Лунная Ведьма, Король-Паук - Марлон Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сангомины думают, что этот секрет ведом только им, – улыбается Бунши.
– Не такой уж и секрет знать, что две дороги могут пересекаться, – говорит Лиссисоло. Бунши издает озорной смешок, который меня слегка раздражает.
Прямо у пересечения она складывает руки и что-то шепчет – и тут, о диво, в четырех-пяти локтях над ее головой вдруг загорается всполох, разделяясь и золотистыми искорками рассыпаясь вниз по двум сторонам окружности, пока оба ее конца, сомкнувшись, враз не гаснут.
– Браво, фокус удался, – усмехается Лиссисоло. – И что, мир от этого как-то изменился?
– Не весь, только вот это место посередке, – указывает Бунши на небольшое пространство размером примерно с дверь; пространство, не похожее на наше, где всё еще темнеет сумрак. Сначала через это пространство проходит Бунши. Из любопытства я объезжаю это место по кругу, думая, что всё равно увижу ее силуэт, но вижу там лишь дорогу, чистую до самого горизонта. Лиссисоло проезжает следом. Примеру своих спутниц следую и я, и едва перешагиваю некую черту, пространство само по себе сжимается с тонким секундным «псст». Затем оно опять расступается – и вокруг меня теперь новый, иной воздух. Дорога здесь в пять раз шире, чем в Миту, и из тесаного камня, деревья и трава сочно-зеленые, а не пожухлые от зноя и пыли, как от века бывает вдоль дорог. Новое пространство как будто вымыто, обихожено и простирается настолько, насколько хватает глаз.
– Ого, – оглядывается Лиссисоло, – впечатление такое, будто кто-то разбил здесь сад охватом в пять дней.
– До цитадели нам всё еще один или два дня пути, – говорит Бунши.
Долинго.
Что-то то ли в окружении, то ли в поведении лошадей вызывает у Бунши неуютство. Она не может с этим совладать, и даже на ее непроницаемо-черном лице проглядывает пугливое смятение. Из своего облика она ручейком сливается в кожаный бурдючок на боку у принцессы.
– Вода, гляди-ка, утекла, – смеется Лиссисоло, пришпорив лошадь. Я еду следом, подстраиваясь под нее, и удивляюсь, как Бунши умудряется передавать ей указания. Мы продолжаем путь, въезжая на что-то вроде рукотворного склона горы, когда где-то невдалеке раздается диковатый кудахчущий смех. Я оглядываюсь, но сзади никого нет – наверное, дают о себе знать ветер с усталостью. Я уже нагоняю Лиссисоло, когда хихиканье раздается снова, на этот раз громче. Я останавливаю лошадь и оборачиваюсь. Никого. Вдруг кто-то дает мне пощечину; я так ничего и не вижу, но снова получаю затрещину. Я закрываю лицо, но удар приходится в грудь, и чья-то рука хватает меня и бесцеремонно стаскивает с седла. Я падаю, сильно ударяясь оземь. Ком грязи затыкает крик у меня во рту. Неожиданно я начинаю перекатываться и не могу остановиться, пока меня не стопорит незримая нога – тычком в грудь, от которого я закашливаюсь. Кто-то или что-то хватает меня за волосы и тащит через дорогу. Ему удается меня сцапать, а я, как ни стараюсь, его ухватить не могу.
– Кто… – пытаюсь выговорить я, но мне перехватывает горло и слово застревает в горле – Кто, кто…
Лиссисоло наконец замечает, что что-то не так, и, пришпорив лошадь, направляется обратно ко мне. Я замахиваюсь на воздух и бью в пустое место, зато воздух бьет в меня вполне метко, выбивая из груди дыхание и вдавливая спиной в камень. Крик, наконец, срывается с моих губ.
«Ну как поживаешь, Лунная Сука?» – рычит в моей голове голос. Явно не мой.
Двадцать
Порою дверь – это больше, чем дверь. Дверь иногда – что твоя тайная черная математика: подчас, проходя в проем, думаешь, что открыл ее, а на самом деле это она открыла тебя. Таких дверей много или же всего несколько, но из немногих, кто посвящен, об этом тебе скажут единицы. Некоторые двери ведут наверх – к богам и небожителям, другие вниз – в потусторонний мир. Через некоторые двери проходишь всего раз, другие же превращают полугодичное странствие в однодневную прогулку, а то и вовсе – прыг, и ты уже там. Напряги разум и представь, что одна нога у тебя стоит в Долинго, а другой ты уже ступаешь в Миту. Одна дверь где-то на дальнем Юге, а открывается сразу на Север или в земли восточного света, или куда-нибудь за Песчаное море.
Сколько их, мы не знаем. Некоторые говорят, что это пути богов, коими они вот так мгновенно могут перемещаться из одной страны в другую или из одного мира в другой, когда ты, скажем, взываешь к богу, а он мгновенно появляется и столь же мгновенно исчезает. Далеко за холмами Пурпурного Города вход, который открывается у края Мверу; кто-то говорил, что открыл другой в Колдовских Горах и вышел оттуда к водостоку в Лише, а еще один с края Востока ведет к Долине Увомовомово. Минуло триста лет, так что это может быть и не совсем правдой, но ходит молва, что Кваш в свое время провел через проем возле Ку целое войско, и оно вмиг подавило восстание в Калиндаре. Приходится принимать на веру, но ни одна из тех дверей не открывается надолго. Иногда проем есть, и вход в него уже открыт, а иногда дверь в самом деле похожа на дверь, как та, что, по слухам, имеется в Темноземье. Другая возле Песчаного моря и выводит к самому его краю, а еще одна на дороге в Миту, которая вместо этого выводит в Долинго. Их десять и девять, но это лишь те, о которых мы знаем или слышали; может быть, и больше. Лишь немногие умеют их вынюхивать, и эти немногие либо сангомины, либо богорожденные. А как проем открыла ты? Скажи.
Женщина с наружностью, какой я прежде никогда не видела, наклоняет голову, чтобы лучше слышать, хотя я говорю в полный голос, а она не глухая.
– Вначале нужны какие-то слова на языке долинго. Я его знаю и могу на нем говорить, – отвечаю я.
– Ты родом из этих мест?
– Да нет. Я жила ближе к Миту.
– А как ты выучила этот язык?
– Уж и не помню.
– Не помнишь, но знаешь достаточно, чтобы открывать огненные двери?
– Никаких дверей я не открывала. Это сделала водяная фея.
– Не важно, кто был ключом или кто открыл дверь; ты ни в коем случае не
