Соседи (СИ) - Коруд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Так рабочий день же… — выразительно повела бровью мать. — Ульяна…
«Ой, ну ма-а-ам… Давай потом…»
— Ну и что? — Уля пожала плечами, прикидывая, когда всё-таки лучше будет ей обо всем рассказать. Может, вечером минутку улучить? — На сегодня я уже отстрелялась.
Скепсис на лице родительницы проступил неподдельный. Её всегда удивляло, что можно вот так взять и прерваться средь бела дня, убежать по своим делам, а потом вернуться к работе как ни в чем не бывало. Её собственная жизнь подчинялась жесткому расписанию, задержки после пар обуславливались планерками и необходимостью заниматься научной деятельностью. Домашние задания, курсовые и дипломы студентов она тоже проверяла на кафедре, из принципа отказываясь таскать домой и обратно килограммы бумаги.
— Батон на обратном пути купи, — глубоко вздохнув, проворчала мама. Не нравилось ей всё это, тут слепым нужно быть, чтобы очевидного не увидеть, но, кажется, она пыталась показать дочке, что пробует оставить времена неусыпного контроля в прошлом. Всё чудесатее и чудесатее с каждым днем, честное слово!
— Ага! Пока!
Спустя десять минут Ульяна уже сидела на диване Новицкой — тот самом диване, на котором однажды после переросшего в истерику монолога вырубилась на всю ночь. А Юля маячила перед глазами туда-сюда, отчаянно изображая, что у кого у кого, а неё всё лучше всех. Ну да. Не похоже. Этот театр одного актера можно было бы вполне успешно перед кем угодно разыгрывать, но Улю не проведешь: искрящийся взгляд подруги потускнел, улыбка на лице попахивала натянутостью, кожа посерела, а под глазами пролегли круги — значит, спала плохо. И, возможно, не только этой ночью. А еще складывалось впечатление, что сегодня Уле здесь не особо-то и рады.
— Долго молчать будем? — подобрав под себя ноги и склонив голову к плечу, поинтересовалась Ульяна.
— О чем ты? — замирая посреди комнаты, выдавила из себя нервный смешок Юля.
А, ну понятно. Новицкая решила прикинуться тапкой. Она всегда так делает, когда оказывается в положении, из которого пока не нашла выхода. Не то чтобы в её жизни много подобных ситуаций, но они случаются. И тогда Юля молчит, как партизан на допросе, мастерски уводя разговор в другую сторону. Далее вариантов развития событий два. Первый: Новицкой удается успешно решить проблему самостоятельно и тогда, довольная и вновь цветущая, она бежит рассказывать Ульяне об очередной победе. Второй: найти выход не удается, Новицкая сдается и обращается за советом. Раз от раза сценарий повторяется, и пора бы уже смириться: это характер, ничего не попишешь. Но раз от раза Уля пытается облегчить ей жизнь в короткий период метаний.
— О вот этих очаровательных фиолетовых тенях под глазами, — мягко ответила Уля, наматывая прядь на палец.
— А, это… — Юлька подошла к зеркалу и расстроено всмотрелась в собственное отражение. Судя по всему, увиденное её не удивило: губы скривились в усмешке, а выражению лица добавилось смирения. — Просто бессонница последнее время мучит.
«Не припомню, чтобы раньше ты мне на такое жаловалась»
Глубоко вдохнув, Уля еще раз пристально вгляделась в подругу. Напряженные плечи, бегающие глаза, кое-как сплетенная коса, виноватая улыбка.
— Думаю, у бессонницы имя есть, да? — нахмурившись, предположила Уля.
Юлькин взгляд испуганно метнулся в сторону окна. Ну ясно, сейчас что-нибудь придумает. Что-то эта картина Ульяне напоминала. Вот примерно так же себя ощущала она сама, когда Юля безуспешно пыталась вытянуть из неё хоть какую-то информацию насчет воскресших отношений с соседом. Ощущения стороны, которой ничего не известно, и впрямь малоприятные, но ведь можно понять. Наверное…
— Просто не спится, — пробормотала Юлька, плюхаясь на противоположный край дивана и подкладывая под голову руку. В глазах её карих читалось: «Честно-честно».
Ульяна не знала, как повести себя дальше. Том сказал: «Не лезь в чужую душу в галошах». И, кажется, пришло время вновь об этом вспомнить. Просто… это же не чужая душа, а родная. Они обе друг друга уже давно внутрь пригасили, давно доверяют секреты. Внутри росла растерянность. С одной стороны, только что она сама была в ситуации неготовности делиться наболевшим, и Юля терпела молчание довольно долго. С другой — помочь хотелось уже сейчас, а как поможешь, когда не знаешь, в чём дело?
Еще одну, последнюю на сегодня попытку предпринять можно.
— Ты просто знай, пожалуйста, что я выслушаю тебя всегда, — ободряюще улыбнулась Уля. — Может, если поделишься, тебе полегчает… Даже если выход не найдем.
Новицкая в сомнении вскинула глаза на Ульяну. Молчание затянулось, ощущение возникало такое, будто Юля взвешивает все за и против, решает, о чем именно готова сейчас говорить. Если вообще готова. Такое возникало ощущение, что и рада бы поделиться, да что-то не дает.
— Ладно, — выдохнула Юлька, откидывая голову и прикрывая ресницы. — Андрей рассказал мне про свое детство. Если честно, я просто вытянула из него эти воспоминания. Чуть ли не шантажом. И с тех пор не могу спать. Сама виновата.
«Все-таки есть у бессонницы имя… Так…»
Обхватив руками пухлую подушку и подобрав ноги к груди, Уля положила подбородок на колени и в молчании уставилась на подругу. Та и не пошевелилась: застыла в своей позе, а лицо приобрело беспомощное выражение, совсем осунулось. С полминуты помолчав, Юля продолжила:
— Оно было тяжелым. Родителей он потерял в четыре года, отравились палёнкой… — Юля запнулась, во взгляде мелькнула нерешительность. — Его… Его взяла к себе тетка, сестра отца, двоюродная вроде. Жили они… Это кошмар, Уль! Андрей рассказывал, что питались только крупой и картошкой. Рассказал, как таскал на рынке продукты, а однажды в автобусе вытащил у мужика из кармана кошелек, потому что тот «плохо лежал», а Андрей очень хотел есть. Вытащил, пошел на тот самый рынок и на эти деньги купил курицу. Он всё еще помнит ту курицу, представляешь? Какой она показалась ему вкусной. Говорит, до сих пор мучается угрызениями совести. Говорит, когда тётка узнала, что деньги он украл, а не на улице заработал, выпорола его и месяц с ним не разговаривала.
В комнате повисла гнетущая тишина. Юля искала в глазах Ульяны какую-то реакцию, возможно, осуждение, ужас, отторжение, но огорошенная Уля чувствовала лишь одно: бесконечную жалость. Лицо куда-то повело, глаза уже защипало, слова не находились. Нахмурившись, плотно сжав губы, она продолжала молча смотреть на подругу. В памяти невольно всплыл образ Андрея. При встрече он показался Уле самым обычным, ничем не примечательным парнем. Простым. Но первый же его поступок — готовность бросить всё и помочь Ульяне добраться по нужному ей адресу — мгновенно расположил к себе. Улыбка у него хоть и скупая, как и у Егора, но