Временные трудности - Кузнецова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Тут, возможно, даже не все вещи, которые нам с тобой будут нужны. Но мы обойдёмся и малым. Ну что идём?
— Да, учитель! — радостно согласился Хань, делая слугам знак следовать за ним.
— Видимо твоя ци, ученик, застоялась, скопилась в районе желудка и отхлынула от головы и ушей. Где в выражении «мы с тобой» говорится об императорской процессии со служанками, евнухами, слугами и паланкинами?
— Но груз, учитель? — удивился Хань. — Он очень тяжёлый!
— «Тяжести и невзгоды лишь закаляют тело и волю», — вновь процитировал свиток Ханя мерзавец. — Так что мешки понесёшь ты сам.
Хань очень хотел спросить, что в это время будет делать учитель, но и так знал ответ.
Предчувствия его не обманули: ему пришлось пробегать через дикую местность, лишенную троп и дорог, спотыкаясь о сучья и проваливаясь в ямы. Он ломился через заросли и переходил вброд неглубокие речки, а лямки обоих огромных мешков невыносимо впивались в плечи. Приходилось ночевать на голой земле — это стало неотъемлемой частью его жизни, ведь на строительство укрытия не было времени и сил. И пока учитель с комфортом устраивался в шёлковой палатке на мягкой подстилке, он просто проваливался в темноту от усталости и голода. Пить приходилось прямо из ручьев и как дикий зверь гоняться за добычей, в надежде заполучить кусок мяса. Пока учитель с явным наслаждением съедал заготовленные слугами припасы, Ханю приходилось лишь давиться слюной да смотреть на сырые кишки собственноручно убитого кролика, которого он не мог приготовить, потому что не умел, да и к тому же ему нечем было развести огонь.
— Вот такие подгнившие брёвна — самые лучшие. Если их перевернуть, можно найти много аппетитных насекомых, — сообщил мерзавец, закидывая особо сочную личинку себе в рот и закусывая павлиньим рулетом в листьях лотоса.
Хань согнулся, его бы вырвало, если бы в желудке оставалось хоть что-то, кроме горькой желчи.
Несмотря на то, что учитель съел припасы, мешки легче не стали — мерзавец дополнил недостающее гладкими тяжёлыми камнями с берега ближайшей речки. И Ханю пришлось вновь бегать и прыгать, пробираться сквозь заросли и сухостой. Он вновь сооружал шалаши и мёрз, ведь эти смехотворные сооружения не могли защитить от ночного дождя, а учитель лишь посмеивался и советовал стараться лучше. Он ломал сухие ветки на дрова и трением пытался добыть огонь — только для того, чтобы стонать от боли в покрытых волдырями ладонях. Он искал воду, а потом пытался очистить найденную — чтобы позже ею блевать и валяться в полубреду с больным желудком.
— «Облик воина должен быть чист как внутри, так и снаружи», — вновь использовал учитель ворованную цитату, и Ханю приходилось стирать свою грязную одежду прямо в ледяной воде.
А временами подонок куда-то исчезал, так что приходилось вытаскивать из памяти содержимое свитков о дикой природе, чтобы сориентироваться в лесу и добраться до места предыдущей стоянки, где его уже дожидался учитель, непременно жующий что-то вкусное и аппетитное.
Когда, вечность спустя, лес неожиданно закончился, а вдали показались родные стены поместья Нао, Хань не выдержал, разрыдался и упал на колени, целуя размоченную недавним дождём землю.
— Плохо, очень плохо, — прозвучал сверху голос.
— Но я же справился, учитель, — с обидой поднял перепачканное лицо Хань.
— Справился, но недостаточно хорошо. Едва ли достойно головастика.
От подобной несправедливости Хань зарыдал.
— Не беспокойся, это временные трудности, — утешил учитель избитой фразой. — Мы удвоим тренировки, чтобы усилить твою ци. И будем повторять походы как можно чаще. Ты рад, ученик?
— Да, учитель, — ответил Хань и забился в судорогах прямо в грязи.
☯☯☯
— Что такое ци? — спросил мерзавец обманчиво вскользь, якобы незаинтересованным голосом.
Но теперь Ханя было уже не провести, и он немедленно ответил:
— Энергия, пронизывающая весь мир и особенно живых, учитель!
Хань стоял на голове, руки его упирались в камень дворика, уже изрядно истертый его ногами, а местами надщербленный и разбитый его телом и головой. В данный момент это тело вытянулось в идеально ровную струну — он знал об этом с уверенностью, ведь стоило хоть немного отклониться от идеала, как он тут же получал ненавистной бамбуковой палкой по пяткам.
— Где она находится?
— Везде, учитель! Повсюду, учитель! Во всем, учитель!
— Сконцентрируйся, ученик. Отдели часть ци и направь её в глаза.
— Но они же лопнут, учитель! — едва не заорал Хань. Он прекрасно помнил, как поначалу распухали руки и ломались пальцы, когда он направлял туда ци, чтобы сразить этого негодяя.
— Конечно, лопнут! — мучитель подкрепил свои слова новым ударом. — Только если кто-то — дурной головастик и не понимает слов наставника. Делай, как я тебя учил — медленно, плавно и сосредоточенно.
Хань облизал губы. Ему совершенно не хотелось лишаться глаз, но ещё больше не хотелось снова ощутить боль. Да, учитель много раз исцелял даже сложные повреждения, но глазами Хань рисковать не хотел. С одной стороны, если Хань ослепнет, тогда этот мерзавец оставит его в покое и выберет новую жертву. С другой стороны — тогда Хань никогда не сможет смотреть кристаллы и заниматься каллиграфией. К тому же, даже потеря учеником зрения не обязательно остановила бы этого злодея — он мог просто в очередной раз сказать, что это «временные трудности» и даже удвоить свои любимые пытки и издевательства.
— Стойка тиан гуан, в которой ты находишься, служит начальным упражнением, фундаментом для развития Великой Триады Восприятия.
— Великой Триады, учитель?
— Нюх, слух и зрение — всё, что находится в голове, даже такой тупой, как твоя. Конечно же, будь ты хотя бы мальком, стойка могла бы тебе не понадобиться, но глупым головастикам без помощи не обойтись. И я эту помощь окажу! — учитель подкрепил свои слова новым ударом по пяткам. — Повтори, что ты сейчас делаешь.
— Да, учитель! — закричал Хань. — Я стою в стойке «небесный венец». Я должен стоять прямо, дышать глубоко и размеренно, циркулируя ци. И развивать гибкость, равновесие и концентрацию. И, заставляя меня стоять вверх ногами, вы мне показываете, что истинная сила и мудрость могут быть достигнуты через упорный труд и самоотверженное обучение!
Хань повторял эту ерунду, едва не давясь словами. Если бы упорный труд мог в чём-то помочь, он бы давно уже стал величайшим героем в мире! К тому же, истинной мудрости у него хватало и так — даже два десятка мудрецов не смогли бы за всю жизнь написать столько изречений, сколько он создавал за один только месяц!
