Джузеппе Бальзамо (Записки врача) - Александр Дюма

Пожав Жану руку и поцеловав сестру, Шон поспешила к выходу.

— Почему бы вам не отвезти ее, Жан? — спросила графиня.

— Нет, я отправлюсь следом, — ответил Жан. — Жди меня на улице Платриер, Шон. Я буду первым, кого ты примешь в своей новой квартире.

Когда Шон удалилась, Жан вновь уселся за стол и выпил третью чашку шоколада.

Шон прежде всего заехала домой и переоделась, постаравшись принять вид мещанки. Она осталась довольна собой. Закутав в жалкий плащ черного шелка свои аристократические плечи, она приказала подать портшез и полчаса спустя уже поднималась в сопровождении мадемуазель Сильви по крутой лестнице на пятый этаж.

Здесь была расположена снятая виконтом квартира.

Дойдя до площадки третьего этажа, Шон обернулась: она почувствовала, что кто-то за ними следит.

Это была старуха-хозяйка, которая жила во втором этаже. Услыхав шум, она вышла и начала с большим интересом рассматривать двух молодых хорошеньких женщин, вошедших к ней в дом.

Насупившись, она подняла голову и встретилась глазами с обеими улыбающимися женщинами.

— Эй, сударыни, эй! Вы зачем сюда пришли?

— Мой брат снял здесь для нас квартиру, сударыня, — отозвалась Шон, пытаясь изобразить безутешную вдову. — Неужели вы его не видели? Быть может, мы ошиблись адресом?

— Нет, нет, это на пятом этаже, — воскликнула старуха-хозяйка, — ах, бедняжка, такая молоденькая и уже вдова!

— Увы! — вздохнула Шон, поднимая глаза к небу.

— Вам будет хорошо на улице Платриер, здесь очень мило. Сюда не доносится городской шум: окна вашей комнаты выходят в сад.

— Это то, о чем я мечтала, сударыня.

— Впрочем, из коридора можно видеть и улицу, когда проходят траурные процессии или дают представление с учеными собаками.

— Для меня это будет большим утешением, сударыня, — вздохнула Шон и начала подниматься.

Старуха проводила ее взглядом до пятого этажа; когда Шон заперла за собой дверь, она проговорила:

— У нее вид порядочной женщины.

Едва захлопнув дверь, Шон бросилась к выходившим в сад окнам.

Жан не ошибся: почти точно под окном снятой квартиры находился указанный кучером павильон.

Скоро в этом не осталось никаких сомнений: у окна села девушка с вышиванием в руках. Это была Андре.

LXII

КВАРТИРА НА УЛИЦЕ ПЛАТРИЕР

Шон едва успела разглядеть девушку, как вдруг виконт Жан, перескакивавший через четыре ступени подобно прокурорскому канцеляристу, возник на пороге квартиры мнимой вдовы.

— Ну что? — спросил он.

— Это ты, Жан? Ты меня напугал.

— Что скажешь?

— Отсюда все прекрасно видно, жаль только, что ничего не услышу.

— Ну, ты слишком многого требуешь. Кстати, еще одна новость.

— Какая?

— Чудесная!

— Да что ты?

— Просто восхитительная!

— Ты меня убиваешь своими восклицаниями!

— Философ…

— Ну что еще? Какой философ?

— Напрасно говорится: «Умный всегда ко всему готов». Хоть я и умен, а к этому не был готов.

— Интересно, ты когда-нибудь договоришь до конца? Может, вас смущает эта девушка? В таком случае пройдите, пожалуйста, в комнату, мадемуазель Сильви!

— Да нет, не надо, прелестное дитя ничуть не помешает, напротив! Оставайся, Сильви, оставайся.

Виконт провел пальцем по подбородку хорошенькой служанки: она уже хмурила брови при мысли, что сейчас скажут нечто такое, чего она не услышит.

— Хорошо, пусть остается. Говорите же!

— Да я ничего другого не делаю с тех пор, как я у вас.

— Но так ничего и не сказали… Тогда молчите и не мешайте мне смотреть, так будет лучше.

— Не будем ссориться. Итак, я проходил, как я уже сказал, мимо фонтана.

— Вот как раз об этом-то вы ни слова не сказали.

— Ну вот, вы меня перебиваете.

— Нет.

— Прохожу я мимо фонтана… Я там хотел купить какую-нибудь старую мебель для этой ужасной квартиры… Вдруг чувствую, что кто-то обрызгал мне чулки.

— Подумаешь, как интересно!..

— Погодите, не торопитесь, дорогая. Смотрю и вижу… Угадайте, кого?.. Голову даю на отсечение, что не догадаетесь!

— Продолжайте.

— Я вижу, как молодой человек заткнул куском хлеба кран фонтана и во все стороны полетели брызги.

— Ах, как интересно! — пожала плечами Шон.

— Потерпите. Я громко выругался, почувствовав, что меня обрызгали. Человек оборачивается, и я вижу…

— Кого?..

— Моего философа, то есть, вернее, нашего.

— Кого, Жильбера?

— Его самого: с непокрытой головой, в куртке нараспашку, чулки сползли, башмаки без пряжек — одним словом, в милом неглиже!

— Жильбер!.. Что он сказал?

— Я его узнаю — он меня узнает, я приближаюсь — он отступает, я протягиваю руки — он бросается со всех ног и бежит, как заяц, между каретами, разносчиками воды…

— И вы потеряли его из виду?

— Еще бы, черт побери! Что же вы думаете, я должен был бежать за ним?

— Вы правы. Ах, Боже мой! Конечно, не должны, я понимаю, но теперь мы его потеряли.

— Подумаешь, какое несчастье! — обронила Сильви.

— Еще бы! — заметил Жан. — Я его должник: за мной хорошая порка. Если бы мне удалось ухватиться за его потертый воротник, ему не пришлось бы долго ждать, клянусь честью! Но он угадал мои добрые намерения и удрал. Ничего, главное — он в Париже. Когда с начальником полиции состоишь в неплохих отношениях, всегда можно найти то, что ищешь.

— Он нам необходим.

— Когда он будет у нас в руках, мы заставим его поголодать.

— Только на этот раз придется ему выбрать местечко понадежнее! — вмешалась Сильви.

— Ну да, а Сильви будет носить ему в это надежное местечко хлеб и воду. Правда, мадемуазель Сильви? — заметил виконт.

— Дорогой брат, довольно шуток, — оборвала его Шон, — мальчишка стал свидетелем ссоры из-за почтовых лошадей. Если у него будут основания на вас обидеться, он станет опасен.

— Я дал себе слово, пока поднимался к тебе по лестнице, что сегодня же отправлюсь к господину де Сартину и расскажу о своей находке. А господин де Сартин мне ответит, что человек с непокрытой головой, в спущенных чулках, в башмаках без шнурков, да еще макающий хлеб в фонтан, должен проживать неподалеку от того места, где его видели в таком неряшливом виде, после чего он и займется его поисками.

— Что он может здесь делать без гроша?

— На посылках, должно быть.

— Он? Этот необузданный философ? Да что вы!

— Должно быть, отыскал какую-нибудь родственницу, старую богомолку, и она его подкармливает корками, слишком черствыми для ее мопса, — предположила Сильви.