Тайны войны - Юрий Корольков

Премьер поднял указательный палец и улыбнулся. Лицо его приняло коварное выражение, которое делало потомка Мальборо столь похожим на деревянного божка.

Посещение крепости Тауэр пришлось оттянуть по непредвиденным обстоятельствам. Двадцатого мая Гитлер начал наступление на Крит. «Хочет нажать на нас, играет в покер, – безошибочно определил Черчилль. – Кирпатрик прав, это из той же серии, что наступление в Африке или налеты на Лондон».

Но вести с Крита приходили одна безрадостнее другой. Черчилль силился найти какую-то возможность реванша. Нужно равновесие сил хотя бы в переговорах. Где реванш, где?.. Все так беспросветно плохо. Вдруг фортуна словно повернулась к премьеру…

В те же дни, когда на гористом острове разворачивались трагические события, точнее – в среду двадцать первого мая, дальняя морская разведка донесла о появлении в Каттегоатском проливе сверхмощного германского линейного корабля «Бисмарк». Покинув базу, линкор в сопровождении «Принца Евгения» шел курсом на Бергенфиорд.

В Северном море стояла густая облачность, шел мелкий дождь, ухудшавший и без того плохую видимость. Разведка, посланная на следующий день в район Бергена, установила, что в фиорде кораблей нет. Час от часу не легче! Было отчего встревожиться в британском адмиралтействе.

Линкор «Бисмарк», недавно спущенный со стапелей, представлял внушительную угрозу для британского королевского флота. Вооруженный пятнадцатидюймовыми орудиями, он имел самую тяжелую броню в мире. «Бисмарк» на десяток тысяч тонн превосходил любой, самый новейший английский корабль этого класса. В бою один на один «Бисмарк» легко мог бы потопить такие плавучие крепости, как «Родней» или «Нельсон».

Положение осложнялось еще и тем, что с Американского континента готовились выйти в море одиннадцать караванов с военным грузом для Англии. Некоторые корабли уже пересекали Атлантический океан. У Черчилля не возникло никаких сомнений по поводу намерений адмирала Лютьенса, командующего отрядом кораблей. Цель «Бисмарка» совершенно ясна – поживиться легкой добычей, блокировать английский остров. Об этом же говорил и Рудольф Гесс, угрожая задушить Англию голодом.

Вскоре подтвердились самые худшие предположения. Морские разведчики обнаружили германские корабли в открытом море северо-восточнее Исландии. Они полным ходом шли к Датскому проливу, в северные широты. Оттуда, как из засады, легко выскочить на большую океанскую дорогу, перерезать путь транспортным кораблям. С каждым часом назревала угроза. На борьбу с германскими рейдерами по тревоге подняли весь флот. Британские корабли вышли из Гибралтара, из портов Англии и устремились на север. Началась охота за «Бисмарком». На рассвете в субботу британский флот вошел в соприкосновение с противником.

Рано утром Черчилля разбудил телефонный звонок. Уик-энд он проводил в Чекерсе. Первые вести были тяжелые. Из адмиралтейства передали – взорвался «Худ». «Бисмарк» потопил его с пятого залпа. Корабль переломился пополам и затонул. Из полуторатысячной команды спаслось только три человека.

Через час снова звонили из адмиралтейства. «Принс оф Уэлс» тоже вышел из боя, ему нанесены серьезные повреждения. Но одновременно морской лорд передал, что «Бисмарк» получил повреждения – снаряды пробили хранилище горючего, нефть хлещет из зияющих пробоин. Линкор стремится выйти из боя, но скорость его значительно сократилась.

Преследование продолжалось еще трое суток. Линкорн походил на раненого зверя, уходящего от погони. Оставляя на море нефтяной след, «Бисмарк» повернул на юг, видимо стараясь укрыться в одном из французских портов. Но зверь еще не потерял силы, – огрызаясь огнем орудий, «Бисмарк» держал преследователей на почтительном расстоянии. Двадцать седьмого мая германский рейдер водоизмещением в сорок пять тысяч тонн был потоплен в четырехстах милях от Бреста. Его потопил «Родней», подоспевший к развязке.

Гибель «Бисмарка» явилась серьезной удачей британского флота. Черчилль торжествовал – вот он, реванш! Переговоры в Тауэре продолжались. Уполномоченный правительства Джон Саймон встретился с Гессом. Немецкий парламентер передал лорду письменные основы для соглашения. Предварительно он прочитал их вслух:

– «Чтобы предотвратить будущие войны между Англией и Германией, – читал Гесс, – договаривающимся странам будут определены сферы интересов. Германская сфера – Европа, английская – ее империя».

– Одну минуту, – прервал его Саймон. – Я хочу уточнить: Европа здесь, конечно, означает континентальную Европу? – Лорда интересовал тот же вопрос, который Кирпатрик задал Гессу в мэрихелской казарме.

– Да, континентальную Европу, – подтвердил Гесс.

– Включает ли она какую-либо часть России?

Пора было раскрывать карты. Гесс ответил:

– Москва и европейская часть России до Урала входят в сферу интересов Германии. Англия не должна вмешиваться в наши взаимоотношения с Россией.

Он ничего не сказал о «плане Барбаросса». Лорду незачем это знать. Но Гесс не случайно упомянул Урал – Волга и Уральские горы служили целью вторжения германских войск на восток.

– Но каковы реальные гарантии, что господин Гитлер выполнит свои обязательства?

Джон Саймон перешел к самому главному пункту. Он изложил сомнения, подсказанные ему британским премьером.

Толстые крепостные стены не пропускают звуков и тайн. Саймон покинул Тауэр удовлетворенный переговорами. В его кармане лежал текст частной телеграммы, которую Гесс просил передать в Цюрих для своей семьи. Гесс просил только не менять в телеграмме ни единого слова.

В ту же ночь из Лондона ушла частная телеграмма. Дежурный телеграфист выстукивал на ключе швейцарский адрес: «Ротгехеру, Гарцогштрассе, 17, Цюрих». Телеграфиста предупредили – быть особенно внимательным и не допускать искажений. Но в телеграмме не было ничего особенного. Подписал ее какой-то Альфред Хорн. Телеграфист был аккуратен до педантичности, он и без предупреждения точно передал бы телеграмму – кому хочется получать замечания по службе!

Следствием этих событий, – впрочем, велико ли событие для телеграфиста передать частную телеграмму, – было то, что командующий 2-м воздушным флотом германской империи генерал-фельдмаршал Альберт Кессельринг перевел ставку из Франции в Познань. Как по мановению руки, бомбардировки Лондона вдруг прекратились. Разрушенный город, потерявший под бомбами сто тысяч жителей, среди которых жизнь маленькой Вирджинии Крошоу была пылинкой в дымовой завесе военно-дипломатической маскировки, обрел тишину. В английском небе больше не появлялось ни единого германского самолета. Казалось, что Гитлер авансом выполняет принятые обязательства. Переговоры в Тауэре приносили первые результаты.

Две недели спустя за тысячу миль на восток от Лондона генерал-полковник Гудериан проводил последнюю рекогносцировку. Сопровождаемый штабными офицерами, командир танковой группы вышел на песчаный берег, волглый от ночной росы. Песок скрипел под ногами так же, как там, на Ла-Манше, вблизи Дюнкерка.

Только что по мосту прогрохотал экспресс Москва – Берлин. Несколько окон были ярко освещены. Гудериан проводил глазами ночной поезд. «Последний экспресс из России», – подумал он.

За Бугом начинала заниматься заря, она обещала солнечный, ясный день. Над рекой, застывшей и тихой, плыли дымки тумана, а темные воды отражали побледневшие звезды. Адъютант предупредил – лучше стоять за кустами. Гудериан не ответил, будто не услышал, – ведь войны еще не было. Он взял бинокль и навел его на противоположный берег. Низкий берег, покрытый редкими ветлами и кустарником. На втором плане возвышаются геометрически правильные зеленые холмы – форты Брестской крепости. В расплывчатой темноте берег казался таинственным, хотя и мирным. Чем-то кончится восточный поход? Что сулит наступающий день? Повторится ли французский вариант с Абвиллем, Дюнкерком, или… Туманные предчувствия скользнули и рассеялись, как дымки над Бугом. Нет, иного не может быть. Пусть побледнеют звезды…

Перед выездом на рекогносцировку Гудериан подписал приказ, правила поведения войск в России. Это касалось людей, живущих за Бугом, за рекой, которая на глазах начинала светлеть с приближением утра. Приказ Гудериан подписал в развитие распоряжения Кейтеля. Главной в нем была одна фраза – генерал помнил ее на память: «Неоправданная гуманность по отношению к коммунистам и красноармейцам неуместна. Их следует беспощадно расстреливать».

Кого? Любого, кто встанет на пути, кто окажет малейшее сопротивление. Знают ли они, хотя бы там, в крепости, что для многих сегодня последний раз взойдет солнце? Пусть спят… Но все же что ждет его в этой стране? Россия продолжала казаться таинственной, непроницаемой, как будущее.