканского принца. Про директора антикварного магазина № 22 Копылова, попавшего в психиатрическую больницу. Или вот Клим Петрович Коломийцев, мастер цеха, член парткома и депутат горсовета, выступающий на митинге по шпаргалке:

Вот моргает мне, гляжу, председатель:Мол, скажи свое рабочее слово!Выхожу я, и не дробно, как дятел,А неспешно говорю и сурово:«Израильская, – говорю, – военщинаИзвестная всему свету.Как мать, – говорю, – и как женщинаТребую их к ответу!Который год я вдовая –Все счастье – мимо,Но я стоять готоваяЗа дело мира!Как мать вам заявляю и как женщина!..»

Галич остроумно показал, как из людей делали говорящих марионеток: они вещали то, что им подсказывала в своих интересах власть.

А как едко высмеял Галич «прочность» советской семьи в песне «Красный треугольник»:

А вернулась, ей привет – анонимочка,Фотоснимок, а на нем – я да Ниночка!Просыпаюсь утром – нет моей кисочки,Ни вещичек ее нет, ни записочки…

В песнях Галича отображена вся наша прежняя жизнь в ее искореженных реалиях и подчас анекдотических деталях.