Дипломатия - Генри Киссинджер

«Венгерское национальное правительство с глубочайшим чувством ответственности по отношению к венгерскому народу и венгерской истории, выражая единодушную волю миллионов венгров, объявляет о нейтралитете Венгерской Народной Республики.

Венгерский народ, основываясь на собственной независимости и равенстве и в соответствии с духом Устава ООН, желает поддерживать истинно дружественные отношения со своими соседями, с Советским Союзом и всеми народами мира. Венгерский народ желает упрочения и дальнейшего углубления достижений национальной революции, не присоединяясь ни к какому из военных блоков»[769].

Одновременно Надь обратился к Организации Объединенных Наций с просьбой о признании нейтралитета Венгрии. Ответа он так и не получил.

Пафос обращения Надя равнялся безразличию, которым оно было встречено так называемым «мировым сообществом». Ни Соединенные Штаты, ни их европейские союзники не предприняли никаких шагов, чтобы побудить Организацию Объединенных Наций рассмотреть послание Надя в срочнейшем порядке. А Советы не поддавались никаким призывам к умеренности. Утром 4 ноября советские войска, стягивавшиеся в Венгрию в течение ряда дней, ударили без предупреждения и варварски подавили венгерскую революцию. Янош Кадар, жертва сталинских чисток, которого Надь возвысил до уровня Генерального секретаря коммунистической партии и который загадочным образом исчез за несколько дней до этого, вернулся вместе с советскими войсками и организовал новое коммунистическое правительство. Пал Малетер, командующий венгерской армией, был арестован в ходе переговоров с командующим советскими вооруженными силами в Венгрии по поводу вывода советских войск. Надь, нашедший убежище в югославском посольстве, согласился с обещанием безопасного проезда в Югославию, но был арестован, как только покинул здание. Кардинал Миндсенти нашел убежище в американской миссии, где и оставался до 1971 года. Надь и Малетер были позднее казнены. Дух Сталина в Кремле пребывал в добром здравии.

И лишь 4 ноября Организация Объединенных Наций, в течение всего критического периода наращивания советских сил занимавшаяся исключительно осуждением Великобритании и Франции по поводу Суэца, обратилась наконец к тому, что уже стало венгерской трагедией. На резолюцию Совета Безопасности, призывающую Советский Союз к выводу своих войск, советский посол в ООН мгновенно наложил вето. На специальной сессии Генеральной Ассамблеи поставили на голосование аналогичную резолюцию, подтверждающую право Венгрии на независимость и требующую направления наблюдателей ООН в Венгрию. Это была вторая резолюция столь судьбоносного дня, ибо только что Генеральная Ассамблея сформировала чрезвычайные силы ООН для Ближнего Востока. Резолюцию по Ближнему Востоку приняли единогласно, причем к консенсусу присоединились даже Великобритания и Франция. Резолюция по Венгрии была принята пятьюдесятью голосами против восьми при пятнадцати воздержавшихся. Советский блок голосовал против. Лидеры группы неприсоединившихся стран Индия и Югославия воздержались, это же сделали и все арабские страны. Резолюция по Ближнему Востоку была претворена в жизнь, резолюция по Венгрии была проигнорирована.

После жестокого подавления венгерского восстания встал вопрос, могла ли более сильная и прозорливая западная дипломатия предотвратить или облегчить трагедию. Да, конечно, советские войска в Венгрии получали в течение нескольких дней мощные подкрепления. Были ли демократии в силах удержать их от удара? Американское правительство подняло знамя освобождения первым. Его пропаганда посредством радиостанции «Свободная Европа» породила взлет надежды, превзошедший даже то, что предсказывал Даллес в своей статье 1952 года в журнале «Лайф». Когда в Венгрии произошел взрыв, американская миссия в Будапеште, должно быть, передавала в государственный департамент то, что знал каждый журналист: а именно, что политическая структура коммунистической Венгрии разваливается. Имея в своем распоряжении столь блистательный набор специалистов по СССР, как-то Чарлз Болен, Ллуэлин Томпсон, Фой Колер и Джордж Кеннан, государственный департамент — ибо в противное трудно поверить — не мог не рассматривать хотя бы перспективную возможность советского военного вмешательства. В любом случае, администрация Эйзенхауэра не сделала ни малейших попыток поднять цену советской интервенции.

Во время венгерского переворота Америка плелась в хвосте собственной риторики. Нежелание идти на риск возникновения войны ради уничтожения коммунистического контроля над Восточной Европой было в течение прошедшего десятилетия четко выраженной американской политикой. Но нежелание Вашингтона всерьез рассмотреть любой вариант, не связанный с войной, с тем чтобы повлиять на разворот событий, разверзло огромнейшую пропасть между тем, что Вашингтон провозглашал, и тем, что он на деле готов был поддерживать. Соединенные Штаты так и не объяснили пределы поддержки только что вылупившемуся из яйца, не имеющему опыта венгерскому правительству. Ни по одному из имеющихся в их распоряжении каналов они не дали совета венграм, как закрепить достижения, прежде чем предпринимать дальнейшие, уже необратимые шаги. В сношениях с кремлевским руководством Соединенные Штаты в значительной степени полагались на публичные заявления, на деле побудившие Советы к свершениям совершенно противоположного свойства, чем те, на которые надеялась администрация Эйзенхауэра.

Более твердый и ясный американский подход, возможно, оказался бы существенным фактором, лишающим советское решение предсказуемости последствий или видимой безнаказанности. Кремль мог бы быть предупрежден, что репрессии в Венгрии могут повлечь за собой крупные политические и экономические потери и заморозить в обозримом будущем отношения между Востоком и Западом. Реакция Америки и ООН на происшедшее в Венгрии могла бы быть более скоординированной с реакцией на Суэц. Вместо этого Америка и ее союзники вели себя так, словно они являются сторонними наблюдателями и не имеют прямой заинтересованности в характере исхода.

Демократии были не в состоянии начать войну из-за Венгрии, но они могли расширить спектр политических и экономических потерь СССР вследствие подавления восстания. Получилось же так, что Кремль заплатил буквально ничтожнейшую цену за свои действия и не понес никаких экономических санкций. Немногим более чем через два года с момента венгерской трагедии и невзирая на советский ультиматум по Берлину, британский премьер-министр Гарольд Макмиллан впервые после войны посетил Москву как лицо подобного ранга; через три года Эйзенхауэр и Хрущев будут в восторге от «духа Кемп-Дэвида».

Суэц предоставил возможность арабским нациям, а также таким лидерам неприсоединившихся стран, как Индия и Югославия, лишний раз лягнуть Великобританию и Францию. Когда же речь зашла о Венгрии, все они отказались критиковать советские действия, не говоря уже об осуждении этих действий в рамках Организации Объединенных Наций. А ведь была бы желательна определенная взаимосвязь между голосованиями по Венгрии и Суэцу. По меньшей мере, американское всттупление против Великобритании и Франции должно было бы быть увязано с ответными шагами неприсоединившихся стран в связи с советскими действиями в Венгрии. Как выяснилось, акции Советского Союза в Венгрии не стоили ему и крохи влияния среди неприсоединившихся стран, в то время как Соединенные Штаты не приобрели дополнительного влияния на эту группу стран в результате выбора ими позиции по поводу Суэца.

В 50-е годы неприсоединившиеся страны олицетворяли новаторский подход к вопросу международных отношений. Само собой, нейтральные страны существовали всегда, но существенной их чертой была пассивность внешней политики. В противоположность им неприсоединившиеся страны периода «холодной войны» не понимали свою нейтральность как невмешательство. Они были активными, а иногда и шумными игроками, требовательно проводящими в жизнь повестки дня, разработанные на форумах, целью которых являлось слияние сил и расширение сфер влияния, иными словами, формирование альянса присоединившихся друг к другу «неприсоединившихся». Хотя они весьма крикливо жаловались на существование международной напряженности, они знали, как извлекать из нее выгоду. Эти страны научились натравливать сверхдержавы друг на друга. А поскольку они боялись Советского Союза больше, чем Соединенных Штатов, то, как правило, выступали на стороне коммунистов, не считая при этом нужным применять к Советскому Союзу те же самые моральные критерии самого строгого характера, как к Соединенным Штатам.

16 ноября премьер-министр Джавахарлал Неру представил индийскому парламенту свои собственные напыщенные рассуждения по поводу того, почему Индия отказалась одобрить резолюцию Организации Объединенных Наций, осуждающую советские действия в Венгрии[770]. Факты, как он заявил, выглядели «туманно»; резолюция была неверно сформулирована; а призыв к свободным выборам под наблюдением Организации Объединенных Наций являлся якобы нарушением венгерского национального суверенитета.