Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тед Беквит думал, что Нокс ничего не знает о его связи с подпольем.
Беквит ошибался.
Тед Беквит пришел домой. Нокс наблюдал за ним из укрытия. Идя к крыльцу своего маленького дома, Беквит увидел нечто ужасное, нечто, во что он не мог поверить. У него была собака, красавица, золотой ретривер. На ступеньках Тед остановился и замер, не веря собственным глазам. Слезы душили его. Он опустился на верхнюю ступеньку и плакал, не в силах остановиться. Кто-то поднял за горло его красавицу собаку и прибил длиннющим гвоздем к деревянной стене дома. Гвоздь был вколочен по самую шляпку и теперь посверкивал сквозь шерсть ретривера, отражая свет фонаря на крыльце. Все четыре лапы собаки тоже были прибиты к стене. Когда животное умирало, его кишечник опорожнился, и вся стена была вымазана экскрементами.
Беквит сидел на ступеньке, не в силах поднять глаза на ужасную картину на стене своего дома.
Сидел он долго, а потом поднялся и вошел в дом. Внутри было темно. Нокс увидел, как зажегся свет в доме, и через окно наблюдал, как Беквит уставился на стену в гостиной, которая представляла собой зрелище более страшное, чем мертвая собака на крыльце. Взору Беквита предстал ряд прибитых к стене вещей: лучшее платье жены, костюмчик дочери, майка и джинсы сына. На уровне глаз. Смысл предостережения был ясен. Нокс и старался сделать послание ясным. И Беквит понял.
Его семья ужинала в доме Нокса. Беквит должен был присоединиться к ним после работы. Он знал, кто все это сделал.
Нокс.
Партия просто убила бы Теда. Однако Нокс, должно быть, сказал: «Я сам о нем позабочусь. Тед Беквит мой лучший друг, и я сам его деактивирую».
И всеми этими гвоздями Нокс говорил: «Прекрати делать то, что ты делаешь. Немедленно. Прямо сейчас. Иначе я сделаю то, что велит мне Партия. Я даю тебе этот шанс, потому что я твой лучший друг. А теперь умывайся и приходи ко мне ужинать. И выключи свет на крыльце».
Нокс участвовал в рейде на среднюю школу. Он был командиром отряда, с тремя нашивками и почетной грамотой за исправную службу. Он затащил лидера бунта, девочку шестнадцати лет, на школьную колокольню, трижды ее изнасиловал и сбросил вниз.
Нокс получил звание лейтенанта и собрал доказательства того, что Хэйл был ревизионистом. Нокс взял контракт на Хэйла. И он же произнес речь на церемонии у большой мясорубки.
Нокс возглавил штурмовой отряд Западного Квадранта.
Он носил защитный кожаный костюм, шагая сквозь облака инфильтрационного газа, стрелял только из дробовика. Он испытывал радость, тщательно прочесывая сектор за сектором, улицу за улицей, дом за домом, комнату за комнатой, расстреливая все, что шевелилось, ползло, скулило, дергалось или умоляло о пощаде.
Вскоре он получил звание капитана, став Старшим смены на заводе.
Часы отдыха он проводил в камерах для допросов, пытая недовольных. Он начал коллекционировать пальцы. Они сохраняли свежий вид значительно дольше, чем уши или половые члены.
Нокс провел три года, продвигаясь по служебной лестнице, но он даже не заметил, как пролетало время.
Чарли Нокс. Человек, который. Был. Обучен и тренирован.
– Только не меня, Чарли… Прошу тебя, Чарли… Что ты делаешь?
– Прекрати пятиться назад. Я управлюсь быстро.
Через спальню. Она взяла с пола шлепанец, розового ослика с помпоном. Он шел за ней. С ножом.
Она подняла шлепанец над головой, угрожающе замахнувшись им.
– Это ошибка, Чарли.
– Никаких ошибок.
– В списке было вовсе не мое имя, дорогой, прошу тебя.
– Они не ошибаются.
Шлепанец – слабая защита.
– Чарли, только не меня. Я люблю тебя, дорогой.
Он. Останавливается.
Он. Видит какое-то движение. Краем. Глаза.
Он смотрит внимательнее.
– Не меня, Чарли!
Его установка. Вдребезги.
Люди в черном. Вон там.
Они всегда там были. Но теперь он видит. Их.
Они стоят и смотрят, как Нокс с ножом в руке загоняет свою жену в угол.
– О Боже… Бренда! Ты их видишь?
– Прошу тебя, Чарли…
– Нет, все в порядке. Я не причиню тебе зла, но… ты их видишь?
– Кого, Чарли?
Они молчат. Нокс, не отрываясь, смотрит на них. И понимает, что они часто наблюдали за ним во время рейдов, и на заводе, и тогда, когда он вбивал гвозди, и на колокольне, и на всех ступенях продвижения по партийной лестнице. Они всегда были рядом.
– Я начинаю вспоминать, многое всплывает в памяти.
– Чарли, о чем ты?.. Не делай мне больно, дорогой.
– Бренда, слушай: прямо там, они стоят вон там, ты что, их не видишь?
– Я ничего не вижу, Чарли. С тобой все в порядке? Может, тебе прилечь на минутку, а, Чарли? Дети придут не раньше, чем через пару часов.
– Я не знаю, откуда они, может быть, из другого мира, но это не важно. Они тренируют нас, чтобы мы делали работу за них. Но мы недостаточно жестоки. Им придется доделывать работу за нас.
Она опустила шлепанец. Он бормотал что-то невнятное. Люди в черном стояли и смотрели на него, на их лицах была грусть и разочарование, словно они потратили массу времени на то, чтобы смастерить что-то сложное, красивое и эффективное, а теперь оно сломалось. Судя по их лицам, ремонту это что-то не подлежало.
– Они дают нам работу на конвейере, и слова, и задания, и здоровье Президента. Когда они появились? Как давно? Чего они хотят от… – Нокс умолк.
Он. Знал.
Чарли Нокс. Это. Человек, который. Был человеком.
Получил подготовку.
Без которой он не выжил бы там, куда его отправляли.
Чарли Нокс – это человек, который понял, чем он был.
И чем он стал.
И чем он должен стать.
Стать. Там.
– О Боже…
Боль. И молчание. Нокс смотрел на жену молящими глазами, словно у того чертова ретривера – в последние минуты жизни собаки.
– Я не буду этого делать.
– Не будешь делать что, Чарли? Чарли, прошу, говори внятно. Приляг.
– Ты знаешь, что я люблю тебя, клянусь Богом, люблю.
Он взялся за нож двумя руками и вонзил его по самую рукоять себе в живот. Для Нокса свет на крыльце погас.
Она сидит на краю кровати и не может отвести глаз от человека, с которым прожила девять лет.
Память остается, тело на полу вроде и знакомо, но безусловно чужое.
Наконец она встает и начинает протирать пыль в комнате. Она прибирается тщательно, механически.
