В ожидании Махатмы - Разипурам Нарайан

Путешествие Гандиджи подходило к концу. Он собирался сесть на поезд в Коппале, крошечной станции у подножья Мемпийских гор. Махатма хотел, чтобы никто не знал о его приездах и отъездах, и за исключением двух-трех чиновников, отряженных проводить его, на платформе не было посторонних. Начальник станции, крошечный человечек с кайзеровскими усами, в дхоти и зеленом тюрбане с красивой каймой по краям притащил с помощью носильщика на платформу огромное древнее кресло. Он причесал и умыл своих отпрысков, выстроил всех шестерых в ряд и велел им стоять тихо в тени цветущего золотого могура. Ему надлежало заботиться о Махатме, когда он не был занят на телеграфе. Он пригласил Махатму сесть в кресло, вынесенное на платформу.

— Я могу постоять, как и все остальные, — ответил Махатма, глянув на свое окружение.

Заметив, что начальник огорчился, Шрирам попросил Ганди:

— Бапу, сядьте, прошу вас.

Махатма уселся, а все стали вкруг него. Маленький начальник станции был взволнован, по лбу у него катились капли пота. На фоне лилового неба за железнодорожной линией возвышалась гряда гор. Начальник станции тяжело дышал и то и дело одергивал детей, наказывая им вести себя достойно, хотя они и так все время стояли смирно, как на параде. Махатма сказал:

— Господин смотритель, почему бы не разрешить им побегать и поиграть, как им хочется? Зачем вы их сдерживаете?

— Я их не сдерживаю, они всегда так, — ответил тот, надеясь поразить гостей воспитанностью своих отпрысков.

— Друг мой, — сказал Махатма, — боюсь, что вы хотите, чтобы они при мне вели себя хорошо. Мне было бы приятнее, если бы они бегали и играли, как всегда, и собрали бы вот эти цветы, упавшие на землю. Я вижу, им хочется это сделать.

Как всегда в таких случаях, Махатма взял гирлянды цветов и фрукты, преподнесенные ему по пути, позвал детей и отдал их им. Смотритель нервно переступал с ноги на ногу, боясь, как бы кто из них чего не выкинул.

Небо за железнодорожными путями медленно багровело. В крошечном помещении зазвонил звонок. Смотритель кинулся туда и вскоре вернулся, обливаясь потом, затуманившим его лицо.

— Седьмой вышел из Периапура. Через пятнадцать минут он будет здесь. В восемнадцать сорок две ровно.

Он явно волновался, как бы поезд его не подвел.

— Вы можете заняться своей работой у себя в кабинке. Не беспокойтесь о нас.

— Вы разрешите? — с отчаянием в голосе спросил смотритель. — Мне нужно составить финансовые отчеты и подготовить линию к приему поезда.

— Конечно, идите, — ответил Махатма.

Впервые за все это время Шрирам чувствовал себя подавленным и несчастным. Мысль о том, чтобы вести обычное земное существование без Махатмы ужасала его. Казалось, что даже близость Бхарати не облегчала его уныния. При виде подходящего поезда он так помрачнел, что Махатма сказал:

— Не огорчайся. Бхарати присмотрит за тобой.

Шрирам с надеждой взглянул на Бхарати.

— Помни, что она твой гуру, ~ прибавил Махатма, — думай о ней почтительно, с уважением, и все будет хорошо и с тобой и с нею.

Шрирам не сразу понял, что он хотел ему сказать. Паровоз в клубах дыма остановился у платформы. Махатма вошел в купе третьего класса. Горпад, хладнокровный стоик, которого не трогали никакие расставания, сказал Шрираму:

— Теперь ты знаешь, каковы твои обязанности и как их выполнять. Сестра, ты получишь наши указания. Намасте.

И вслед за Ганди поднялся в купе третьего класса. Сопровождающие влезли за ними. Прозвучал первый звонок, потом второй. Смотритель вышел на платформу и объявил:

— Седьмой на Дели обычно стоит здесь всего две минуты, но сегодня мы задержали его на три с половиной минуты, сэр.

Шрирам с тоской взирал на толпу пассажиров из других нагонов, собравшихся под окном Махатмы. Паровоз пыхтел. Машинист с одного конца поезда и проводник с другого оставили свои места, чтобы взглянуть на Махатму, который ответил на их приветствия и сказал машинисту:

— Как поезд может двинуться, сэр, когда его сердце и душа здесь?

Машинист удалился с широкой улыбкой на лице. Махатма произнес, ни к кому особенно не обращаясь:

— Что ж, теперь вам нужно вернуться на свои места.

Толпа разошлась. Смотритель махнул флажком.

Ганди сказал Шрираму:

— Пиши мне почаще. Я тоже обещаю писать тебе достаточно регулярно. Ты знаешь, в чем заключается твоя работа в будущем. Научись поскорее как следует прясть. Не падай духом.

— Хорошо, учитель, — ответил Шрирам.

Он был очень расстроен расставанием. Бхарати звонко сказала:

— Намасте, Бапу.

Бапу улыбнулся, протянул руку и похлопал ее по плечу.

— Ты, конечно, будешь держаться своей программы и часто писать мне.

— Да, конечно, Бапу.

— Будь готова к любой жертве.

— Да, Бапу, — ответила она серьезно.

— Пусть тебя ничто не беспокоит.

— Да, Бапу.

Небо побагровело и стало темнеть, когда седьмой отошел от платформы, увозя Махатму в Тричи, а затем в Мадрас, Бомбей, Дели и дальше во Вселенную. Ночь спустилась на крошечную станцию, и маленький смотритель стал зажигать газовые лампы и сигнальные огни.

Хотя физически Махатма был далеко от него, Шрираму казалось, будто тот руководит всеми его действиями. Он обосновался в покинутом храме на склоне Мемпийской горы, нависшей над долиной. Далеко внизу петляла дорога, спускавшаяся к шоссе, которое милей дальше упиралось в станцию Коппал. Он часто видел, как из-за поворота появлялся усталый почтальон с почтовой сумкой на плече и с жезлом в руке (к жезлу были привязаны колокольчики, оповещавшие за милю о его приближении). Шрирам не ждал почты, но он любил следить за почтальоном, пока тот не взбирался на скалу и не скрывался за поворотом, по дороге, ведущей к поместьям и деревням, расположенным выше по Мемпийским горам.

Это место словно было специально создано для него; верно, тысячелетия назад кто-то прямо-таки предвидел, что Шрираму понадобится покинутое здание. Храм давно уже превратился в развалины. Вдоль стены виднелись остатки каких-то скульптур. Кладка местами обвалилась. Внутри в заросшем сорняками алтаре стояло изображение четырехрукого бога. О более удобном месте нельзя было и мечтать. В центральном холле возвышались колонны с обнажившимися кирпичами; вокруг под открытым небом стояли стены, с которых пологом спускались экзотические вьюнки; скульптурное изображение Быка-и-Павлина упрямо не поддавалось разрушению над огромными воротами с огромными круглыми ручками; ворота на гигантских петлях невозможно было закрыть. Это совершенно не беспокоило Шрирама: сюда никто не приходил, а если бы и пришел, запирать ему было нечего. Захоти он скрыться, ему достаточно было скользнуть за завесу из сорняков и спуститься в погреб. Он слышал, как далеко внизу приходит и уходит поезд. Слышал голоса крестьян, бредущих кучками из нижних деревень в верхние поместья. Его пожитки состояли из прялки, одеяла, на котором он спал, и пары сосудов; был еще кое-какой провиант да коробок спичек. Когда ночью у него возникало желание поработать, он зажигал маленький фонарь. Его ежедневные обязанности были строго определены; просыпался он с криком птиц на рассвете. «Господи, как было хорошо на Кабирской улице», — не раз думалось ему. «Птицы здесь так кричат, что не дают человеку поспать спокойно». Все же он вставал. Он занимался самовоспитанием — непростая задача! — ибо, проверяя свои мысли, он не раз обнаруживал, что они по-прежнему столь же предосудительны, как прежде. Он-то надеялся, что, следуя ограничениям, почерпнутым в обществе Горпада, он сможет мгновенно измениться. Махатмаджи благославил его идею самовоспитания. Он сказал: «Пряди и читай Бхагават Гиту, и повторяй все время Рам Нам — тогда ты будешь знать, что тебе делать в жизни».

Шрирам взял с собой чистую одежду, спустился по склону к ручью и выкупался. После холодной воды он ощутил такой прилив бодрости, что громко запел. Вокруг не было ни души. Он повторял «Рагхупатхи Рагхава Раджа Рам, Патхитха Павана Ситха Рам». Это была молитва Махатмы. Когда он произносил эти слова, ему казалось, что он близок к нему и следует его указаниям. Его охватило такое чувство благочестия, что он, возвращаясь к своему убежищу, чуть не плясал от радости. Принеся с собой дхоти и рубашку, выстиранные в ручье, он повесил их сушиться на зеленой ограде, окружавшей храм. Он очень гордился тем, что носит ткань, сделанную собственными руками. Бхарати научила его, как вдевать нитку, как крутить прялку и тянуть нить. Когда они остановились в одной из деревень, Гандиджи подарил ему прялку со словами: «Вот ключ к твоему будущему». Из уважения к нему Шрирам не решился спросить, что тот имел в виду. Но он принял прялку с должным почтением и носил на груди возле сердца, хотя это и был тяжеловесный и громоздкий инструмент. Во время остановки в одной из деревень Бхарати старалась обучить его, как пользоваться прялкой. Он пытался прясть и совершал бесчисленные ошибки в процессе обучения. Ему никак не удавалось спрясть более двух дюймов нити: она неизменно рвалась и более походила на скрученную шерсть, чем на пряжу. Бхарати не могла сдержать смеха, глядя на его нить. Она говорила: «Ты перепортишь весь хлопок Индии и Египта, прежде чем спрядешь себе хоть ярд». После чего она стала придерживать его пальцы в правильном положении, но стоило ей отнять руку, как Шрирам тоже убирал пальцы и ронял хлопок, который уже ни на что не был годен.