Наперекор судьбе - Пенни Винченци

На работу она ездила автобусом. Пассажиры говорили о том, что шоссе и железные дороги освобождают для передвижения военной техники и войск. В графствах Сассекс и Кент людей переселяли в другие места, а их дома занимали для военных нужд. Миллионы солдат и офицеров готовились к переброске на континент. Казалось, даже воздух в эти погожие дни был насыщен человеческой энергией. Решимость людей ощущалась почти физически.

Готовящееся вторжение во Францию для Адели имело особое значение. Если операция «Оверлорд» увенчается успехом… впрочем, иначе и быть не могло при такой чудовищной концентрации людских сил и техники… войска союзников освободят Париж. Освободят Люка. Возможно, ждать осталось совсем недолго. По крайней мере, она хотя бы будет знать, что с ним…

– До свидания, моя дорогая.

– До свидания, Бой. Береги себя. Очень береги.

– Естественно. Никто другой за меня этого не сделает.

– Бой, тут нет ничего смешного.

– Да. Но это очень будоражит. Наконец мы их погоним, не давая остановиться. Жду не дождусь.

– Тебе много известно?

– Совсем мало. Только то, что это начнется скоро. В конце мая или в первых числах июня. Я говорю, основываясь на знании реального положения дел. На месте нам сообщат некоторые подробности. Но вряд ли много скажут. Как говорил Маунтбеттен, самым эффективным оружием во время вторжения является внезапность.

– И ты отправишься…

– Пока это одному Богу известно. Куда-то во Францию. На танке. Помчусь во весь опор. Ты не волнуйся, дорогая. Со мной все будет в абсолютном порядке.

– Очень надеюсь, – хмуро ответила Венеция.

Бой возвращался к своим гвардейцам. Его назначили командиром роты в одной из танковых дивизий. Перед отправкой во Францию им предстояла солидная подготовка на побережье и непосредственно в воде, при сильных волнах.

– Условия, максимально приближенные к боевым, – говорил ему довольный командир.

Бой предполагал, что местом их высадки будет либо Нормандия, либо Кале. Уж лучше высаживаться в Кале. На пляжах Нормандии им будет негде укрыться.

Неужели это начало конца войны? Бою даже трудно было себе это представить. Их учения проходили в местах, которые он очень хорошо знал. Здесь он когда-то играл в гольф, наблюдал за скачками, проводил свои аукционы. Чем же он займется после войны? Наверное, жизнь станет еще увлекательнее, особенно с тех пор, как его жена из пустоголовой, скучающей женщины превратилась в энергичную целеустремленную деловую даму, способную тащить на своих худеньких плечах всю коммерческую сторону «Литтонс». Она почувствовала вкус работы и независимой жизни. Эта мысль несколько волновала Боя.

Ладно, война еще не закончилась, а они с Венецией уже успели несколько раз поссориться. Хорошо, что по мелочам. Вечер накануне отъезда Бой решил провести в мужской компании и потому пригласил Джайлза в «Реформ-клуб». Это было ошибкой. Джайлз явился мрачным и вел себя почти враждебно.

– Я давно не чувствовал себя таким никчемным, – признался он. – И злым. Даже не знаю, как я все это выдержу.

– Тебе незачем злиться, – ответил ему Бой. – Ты внес свой вклад, и немалый. Как я понял, ты и теперь будешь заниматься полезным делом.

– Давай жалей меня, – сердито глядя на него, буркнул Джайлз. – Так легко говорить утешительные слова, зная, что сам отправляешься на передовую. А я остаюсь здесь, торчать в Уайтхолле, писать никому не нужные бумажки или просто дохнуть от безделья. Это несправедливо.

– Джалйз, дружище.

– Я тебе не «дружище», – огрызнулся Джайлз. – Я настоящий солдат.

– Никто в том и не сомневается.

– Неужели легкая хромота все изменила? Я что, разучился воодушевлять солдат, командовать ими, вести в бой?

– А бегать?

– Ты о чем?

– Джайлз, предстоящие бои будут очень тяжелыми. Повторяю, очень тяжелыми. Чем-то похожими на наши сражения в пустыне. Говоря словами Монти, «убойное зрелище». И каждый, чье физическое состояние ниже ста процентов, будет серьезной помехой. Ты должен это понимать, Джайлз.

Но Джайлза рядом уже не было. Он ушел, оставив недопитой свою порцию виски с содовой и яростно хлопнув дверью. Бой смотрел на ни в чем не повинную дверь. Он впервые посочувствовал Хелене.

– Нас переводят на южное побережье, – сказала Барти. – В Рай [85] .

– Печальная новость. Лучше бы ты вообще не занималась этими опасными делами.

– А они мне нравятся. Я рада, что пошла в армию.

– И когда ты уезжаешь?

– Через неделю. Жить там придется в палатках.

– Палатки – это же так ненадежно. А если налет?

– Там оборудуют подземные укрытия. И у каждой из нас будет индивидуальное укрытие системы Моррисона.

– Прямо в палатках?

– Да.

– Жаль, Барти, что не в моей власти удержать тебя.

– Конечно не в твоей. И ни в чьей.

– А ты еще получишь увольнительные?

– Да. На сутки. В воскресенье.

– Слава богу. Я буду тебя ждать.

У Лоренса был ключ от ее дома. В ее отсутствие он наполнил дом предметами немыслимой роскоши. Лоренс тщательно подбирал мебель, учитывая размеры жилища. Никаких крупных вещей, никакой вычурности. Несколько изящных стульев, столик в стиле английского ампира, персидские настенные ковры, французское зеркало, несколько картин.

Поначалу Барти рассердилась:

– Это мой дом. Как ты смеешь распоряжаться в нем, не посоветовавшись со мной?

– Почему бы и нет? Это наш дом. Теперь все наше. У нас одна жизнь. Твой дом – мой, а мои дома в Америке – твои. Все так просто. Неужели ты не понимаешь?

Когда первоначальный шок прошел, Барти была очень тронута его заботой и изысканным выбором. Позже она обнаружила еще несколько подарков: наручные часы от Картье, украшенные бриллиантами, норковую шубу, шелковое нижнее белье. Целый ящик комода был забит нейлоновыми чулками. Открыв его, Барти ощутила аромат духов «Шанель»…

– Это бессовестно, – со смехом заявила она, усаживаясь на кровать. – Во время войны надо жить экономно и не тратить деньги на предметы роскоши. Как вообще тебе удалось все это достать?

– Знаешь, мне совершенно непонятны все эти мысли насчет экономии. Если мы не будем тратить деньги, каким образом наше скупердяйство поможет выиграть войну? Кое-что я привез из Нью-Йорка. Драгоценности, нижнее белье. Я знал, что встречусь с тобой. Что касается остального… в вашей благословенной стране существует черный рынок, где за соответствующую плату можно найти любые редкости. А теперь, пожалуйста, примерь белье. Потом снимешь. Я его специально выбирал.

Неужели она беременна? Барти была всерьез напугана. Она ведь так тщательно предохранялась. Месячные задерживались. К тому же ее постоянно тошнило. Только еще не хватает сейчас забеременеть. Такая перспектива ужасала Барти. Не сейчас. Сейчас никак не время.

Она посетила гинеколога и попросила проверить. Три недели показались ей вечностью. Наконец пришли результаты анализов. Они были отрицательными. В тот же день у нее начались месячные.

– Я же тебе говорила, – заявила Парфитт, которая ничего подобного ей не говорила. – Начинаешь психовать – получаешь задержку. Я рада, что все обошлось.

– Я тоже рада, – сказала Барти.

И все же, вопреки логике, какая-то часть ее была огорчена. Барти рассказала Парфитт про Лоренса, ничего не утаив. Как ни странно, боевая подруга ее полностью поддержала:

– Знаешь, Миллер, я всегда думала, что этот Джон тебе не пара. Размягченный он какой-то. А ты, если содрать с тебя все эти аристократические замашки, – человек крепкий и жесткий.

– Парфитт, и где ты видела у меня аристократические замашки? – со смехом спросила Барти.

– Их и видеть не надо Сами глаза колют. Прости, если обидела. Помнишь, я тебе про поверье говорила? «Если букву не сменить, век потом несчастной быть». Вот у вас с Джоном и не заладилось. Как фамилия твоего нового парня?

– Эллиотт.

– Барти Эллиотт. Совсем другое дело. Собралась за него замуж?

– Нет, – твердо ответила Барти.

– Даже если бы оказалась брюхатенькой?

– Все равно нет.

– А чего ты упрямишься? Вроде говорила, он богатый.

– Да.

– И с ума по тебе сходит.

– Да.

– Так чего ж тебе еще надо?

– Это была бы неудачная затея, – сказала Барти.

– Придурочная ты девка, Миллер.

Барти не рассказывала Лоренсу о своих страхах. Но ей пришлось рассказать о том, что она заболела. Во время строевого смотра она дважды падала в обморок, и врач предписал ей несколько дней постельного режима. Из-за болезни срывалась ее двухдневная увольнительная, которую ей удалось получить. Вместо поездки в Лондон, где она намеревалась провести два дня с Лоренсом, ей пришлось ему звонить и объяснять ситуацию.

Он сразу спросил, не беременна ли она. В его голосе звучала надежда.

– Нет, – ответила Барти.

– Ты уверена?

– Вполне.

– Я хочу этого сильнее, чем всех сокровищ мира, – сказал он. – Хочу, чтобы у тебя родились мои дети. Но у нас еще предостаточно времени.