Весь Хайнлайн. Число зверя - Роберт Хайнлайн
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Так оно и оказалось.
Я уже собралась уходить, сообщив Ае, что она умница, когда она сказала:
— Дити, тебя вызывает твой отец. Он на связи через Дору.
— Спасибо, Ая, спасибо, Дора. Папа?
— Дити, ты еще на «Ае»?
— Стою рядом с правой дверцей.
— Ты можешь отыскать мой пистолет с ремнем и кобурой?
— Три минуты назад видела и то и другое.
— Пожалуйста, вынь обойму, проверь, нет ли патрона в патроннике, и захвати сюда, когда принесешь эти наши шампуры.
— Для постоянного клиента — все, что будет угодно.
Я двинулась вперед, повесив кортик на портупее через плечо, саблю на портупее через другое, так что портупеи скрещивались у меня между грудей, и сунув куда-то в середину пистолет, в кобуре на ремне, который оказался слишком велик для моей талии. В оставшихся свободными руках — одна из них была почти чистой — я несла свой наряд.
Папа сказал:
— Почему ты так долго? Я обещал Лазарусу, что передам ему это вовремя. Теперь мне придется бежать рысью. В парад-ном-то мундире.
Я сказала ему, что задержалась — надо было доиграть гейм.
— Извини, у меня тоже есть дела.
Элизабет обтерла меня влажным полотенцем, высушила, напудрила, нарисовала мне брови, налепила ресницы и кудахтала надо мной целых девять минут, а потом осторожно надела на меня снова мой наряд.
— Эти материи обычно не снимают и не надевают снова — их просто носят, пока не смоют под душем. Даже капля воды проедает ее, как кислота. Смотри, не капни на нее бульоном.
У приборов лежали карточки, указывавшие, где кому садиться. Но до назначенного часа оставалось еще две минуты, Шельмы еще не было, и мы ждали ее стоя. Пришли Лаз-Лор и сели — в точно таких же нарядах, как и мы с Либ, — и в точности по фигуре, никакой импровизации. Брат что-то тихо сказал им, и они встали. Лазарус был в невероятно старомодной парадной форме — бриджах с гамашами и гимнастерке со стоячим воротничком, на поясе у него был папин пистолет.
Все наряды, кроме папиного, выглядели новенькими, словно с иголочки. Мне показалось, что для Лазаруса форму шили на заказ.
Как только у меня в голове щелкнуло двадцать часов, прозвучала фанфара (это была Дора), которая призвала нас к вниманию. Во всяком случае, на мужчин и на Либби она подействовала именно так, поэтому и я вытянулась в струнку. Лаз-Лор, поглядев на брата, тоже последовали его примеру.
От каждой из дверей, обрамленных арками, в зал вели три ступени с небольшой площадкой наверху, чтобы не упасть. Папа с Зебадией поднялись по этим ступеням и встали напротив друг друга (мне пришло в голову, что Зебадии идет парадная форма, — я никогда его в ней не видела). Папа скомандовал:
— Сабли наголо!
Они скрестили клинки над головой. Лазарус озадаченно взглянул на них, вынул пистолет из кобуры й четким движением прижал к груди.
Дверная арка была закрыта портьерой; мы вошли с противоположной стороны. Снова прозвучала фанфара и барабанная дробь (опять Дора), портьера раздвинулась — и перед нами предстала Шельма, показавшаяся нам высокой (для своего роста) и величественной. Ее молочно-белая кожа светилась в лучах прожектора на темно-синем полуночном фоне. Она была так прекрасна, что у меня захватило дух.
Под звуки «Адмиральского марша» в исполнении невидимой Доры наш изящный командор прошествовала вниз по ступенькам. (Это должен был быть «Адмиральский марш»; позже папа сознался, что напел Доре марш, которым встречают генералов, и велел сочинить что-нибудь в этом роде.)
Дойдя до стола, тетя Хильда не села, а встала рядом со своим стулом. Ни папа, ни муж не двинулись с места, они только опустили клинки. Как только Хильда остановилась и повернулась к нам, папа скомандовал:
— Сержант Бронсон! Вперед марш!
Лазарус вздрогнул, как будто от удара, сунул пистолет в кобуру и строевым шагом двинулся вперед, делая крутые повороты у углов стола. Оказавшись напротив Хильды, он остановился — наверное, она дала ему какой-то знак.
Дора еще раз сыграла фанфару, и тетя Хильда певучим голосом произнесла:
— Друзья, сегодня нам оказана большая честь!
Четырежды пропели трубы и пробили дробь барабаны, портьера раздвинулась — и снова луч прожектора высветил белую кожу, на этот раз на темно-зеленом фоне. В дверях стояла Морин в длинных черных чулках, круглых зеленых подвязках, черных туфлях на невысоком каблуке, с распущенными длинными рыжими волосами.
Морин стояла в самой древней и самой красивой скульптурной позе: левое колено чуть согнуто, вес перенесен на правую ногу. Корпус чуть откинут назад, так, что видны полные груди со сморщенными сосками. На лице у нее была счастливая улыбка.
Она стояла неподвижно, пока не кончился марш, а потом, в наступившей тишине, протянула руки вперед и позвала:
— Теодор!
«Сержант Бронсон» без чувств повалился на пол.
47. «НИКАКИХ «ЗАВТРА»
НЕ БУДЕТ»
ЗЕВ:
Зря Шельма устроила такое Лазарусу. Ветерана шестнадцати войн и Кощей знает скольких схваток не годится ставить в такое положение, когда у него кровь отливает от головы и он грохается в обморок.
Дити тоже так считает, но задает мне вопрос: а сам я смог бы удержаться и не обставить так же пышно возвращение мамы Морин? Ну, наверное, не смог бы, будь у меня такое же богатое воображение, как у Шельмы, — и все равно это было бы неправильно.
Нет, ничего плохого с ним не случилось. Ему не дала упасть Шельма, подставив все сорок три килограмма своего веса. Она наблюдала за Лазарусом, увидела, что он начал падать, шагнула к нему и обхватила его за талию. В общем, сделала все, что могла, — не дала ему удариться головой об стол. Готов спорить, что все остальные смотрели на Морин, — но не Шельма. Ведь это она все устроила — а режиссеру всегда интересно, какое действие оказывает спектакль на того, ради кого он поставлен.
Она тщательно продумала все подробности постановки — вплоть до того, что даже заставила Либби попросить Иштар добыть тот самый наряд — туфли, чулки и зеленые подвязки, как на фотографии, и к тому же плащ с капюшоном, чтобы наша всевидящая Дора не догадалась, что у нас на борту прибавилось еще одно действующее лицо. Шельма сообразила, что тот «французский» снимок мамы Морин (да, я тоже ее так называю — она живое воплощение материнства… и в то же время самая сексуальная женщина на свете. Не говорите Дити.) (Дити знает, — Дити.), — что тот снимок все еще существует, если только не уничтожен пулеметной очередью в 1918 году на Земле-прим. Но он не должен был быть уничтожен… потому что Лазарусу «отстрелили задницу» — так это описали его сестры. Не совсем точно описали: он и вправду чуть не погиб, но не столько от пуль в заднице, сколько от раны в живот. Но все пули пришлись ниже пояса.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});