Солдат, который вернулся - Александр Тамоников

— Я могу на день съездить в село?

— Можешь, но в понедельник, двадцать девятого октября, ты должен оформиться. Связь будем поддерживать через сотовые телефоны. Но это на начальном этапе. Не исключено, что люди Графа потом поставят тебе в салон «жучки». Ты определишь это с помощью специального сканера. Если такое произойдет, то передача информации и инструкций будет осуществляться через пассажиров из числа бойцов и персонала обслуживания отряда либо где-нибудь в кафе. В экстренном случае действует тревожный сигнал. Что еще?

— Да вроде все ясно. У меня вопрос к подполковнику Седову.

— Пожалуйста, — разрешил Трепанов.

— Командир, я могу в воскресенье привезти на служебную квартиру женщину, о которой мы говорили?

Трепанов улыбнулся и осведомился:

— Это ту самую, которой Крылов работу подыскивал?

— Так точно.

Седов пожал плечами:

— Это твое личное дело, Рома. Одно условие!.. Уважаемая Екатерина Степановна даже догадываться не должна, чем ты в действительности станешь заниматься.

— Конечно. Я таксист, она — продавец, обычная рабочая семья.

— Вот именно. Вообще-то нежелательно, чтобы она жила с тобой. Мало ли как пойдет игра. Бандиты могут манипулировать женщиной, если у них возникнут подозрения насчет тебя. Но и запретить тебе общаться с ней я не могу. Помни, что Екатерине будет предоставлено общежитие. Так что решай, где ей устроиться. Хотя если ты будешь навещать ее в общаге, пусть и редко, это обязательно станет известно людям Графа и Фрола. Короче, определяйся сам. В случае необходимости мы сможем вывести ее из-под удара, а вот тебя, Рома, при всем желании — нет. Только после того как выполнишь задание.

Николаев усмехнулся и спросил:

— Тогда на кой черт вы говорили о сигнале тревоги?

— Экстренный случай может быть и не связан с задачей по Фролу. Работа таксиста сейчас опасна, Рома.

— Слыхал, читал и по телевизору смотрел. Знаю, что иногда с ними случается.

— Если вопросов нет, то я поехал. — Трепанов поднялся. — Да, совсем забыл, Белоногов тебе, Рома, привет просил передать.

— И где он?

— Кто?

— Не кто, а что. Привет, который передал генерал.

Трепанов поморщился, потом понял, что прапорщик шутит фразой из детского мультфильма, рассмеялся и заявил:

— Вижу, ты в тонусе, Рома. Это хорошо. Удачи.

— До свидания, Александр Владимирович.

Вскоре после отъезда Трепанова с территории базы выехал и прапорщик Николаев. Ведя автомобиль домой, он думал о предстоящем задании. Чем дольше он анализировал ситуацию, тем яснее понимал, насколько оно непростое.

Роман думал и о Екатерине. О том, что женщина, на которую он раньше не обращал внимания, как-то внезапно стала частью его жизни. Родилась ли в нем любовь? На этот вопрос ответа у него не было, но прапорщик чувствовал, что Катя небезразлична ему. Вот ведь как бывает! 

Глава 4

Николаев вернулся в Шанино после обеда. По пути он перекусил в придорожном кафе. Прапорщик едва успел поставить машину под навес, как начался дождь. Нудный, мелкий, осенний. Роман затопил печь, чтобы к ночи дом прогрелся, и решил проведать Гусева.

Проходя мимо дома Воронцовых, он не увидел никого из соседей. Лишь слегка колыхнулась шторка в окне спальни Екатерины. Но Роману это могло и показаться.

Гусев был дома, трезвый, ремонтировал утюг. Елена что-то готовила на кухне. Вовка чем-то занимался в своей комнате.

— Привет, Коля! — поздоровался с другом Николаев.

— Привет!

— Ну и что тут у вас?

Елена вышла из кухни.

— А ничего у нас, Рома, — сказала она, сняла фартук и присела на диван. — Все Колька прощения просит, клянется, что бросит пить.

— Так это же хорошо. Осознал, значит, человек, что вел себя неправильно.

— Знал бы ты, сколько раз он обещал, божился бросить пить.

— Я, Лена, знал достаточно мужчин, которые также обещали, клялись, тут же срывались, а потом все же бросали, и жизнь у них налаживалась. Тебе бы поддержать мужа.

— Не нуждаюсь! — заявил Гусев.

— Вот! — Елена развела руками. — А ты говоришь…

Николаев подсел к другу.

— В чем дело, Коля?

— Ни в чем. Хреново мне, понимаешь?

— Пройдет до понедельника.

— Да не о том я. Не о похмелке. Здесь хреново! — Он указал на левую сторону груди.

— И там пройдет. Нужно время.

— Знаешь, что он мне с утра сказал? — спросила Елена.

— Что?

— Тяжело ему со мной. Не может забыть… ты сам знаешь что, поэтому нам лучше расстаться. Дом обещал отдать, сам же намерен перебраться в Москву. Мол, будет заезжать иногда к Вовке, деньгами помогать. — Елена не сдержалась, заплакала. — Рушится семья у нас, Рома.

Николаев подтолкнул друга, упорно молчавшего и глядевшего на детали утюга.

— Это правда?

— Да.

— Понятно. Лена, давай выйдем. — Николаев наклонился к Гусеву: — Надеюсь, ты не против?

— Мне плевать.

— Ты одну и ту же деталь третий раз на место ставишь и снимаешь. Брось это дело.

— Что хочу, то и делаю.

— Ну-ну.

Николаев и Елена вышли на крыльцо.

Она вытерла слезы и сказала:

— Вот видишь, Рома, ничего не получается. Конечно, понимаю, во всем виновата я. Но зачем тогда было забирать меня из Москвы, оставлять дома, обещать все забыть?

— А ты поставь себя на его место, представь, что приехала к нему на работу, а он в сторожке или где-нибудь еще с бабой развлекается. Как ты среагировала бы на это?

— Понимаю я все, Рома, но можно же начать жизнь с чистого листа. Ведь живут же вместе мужчины и женщины, которые ничего не знают о прошлом друг друга. Они и не пытаются в нем копаться, потому что его уже нет.

— Но ведь и память тоже никуда не уходит.

— Скажи, что мне делать.

— Из меня, Лена, плохой специалист по разрешению семейных проблем. Возможно, я и не прав, но мне кажется, все у вас устаканится. Потому что Колька любит тебя. Время притупит воспоминания.

Елена вздохнула и спросила:

— А как теперь жить? Пока не притупятся эти проклятые воспоминания?

— Живи так, как сердце подсказывает. В понедельник ему на работу?

— Да.

— Ну вот, к его приезду приготовь что-нибудь вкусненькое, сама нарядись.

— Если он вернется.

— Вернется. Не сможет без вас. Голова просветлеет, по-другому на ваши отношения посмотрит. Лишь бы опять по приезде не сорвался.

— Ну, не знаю. А может, нам действительно какое-то время врозь пожить?

— Решайте сами.

— А вдруг он в Москве и взаправду загуляет?

— Тогда прощать его будешь ты, если захочешь. Сейчас же будь такой, какая есть. Если что, я дома до понедельника. Передай Кольке, пусть не спешит в район. Мне самому надо двадцать девятого числа быть в столице, подброшу его. Заодно и поговорю.

— Хорошо, передам.

— Будет желание, заходите вечером.

Впервые за день Елена улыбнулась.

— Так к тебе и без нас есть кому прийти, — заявила она.

— Вы, женщины, неисправимы. А главное, все знаете. Откуда?

— У нас особое чутье на такие дела.

— Что ж тогда оно тебе не подскажет, как снять проблемы в своей собственной семье?

— А вот об этом оно молчит.

— Ладно, пошел я.

— Я передам Кольке насчет понедельника.

— Передай.

Елена зашла в дом, Николаев направился к себе. На своем крыльце курил Степан Петрович.

— Будь здоров, Рома! Как съездил в столицу?

— Здравствуй, Петрович! Нормально съездил.

— Катька говорила, тебя начальство вызывало, да?

— А если и так, то что?

— Ничего. Интересно просто. Скучно у нас в селе стало, за любую новость хватаемся. Кстати, ты там вроде насчет Катькиного устройства хотел похлопотать.

— Хотел и похлопотал.

— Что получилось?

— Это я с ней обсужу, если она захочет.

— Хорошо было бы, если бы Катька устроилась в Москве. А то мается баба, сохнет, сидит в четырех стенах, только во двор и кажет нос. Подруга к ней с того края приходила, так она не вышла. Сказала, не о чем мне с ней разговаривать. Добро еще, что на отца с матерью не срывается, не грубит. Но чего ни спросишь, ответа не дождешься. Отмалчивается.

Николаев присел на крыльцо рядом с Петровичем, прикурил сигарету и спросил:

— На меня обиделась.

— Наверное, хотя чего ей обижаться? Ты ее не соблазнял. Она не девка, которую ты обманом в койку заволок, сама к тебе на шею бросилась. Вот на себя пусть и обижается. Мне, отцу, конечно, жаль ее, но так, как она, порядочные бабы себя не ведут. Да, жених ты, понятное дело, завидный, только не для таких, как Катька.

— Это еще почему?

— Ты меня слушал или о своем думал?

— Тебя слушал.

— Незаметно. Иначе услышал бы. Когда с ней о работе говорить будешь?

— Ты скажи Екатерине, чтобы зашла ко мне.

Петрович выкинул окурок в лужу и заявил: