Том 25. Письма 1897-1898 - Антон Чехов

26 декабря 1898 г.

Печатается по автографу (ИРЛИ). Впервые опубликовано: Новые письма, стр. 77–78.

Год устанавливается по почтовому штемпелю на конверте: С.-Петербург. 30.XII.98.

Ответ на письмо Ф. Д. Батюшкова от 20 декабря 1898 г.; Батюшков ответил 8 января 1899 г. (ГБЛ).

…шлю Вам полное свое согласие. — Батюшков обращался к Чехову с просьбой разрешить напечатать рассказ «Ванька» в сборнике «Русские писатели о детях», предполагавшемся к изданию в пользу больницы императора Александра III.

…издавался и «Посредником», и бар<онессой> В. И. Икскуль, и Комитетом грамотности… — 2 мая 1891 г. Чехов дал В. Г. Черткову согласие на издание рассказа «Ванька» в издательстве «Посредник» (см. т. 4 Писем, № 958). 31 января 1894 г. комитет грамотности при Вольном экономическом обществе просил у Чехова разрешения на печатание этого рассказа (ГБЛ). 9 января 1895 года (год устанавливается по пребыванию Чехова в Москве) с аналогичной просьбой к нему обратилась Икскуль (ГБЛ). Все эти издания осуществлены не были. «Ванька» входил в состав сборника «Детвора», изд. Суворина в серии «Дешевая библиотека» 1889, 1892, 1895 и 1897 гг.

…во Франции мне очень не хвалили его… — О Роше как плохом стилисте Чехову писал М. М. Ковалевский в январе 1898 г. См. примечания к письму 2173*.

…моих «Мужиков» перевел он очень плохо. — Батюшков ответил: «Перевод Роша вышел и — по-моему — не дурно. Если Вам во Франции очень критиковали стиль Роша, то нужно принять во внимание следующие обстоятельства: 1) французы вообще так носятся со своим языком, что всякий считает, что он один лишь владеет языком в совершенстве <…> 2) Если Вам попадались повести самого Роша, то Вы могли убедиться, что он un jeune. Впадая во многие крайности реформистов языка в своих оригинальных произведениях, Рош воздерживается от этих крайностей в переводах. Я сравнивал несколько страниц его перевода Вашей „Палаты № 6“ в „La Quinzaine“ с одновременно печатавшимся переводом той же повести в „Revue de Paris“: преимуществами перевода Роша являются большая точность, живописность, оригинальность структуры фраз».

2540. А. Л. ВИШНЕВСКОМУ

26 декабря 1898 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: Письма, т. V, стр. 282–283.

Год устанавливается по почтовым штемпелям на конверте: Ялта. 27.XII.1898; Москва. XII.1898.

Ответ на телеграмму А. Л. Вишневского от 19 декабря 1898 г.; Вишневский ответил 30 декабря (ГБЛ).

…спасибо за Вашу милую телеграмму. — Вишневский сообщал об успехе первого спектакля «Чайки» на сцене Художественного театра: «Приветствую еще раз, дорогой Антон Павлович, успех небывалый, вся печать в прозе и стихах восхваляет чудное произведение и редкое исполнение, публика осаждает кассу. „Чайка“ будет боевой пьесой нашего театра. Жалею, что лично не могу расцеловать Вас. Любящий Вишневский».

Из газет я почти ничего не понял… — Вишневский ответил: «Я очень был удивлен, когда я прочитал в Вашем письме, что из газет Вы ничего не поняли об успехе пьесы, если бы не приезд Ивана Павловича и письмо Владимира Ивановича. Значит, Вы в Ялте не читаете всех московских газет, а было очень и очень много статей после первого представления „Чайки“. Самая лучшая и справедливая статья была напечатана в немецкой газете „Moskauer Deutsche Zeitung“ от 19 декабря… Несмотря на то, что рецензент истый немец и большой патриот, как мне передавали, тем не менее он Вас ставит гораздо выше Гауптмана».

…пришло письмо от Владимира Ивановича… — Немирович-Данченко в письме от 18–21 декабря 1898 г. сообщал: «Чтоб нарисовать тебе картину первого представления, скажу, что после 3-го акта у нас за кулисами царило какое-то пьяное настроение. Кто-то удачно сказал, что было точно в светло-христово воскресенье. Все целовались, кидались друг другу на шею, все были охвачены настроением величайшего торжества, правды и честного труда <…> С первой генеральной репетиции в труппе было то настроение, которое обещает успех. И, однако, мои мечты никогда не шли так далеко. Я ждал, что в лучшем случае это будет успех серьезного внимания. И вдруг… не могу тебе передать всей суммы впечатлений… Ни одно слово, ни один звук не пропал. До публики дошло не только общее настроение, не только фабула, которую в этой пьесе так трудно было отметить красной чертой, но каждая мысль, всё то, что составляет тебя и как художника и как мыслителя, всё, всё, ну, словом, каждое психологическое движение, — всё доходило и захватывало. И все мои страхи того, что пьесу поймут немногие, исчезли <…> Затем, я думал, что внешний успех выразится лишь в нескольких дружных вызовах после 3-го действия. А случилось так. После первого же акта всей залой артистов вызвали 5 раз (мы не быстро даем занавес на вызовы), зала была охвачена и возбуждена. А после 3-го ни один зритель не вышел из залы, все стояли и вызовы обратились в шумную, бесконечную овацию. На вызовы автора я заявил, что тебя в театре нет. Раздались голоса — „послать телеграмму“ <…> Играли мы… в таком порядке: Книппер — удивительная, идеальная Аркадина. До того сжилась с ролью, что от нее не оторвешь ни ее актерской элегантности, прекрасных туалетов обворожительной пошлячки, скупости, ревности и т. д. <…> За Книппер следует Алексеева — Маша. Чудесный образ! И характерный и необыкновенно трогательный. Она имела огромный успех. Потом Калужский — Сорин. Играл, как очень крупный артист. Дальше — Мейерхольд. Был мягок, трогателен и несомненный дегенерант. Затем Алексеев. Схватил удачно мягкий, безвольный тон. Отлично, чудесно говорил монологи 2-го действия. В третьем был слащав. Слабее всех была Роксанова, которую сбил с толку Алексеев, заставив играть какую-то дурочку. Я рассердился на нее и потребовал возвращения к первому, лирическому тону. Она и запуталась. Вишневский еще не совсем сжился с мягким, умным, наблюдательным и все пережившим Дорном, но был очень удачно гримирован (вроде Алексея Толстого) и превосходно кончил пьесу. Остальные поддерживали стройный ансамбль. Общий тон покойный и чрезвычайно литературный. Слушалась пьеса поразительно, как еще ни одна никогда не слушалась. Шум по Москве огромный». (ГБЛ; «Ежегодник Московского Художественного театра». 1944 г., т. I, М., 1946, стр. 114–115).

Когда и где я увижу «Чайку»? — 1 мая 1899 г. в помещении Никитского театра труппой Художественного театра для Чехова был дан закрытый спектакль «Чайка». См. об этом письма А. М. Пешкову от 9 мая 1899 г. и П. Ф. Иорданову от 15 мая 1899 г. и примечания к ним в т. 8 Писем.

Думал ли Крамсаков… — И. Ф. Крамсаков был учителем арифметики и географии в Таганрогской гимназии, где учились Чехов и Вишневский.

2541. П. Ф. ИОРДАНОВУ

26 декабря 1898 г.

Печатается по автографу (ГБЛ). Впервые опубликовано: отрывок — «Приазовская речь», 1910, № 45, 20 января: полностью: Письма, т. V, стр. 285–286, с датой — 28 декабря. Дата исправлена в ПССП, т. XVII, стр. 399–400.

Год устанавливается по почтовому штемпелю на конверте: Ялта. 27.XII.1898.

Ответ на письмо П. Ф. Иорданова от 30 октября 1898 г.; Иорданов ответил 20 января 1899 г. (ГБЛ).

Д-р Ножников ~ ответил так странно… — Иорданов писал, что в связи с сообщениями газет о болезни Чехова он обратился с запросом о состоянии здоровья Чехова к «ялтинскому корифею» врачу Ножникову и что «от него через два дня получил ответ, полный олимпийского величия: „о здоровье Чехова ничего не знаю“».

Мой брат… — И. П. Чехов.

…заказывали художнику Бразу копию с моего портрета… — В ответном письме Иорданов рассказал, что он обращался к П. М. Третьякову по этому поводу и тот ответил, что «правила галереи не позволяют делать с портретов копии, что портрет Ваш не удовлетворил его вполне, но что у художника есть другой портрет, по мнению Третьякова, очень не дурной, но которого Браз Третьякову не дал, находя его неудовлетворительным».

…В Париже хотел лепить меня известн<ый> скульптор Бернштам… — О встрече Чехова с Л. А. Бернштамом в Париже в середине апреля 1898 г., когда он вел переговоры о выполнении статуи Петра I для памятника в Таганроге, см. письмо 2296.

…когда буду в Париже, непременно попозирую у Бернштама… — Чехов вновь посетил Францию зимой 1900–1901 г., но с Л. А. Бернштамом не встречался.

Из «Таганр<огского> вестника» ничего нельзя понять… — Иорданов ответил Чехову: «Вы пишете, что из наших газет нельзя иметь представление о нашей жизни. Но ведь жизни и у нас нет: не забывайте, что Таганрог — космополит, а такие города чужды жизни в том смысле, как Вы ее понимаете; у нас даже нет такого многолюдства, из которого можно было бы выкроить хоть маленький интеллигентный кружок, как, например, в Ростове, а потому жизнь наша довольно подлая».