Газета Завтра 445 (23 2002) - Газета Завтра Газета

Я мгновенно укрылся в своем окопе, и тут от всего увиденного у меня опять прорезался все тот же противный и резкий голос:

— Надо уходить!..

Я отсоединил пустой магазин от винтовки, бросил его на дно окопа: потом заберу. Быстро достал из кармашка нагрудника полный магазин с десятью патронами, присоединил его к винторезу и передернул затвор, досылая первый патрон в патронник.

Для меня все стало предельно ясно и понятно. Радуевцы не были бы чеченцами, если бы они не попытались внезапно ночью прорваться на открытом пространстве между нашими подразделениями. План прорыва радуевцев был прост и дерзок: пользуясь темнотой и внезапностью, сосредоточиться за виадуком напротив наших центральных позиций. Затем боевики, расположившиеся на виадуке на участке в двадцать-тридцать метров, открывают массированный огонь по нашим огневым точкам, практически не давая нам поднять головы. Высота виадука, на котором заняли огневые позиции радуевцы, была в полутора метрах от уровня земли. Наш вал поднимался над землей на два с половиной метра. Вершина вала была усеченной, и наши несколько стрелков, не имея возможности высунуться наружу из-за оглушительного треска пролетающих над головой пуль, были вынуждены вести стрельбу по наблюдаемым целям на виадуке. Таким образом во время яростной перестрелки между боевиками на виадуке и нашими несколькими стрелками на валу, под пулеметными и автоматными трассами образовалось мертвое пространство, используя которое основная масса радуевцев небольшими шеренгами в семь-восемь человек пересекала в полный рост поле и скапливалась у внешнего основания вала. Им оставалось только дождаться того момента, когда у этих русских закончатся патроны в автоматных магазинах и пулеметных лентах, затем забросать их ручными гранатами и спокойно пересечь вражеские позиции.

"Ну все. Отсюда нас и унесут!" — пронеслась мысль. Вызывало ярость осознание того, что тебе жить-то осталось каких-нибудь несколько минут, что патроны у Бычкова, замполита и Стаса уже заканчиваются, что после этого наступит гробовая тишина на нашем валу, потому что ни справа, ни слева ни одна живая душа не нашла в себе силы духа открыть огонь по боевикам и дать нам хоть какую-то передышку. Все это заставило меня с остервенением рвать карманы нагрудника, доставая оттуда гранаты РГД-5.Заорать дурным голосом:

— Бычков, давай гранаты!

Выдергивая одновременно кольца в запалах, метнуть в темную массу обе эргэдэшки. Выхватить у Бычкова из рук две его эфки и несильным броском закинуть Ф-1 за вал. Резкие и сочные разрывы гранат среди врагов оттягивали на какой-то миг скорую развязку. Боец Максимка снизу подал мне еще две гранаты. Снаружи громыхнуло два раза от разрывов этих гранат. Я оглянулся на дневку, ища глазами тех, у кого бы мог взять еще гранат. Дневка была пуста, и только у костра стоял растерянно улыбавшийся Баштовенко, который неловкими пальцами расстегивал кармашек, пытаясь достать гранату. Я выскочил из окопа и сбежал вниз к костру, на бегу крикнув Стасу:

— Стас! Они внизу, под нами! Давай их гранатами!

Я расстегивал второй кармашек на нагруднике бойца, когда услыхал, как Стас, не отрываясь от пулемета, скомандовал хорошо поставленным командирским голосом:

— Подготовить гранаты. Гранатами — огонь! Гранатами — огонь!

Бросать гранаты в противника было некому, и Стас командовал, скорее для того, чтобы создать психологический эффект для врага, находящегося в нескольких метрах от него. Я наконец-то расстегнул задубевший на морозе карман и достал оттуда гранату Ф-1,вторую дал боец, и побежал опять в свой окоп. Несмотря на отчаянное наше положение, меня на ходу разобрал смех: услыхать такую четкую команду, да еще поданную таким хорошим командирским голосом, как учили наши преподаватели огневой подготовки, да еще в такой дикой перестрелке, — все это было похоже на трагикомедию. Оглянувшись на Стаса, заметил, как он встревоженно обернулся в сторону нашего тылового дозора и вновь лег к пулемету. Я метнул за вал эти две последние гранаты, услыхал два сочных разрыва, потом повернулся к дневке и рявкнул:

— Гранаты мне! Живо!

Снизу, от костра, уже бежал Максимка, держа в обеих руках деревянный ящик с гранатами. Он уронил его рядом со мной, и я мгновенно вырвал предохранительные скобы из замков, с ужасом понимая то, что означают эти скобы. Я быстро открыл крышку, надеясь на чудо. Но чудо не произошло, и под крышкой я увидал деревянные плашки, под ними упаковочный картон, а под ним лежало двадцать гранат с пластмассовыми втулками в запальных гнездах, завернутые в промасленную бумагу. Сбоку лежали две металлические банки, в которых находилось двадцать запалов, также упакованных в бумагу. Этот гранатный ящик был доставлен последним бортом, и все гранаты были в заводской укупорке. Для того, чтобы подготовить хотя бы пару гранат к бою, ушло бы минуты три-четыре. Но этих минут у нас не было, и когда я увидел, как между Стасом и замполитом разорвалась первая духовская граната ( Стас, дочка", — пронеслось в мозгу), то только схватил винторез и нагрудник и побежал на свой левый фланг.

Там, в десятке метров от деревьев, я увидал у замолкшего пулемета выглядывавшего в ночную мглу лейтенанта.

— Ты чо не стреляешь?

— Заело что-то, — оглянувшись на меня, ответил Винокуров. Я залег за пулемет и осмотрел его. Из приемника торчал кусок ленты на двадцать пять патронов. Я поднял крышку ствольной коробки.

— Так. Перекос ленты.

Я быстро устранил неисправность, передернул затворную раму и глянул на поле. В десятке метров, не замечая нас, по снегу боком к нам шла очередная шеренга боевиков, на ходу стрелявшая от бедра по вспышкам очередей Стаса, замполита и Бычкова. Я навел ствол и нажал на курок. Огонь из дула пулемета на несколько секунд заслонил картину боя, и когда пулемет замолк, на поле перед нами никого не было.

— Ленту давай! — крикнул я лейтенанту, поднимая вверх крышку пулемета. Александр подал из ящика начало ленты, которую я тут же заправил в приемник. Я сразу же развернул пулемет вправо, надеясь выпустить ленту в массу людей, засевших с внешней стороны вала. Но с этой позиции я не доставал их пулеметом — мешал гребень вала. Я вскочил на ноги и поднял пулемет, крикнув Сашке:

— Будешь подавать мне ленту!

Это было чистым самоубийством, безумным шагом обреченных на смерть людей, стремлением подороже продать свою жизнь и этим дать своим товарищам шанс отойти. У нас, двух офицеров спецназа ГРУ ГШ и выпускников Рязанского высшего воздушно-десантного командного училища, не было иного выбора, и этот шаг навстречу своей смерти мы сделали легко и непринужденно.

Зарядив пулемет, я почему-то на секунду задержался, неизвестно зачем сдернул с головы вязаную черную шапочку, бросил ее рядом со своим винторезом и нагрудником. Вздохнул и бросился вперед.

Я с пулеметом в руках и Сашка Винокуров, державший свободный конец пулеметной ленты, быстро перескочили через гребень вала и залегли на его внешнем выступе. Перебегая, я заметил краем глаза, что темная масса заметно увеличилась, и, когда мы залегли, я попытался направить ствол в боевиков. Опять мне это не удалось сделать: боевики сидели на земле и лежа их не было видно.

— Подавай ленту!

Я быстро встал на колени, прижал приклад пулемета к плечу и, придерживая ПКМ левой рукой за пулеметную коробку, навел пулемет на боевиков и нажал на спуск. Лента была с трассирующими патронами, и я хорошо видел, как большая часть пуль из очереди врезалась в темную людскую массу. При выстрелах пулемет подкинуло, и оставшаяся часть очереди веером ушла вверх. Я опустил ствол пулемета чуть ниже, и следующая огненная трасса в аккурат вся целиком вошла в темные фигуры. Я успел выпустить еще две хорошие очереди, но на третьей пулемет внезапно захлебнулся.

"Опять перекос ленты".

Я опустил пулемет на землю и, согнувшись над ним, быстро устранил задержку. Правая рука с силой захлопнула крышку ствольной коробки; я уже начал поднимать голову, ища цель, как внезапно в левый висок ударило резко и сильно, в глазах вспыхнул ослепляющий свет, и в затухающем сознании проскочила слабая и угасающая мысль:

"Ну вот и все. Хорошо, что в голову".

И мое тело повалилось наземь.

Трассирующие пули, которые вылетали из моего пулемета, очень хорошо указывали чеченцам, что их в упор расстреливает открытый как на ладони вражеский пулемет, и радуевский гранатометчик успел засечь и поразить гранатой пулеметный расчет русских.

— Алик, Алик! Что с тобой? Алик, что с тобой?

Сознание ко мне вернулось сразу, и я услыхал, как Сашка Винокуров, стоя справа, растерянно зовет меня по имени. Я не чувствовал, как лейтенант перетащил меня на нашу сторону, и сейчас я лежал животом вниз на склоне канавы, где-то между рощицей и моими ящиками с минами. Локтями я упирался в землю, ладони мои прикрывали зажмуренные глаза. Внутренней частью правой ладони я чувствовал, что правый глаз неестественно сильно выдается вперед, отчего внешняя часть глазной оболочки касается мозолей на согнутой ладони. В левом виске и правом глазу жгло резкой болью. "Вошла в левый висок и вышла через правый глаз", — равнодушно подумал я.