В глухих лесах - Николас Конде

— Странно, — ответила Марго, — так чего этот тип вообще-то хочет?

— Ты не поверишь, но он говорит, что Томми в числе подозреваемых.

— Кэрол… ты шутишь.

— Мне бы очень хотелось, чтобы это было шуткой, — удрученно сказала Кэрол и хотела было что-то добавить, но остановилась и замолчала.

— Дорогая, что еще не дает тебе покоя? Что, скажи.

На самом деле, что? И только сейчас, столкнувшись с этим вопросом «в лоб», Кэрол смогла, наконец, сформулировать ответ.

— Это ужасно, ужасно так говорить, но сегодня мне не раз приходило в голову, что на самом-то деле я совсем не знаю Томми.

Сказав это и услышав свои собственные слова со стороны, Кэрол почувствовала невероятную эмоциональную усталость, даже истощение. Она уронила голову на руки, потрясенная абсурдностью и масштабами того, в чем она только что призналась.

Марго потрясла Кэрол за плечо.

— Брось. Тот парень, Миллер, что он сказал? Что у него список из семидесяти подозреваемых или около того, так?

Кэрол кивнула.

— Хорошо, итак семьдесят человек, вероятно, имеют к этому какое-либо отношение. Но все они невиновны, все, кроме одного. А поэтому невиновным может быть каждый. Миллер не полицейский, и ты не знаешь, кто он такой. И если ты этим займешься, то весь его список не будет стоить и ломаного гроша. Ведь тот полицейский из Куинс, он сказал тебе, что Томми нет в списке — в настоящем, списке.

Боже, благослови Марго. Она прекрасно во всем разобралась и все объяснила, и Кэрол вдруг стало стыдно за свое «отступничество» от брата.

— Ты права, — ответила она.

— Еще бы! И все же ты должна «препарировать» этого Миллера. Кто он такой? Что ему надо на самом деле? Что-то здесь не так, подруга. Он получает образец твоего почерка, но объяснения его — просто вздор. Он говорит тебе, что его наняла какая-то семья, но выясняется, что это не так. Выясни, кто он такой, разберись в этом, ради Томми да и себя самой.

Слова Марго были словно противоядием для отравленной души Кэрол, и впервые за эти дни она почувствовала, как что-то проясняется у нее в голове. Ослабленная смертью Энни, Кэрол просто позволила фантазиям незнакомца завладеть ею.

Как только Кэрол добралась домой, она немедленно прошла на кухню и набрала номер офиса в «Медитроне». Никто не отвечал. Ну конечно, ведь уже седьмой час.

Кэрол решила рискнуть и попытаться позвонить Томми домой. Трубку сняла Джилл, она была искренне рада ее слышать. Новоселье прошло чудесно, не так ли? Кэрол согласилась, что новоселье было чудесным, и их дом великолепен.

— Ну а как тебе Фрэнк Мэтсон? — спросила Джилл. — Вы с ним виделись? Знаешь ли, Томми он очень нравится.

Кэрол призналась, что вечер с Фрэнком был восхитителен, а про себя подумала, как прекрасно она играет. И даже если в ее голосе чувствовалась некоторая напряженность, Джилл не уловила ее.

— Томми дома? — спросила Кэрол. — Я хотела с ним побеседовать кое о чем.

— А он разве не говорил, что уезжает в Вашингтон? Он там наблюдает за некоторыми из дельцов. Если это очень важно, то я могу дать тебе номер его телефона в гостинице.

— Нет, — ответила Кэрол, — это может подождать.

Она была предельно осторожной, чтобы не расстроить Джилл и, что гораздо более важно, чтобы не беспокоить Томми, находящегося в настоящее время в «густом тумане» деловых переговоров. И все же Кэррол не смогла удержаться от вопроса:

— Как Томми себя чувствует? Я имею в виду дела компании. Он ищет инвесторов в Вашингтоне, потому что возникла какая-то проблема?..

— О нет, все в порядке, — ответила Джилл, — я думаю, на новоселье мы сумели произвести впечатление на тех, кто поддерживает Томми, на его сторонников. А ты, Кэрол, была прямо-таки «гвоздем программы». Широко известная, популярная писательница — и сестра Томми, это очень важно для его престижа. Знаешь, уже после того, как ты ушла, Томми подумал, что ты могла бы подписать несколько книг в качестве рождественских подарков его клиентам.

— Я была бы очень рада, — ответила Кэрол, — приятно слышать, что у Томми хорошее настроение.

Джилл ответила не сразу, как бы «взвешивая» свою следующую реплику:

— Кажется, иногда он слишком сильно устает — столько работы! Понимаешь, он рассеян, беспокоится о продажах и так далее. С другой стороны, уже многие годы я не видела его таким счастливым, как сейчас.

Кэрол ответила, что очень рада это слышать, и заметила, что успех Томми возымел просто потрясающий эффект на Джилл.

— Правда, правда, — ответила та, — было нелегко, когда нам не хватало денег. Но теперь… Никогда бы не подумала, что буду с таким удовольствием учиться. Кэрол, все так чудесно, слишком хорошо, что я уже постоянно ожидаю чего-нибудь ужасного, что вот-вот случится. Нервишки шалят, да? Всегда ждешь, что придется заплатить за свое счастье.

— Знакомое чувство, — сказала Кэрол и добавила, что на следующей неделе постарается связаться с Томми.

Повесив трубку, она прошла в гостиную и плюхнулась в огромное, мягкое, даже чересчур, кресло. «В Бруклине неделю назад исчезла женщина, — думала она, — растворилась в ночной тьме, исчезла прямо со стоянки. У Томми все прекрасно. Он счастлив, как никогда. Но, черт возьми, почему бы ему не быть счастливым?» У Кэрол в ушах зазвучали слова Марго: «Семьдесят подозреваемых?.. Кроме одного, они все невиновны… возможно, каждый из них невиновен».

«Да, — подумала Кэрол, — все, все невиновны, все и каждый».

«Эта, — подумал он, — была очень смелой».

Некоторые из них сдавались сразу же, другие боролись даже после того, как он связывал их и вставлял в рот кляп, и все же силы их быстро иссякали, и они становились тихими и покорными. Эта же сначала расплакалась, но несмотря на бежавшие ручьем слезы, глаза ее были широко открыты и блестели, и слезы ее походили больше на слезы гнева и отчаяния, чем на слезы страха и горя, горя от очевидной близившейся гибели. Прогулка в лес была далеко не легкой и приятной. Она ни на секунду не переставала сопротивляться, даже будучи крепко связанной. Коленями и локтями она била его в грудь и бока, пока он нес ее, перекинув через плечо.

Теперь она лежала на земле; но в отличие от многих других она не просто ожидала своего конца — рыдая, издавая стоны или молясь; или же лежа на спине, уже покорившись и закрыв глаза — воображая, что все это сон, или же избегая видеть его приготовления. Он видел множество различных ответных реакций. Но ни одной подобного рода.

Она села на кучу сухих листьев, которые он предварительно собрал и соорудил из них некое подобие алтаря. Она подогнула под себя ноги, села прямо и гневно посмотрела ему прямо в глаза. Легкая краснота, вызванная недавними слезами, усиливала впечатление обжигающей жестокости, которую источал ее взгляд. И несмотря на то, что он уже разрезал на кусочки ее блузку и сорвал бюстгальтер и разложил на траве клеенку, так, чтобы она могла это видеть, девушка все еще не поменяла осанку на другую, может быть, более покорную. Она не сгибалась перед ним, не раболепствовала. Он улыбнулся — ему пришло на ум, что, возможно, она вовсе и не такая смелая… Может быть, она ненормальная.

Он достал из нагрудного кармана пачку сигарет, подцепил одну и прикурил от спички, но не задул сразу же ее пламя, а держал горящую спичку некоторое время в руке, как маленький фонарь. Еще несколько минут он стоял, прислонившись к стволу дерева, обмениваясь взглядами с девушкой, а затем сделал несколько шагов вперед, по направлению к ней.

Глаза ее слегка расширились, но он все же пока не увидел в них выражения животного страха, ужаса.

— Сгореть заживо, — произнес он, — это ужасная смерть.

Пламя — и куча сухих листьев.

Он вновь взглянул ей в глаза. Девушка, казалось, выпрямилась и напряглась, но то, что он увидел в ее глазах, было все же чем-то меньшим, чем ужас. Она приподняла брови, словно пытаясь осознать, что он сказал и зачем.

Он улыбнулся.

— Ты меня слишком хорошо знаешь, не так ли?

Он задул пламя спички, отломил обгоревшую головку и оставшийся деревянный стержень убрал в коробок.

— Ты знаешь, я никогда бы не сделал этого.

Не затягиваясь, он выпустил большую струю сигаретного дыма, краем глаза наблюдая за красным огоньком под пеплом. Он подошел к девушке, вынул сигарету изо рта и молниеносным движением коснулся горящим концом сигареты ее соска. Из-под кляпа вырвался приглушенный визг, и ее тело дернулось назад, но он был готов к такому движению, поэтому смог прижать горящий конец сигареты к ее груди. Янтарного цвета кожа почернела.

Он убрал сигарету, но ее хныкающее взвизгивание не прекратилось. «Так-то лучше, — подумал он, — сейчас она похожа на свинью, которую режут на бойне».