Призрак Оперы. Тайна Желтой комнаты - Гастон Леру
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было 10 апреля. В ночь с 11-го на 12-е произошло нападение на Квадратную башню.
Глава 10
11 апреля
Нападение было столь необъяснимым, до такой степени выходило за пределы человеческого разумения, что, с позволения читателя, я остановлюсь подробнее на отдельных событиях дня 11 апреля – так фантастичность и трагизм происшедшего будут видны более отчетливо.
А. УТРО
Весь этот день стояла изнуряющая жара; особенно тяжело нам пришлось в часы дежурства. Солнце жгло немилосердно; на море, сверкающее, словно раскаленный добела стальной лист, было больно смотреть даже сквозь темные очки, без которых в этих краях всегда, за исключением зимы, трудно обойтись.
В девять утра я спустился вниз и, отправившись под потерну, в комнатку, которую мы прозвали залом военного совета, сменил на часах Рультабийля. Ни одного вопроса я задать ему не успел, потому что вошел господин Дарзак и объявил, что хочет сообщить нам нечто важное. Мы с тревогою спросили, в чем дело, и он ответил, что собирается вместе с госпожой Дарзак уехать из форта Геркулес. От удивления мы с Рультабийлем потеряли дар речи. Придя в себя, я принялся отговаривать его от столь опрометчивого шага. Рультабийль холодно поинтересовался, какие причины побудили господина Дарзака принять такое неожиданное решение. В ответ господин Дарзак поведал нам о сцене, которая разыгралась накануне, и мы поняли, насколько трудно стало жить Дарзакам в замке. Все дело сводилось к одной фразе: «С миссис Эдит случилась истерика». Причину истерики мы с Рультабийлем поняли сразу, так как прекрасно видели, что миссис Эдит с каждым часом ревнует все сильнее и все менее спокойно сносит знаки внимания, оказываемые ее мужем госпоже Дарзак. Отзвуки сцены, которую она устроила в прошлую ночь господину Рансу, проникли сквозь толстые стены Волчицы и донеслись до господина Дарзака, как раз совершавшего обход двора.
Как и всегда в таких обстоятельствах, Рультабийль попытался прибегнуть к голосу рассудка. Он согласился в принципе с господином Дарзаком, что их пребывание в форте Геркулес следует по возможности сократить, однако заметил, что речь идет об их безопасности, поэтому слишком спешить с отъездом не следует. Только что опять завязалась борьба между ними и Ларсаном. Если они уедут, Ларсан легко сможет их настичь, причем в самое неожиданное время и в самом неожиданном месте. Здесь же они всегда наготове, начеку. Уехав, они окажутся беззащитны: их уже не будут охранять крепостные стены форта Геркулес. Да, так больше продолжаться не может, однако Рультабийль попросил еще неделю – ни больше ни меньше. Когда-то Колумб сказал: «Дайте мне неделю, и я подарю вам новый мир!» Рультабийль, казалось, готов был переиначить эту фразу: «Дайте мне неделю, и я избавлю вас от Ларсана!» Сказать он этого не сказал, но определенно подумал.
Господин Дарзак пожал плечами и ушел. Мне показалось, что он рассердился. В таком состоянии мы видели его впервые.
– Госпожа Дарзак никуда не поедет, и господин Дарзак останется с нею, – проговорил Рультабийль и тоже ушел.
Через несколько минут явилась миссис Эдит. Ее простой, но очаровательный туалет был весьма ей к лицу. Она тут же принялась со мною кокетничать и с несколько показной веселостью смеяться над службой, которую я нес. Я с живостью ответил, что она немилосердна: ей ведь прекрасно известно, что мы бросили вызов злу и несем эти утомительные дежурства, чтобы спасти прекрасную женщину. Миссис Эдит рассмеялась и воскликнула:
– Дама в черном! Да она всех вас просто околдовала.
Боже мой, как мило она смеялась! В другое время я, разумеется, не позволил бы говорить в таком тоне о даме в черном, однако в то утро у меня не было сил сердиться. Напротив, я рассмеялся вместе с миссис Эдит:
– Быть может, вы в чем-то и правы.
– А мой муж еще и сумасшедший! Никогда не думала, что он так романтичен. Но я тоже романтична, – призналась она и посмотрела на меня своим необыкновенным взглядом, который уже не раз заставлял меня терять спокойствие.
В ответ я лишь вздохнул.
– Во всяком случае, – продолжала она, – мне доставила много радости беседа с князем Галичем, который, уж конечно, романтичнее всех вас, вместе взятых.
Я скроил такую мину, что она звонко расхохоталась. Что за непонятная женщина!
Тогда я поинтересовался, что за персона этот князь Галич, о котором она столько говорит, но которого нигде не видно.
Миссис Эдит ответила, что за завтраком мы его увидим – повинуясь нашему желанию, она пригласила его, – и затем рассказала мне кое-что об этом человеке.
Я узнал, что князь Галич – весьма богатый помещик из той области России, которая именуется там Черноземьем, области весьма плодородной и расположенной между лесами Севера и степями Юга. Унаследовав в двадцатилетнем возрасте обширные подмосковные имения, он расширил их благодаря экономному и разумному управлению, чего никак не ожидали от молодого человека, главными занятиями которого были до этого охота и книги. О нем говорили, будто он человек рассудительный, скупец и поэт. От своего отца он унаследовал также высокое положение при дворе. Он был камергером; ходили слухи, что за большие заслуги отца царь оказывает сыну особое расположение. При этом князь Галич был нежен, словно девушка, и необычайно силен. В общем, этот русский дворянин взял всем. Я его еще не знал, но он был мне уже неприятен. Что же до его отношений с супругами Ранс, то они были по преимуществу соседскими. Купив два года назад великолепное имение, которое за висячие сады, цветущие террасы и балконы прозвали «садами Семирамиды», князь неоднократно оказывал помощь миссис Эдит, когда та надумала устроить
