Газета Завтра 913 (20 2011) - Газета Завтра Газета

"Завтра". Магистральная, веками проложенная дорога мировой музыки, мощёная гранитными булыжниками лада, мелодии, гармонии и ритма, и сегодня идёт в будущее. В России это направление представлено именами заявивших о себе ещё в середине прошлого века Романа Леденёва, Алексея Муравлёва, Владимира Рубина, Сергея Слонимского, Карена Хачатуряна, Андрея Эшпая. Их дело подхватили Владислав Агафонников, Юрий Буцко, Андрей Головин, Кирилл Волков, Валерий Калистратов, Валерий Кикта, Татьяна Смирнова, Геннадий Чернов. Затем появились вы и ваши товарищи: Алексей Ларин, Валерий Сариев, Виктор Ульянич, чуть позже — Антон Висков, Иван Вишневский, Андрей Микита, далее — Юрий Абдоков, Семён Сегаль, Александр Христианов и целый ряд других мастеров. Их концерты собирают полные залы, хотя никакой рекламы не имеют.

Вместе с тем это направление влиятельными околомузыкальными кругами из критиков и функционеров замалчивается и отодвигается от информационных и финансовых потоков. А авангард, объявленный "главной дорогой", активно поддерживается издательскими домами, теле- и радиоканалами, министерствами и агентствами по культуре. Как вы это объясните?

В.Д. На самом деле авангард испытывает серьёзнейший кризис. Декларируя погоню за новизной, это направление уже сорок лет ничего придумать не может. После минимализма и школы Лигети ничего принципиально нового не было. Обогатив в своё время звуковую палитру новыми красками и приёмами, модернизм постепенно пришёл к надлому, появился постмодернизм, в котором этот надлом и воспевается. Но апологеты авангардизма не хотят признать исчерпанность своего проекта. Может быть, отсюда такое неприятие "инакомыслия".

Помню, как в 1985 году молодые восточно-немецкие композиторы восторженно отзывались о "Севастопольской симфонии" Бориса Чайковского. "В Германии из ваших композиторов наибольшей известностью пользуется музыка Шнитке и Денисова, но она для нас привычна, такой музыки в Германии тоже много пишут. Но вот у вас появился третий композитор — Б.Чайковский. Его музыка нас поразила — она неслыханно новая". Пришлось объяснить коллегам, что Чайковский уже несколько десятилетий создавал замечательные произведения, им, к сожалению, неизвестные. Значит, уже в те годы такие сочинения прятались от меломанов. Тогда в ГДР и публика, и музыканты были в единодушном восторге от "Севастопольской", но суд музыковедов и журналистов вынес вердикт: так писать нельзя.

Музыкальный "индивидуализм" привел не только к отказу от фундаментальных элементов музыкального языка. Композитор-эгоист начал получать подпитку не свыше, а наоборот. Его вдохновение иное, чем у Баха, Малера или Рахманинова. Сам художник может и не замечать такого влияния на себя, но постепенно становится рабом тёмного духовного начала. Его вдохновение идёт на изображение зла.

Есть музыка, слушать которую скучно, — она сухая и вялая. Но лишь появляется образ зла, откуда ни возьмись берутся энергия, эмоциональность. Образы зла становятся самыми яркими в произведении. Зло само себя воспевает.

В этом религиозная драма многих художников XX века. Тёмное начало проникло в искусство, и количество зла в нём увеличилось непомерно. Даже самые образные и впечатляющие сочинения авангарда подавляют, вызывая ощущение черноты и пустоты.

Большая часть СМИ отнюдь не занимается духовным развитием человека, но, напротив, зачастую служит проводником безнравственности, жестокости, а то и откровенного сатанизма. Неудивительно, что и в искусстве находят поддержку наиболее разрушительные тенденции.

"Завтра". Возник симбиоз поклонников и проводников зла. Его философская основа — отрицание Бога.

В.Д. Мрачная философия: мир абсурден, гармония невозможна, если в искусстве возникает что-то красивое — это фальшиво. Короче говоря: мир ужасен и кошмарен, и музыка должна быть ужасна и кошмарна, как мир. Я не выдумал эти суждения: их неоднократно высказывали вслух мои коллеги.

"Завтра". В России и Украине исполняется ваша музыка на литургические тексты, вы — член экспертного совета сайта "Церковный композитор". Каким был путь к православию?

В.Д. Непростым. Родители мои — фронтовики, дети своего времени. В семье не было религиозной атмосферы. Верующей была бабушка, её молитвам я многим обязан. Приходу к Богу очень поспособствовала и классическая литература — Гоголь, Диккенс, Достоевский. Могу назвать себя верующим с 18-ти лет. Это сказалось и на творчестве. На первом курсе института им. Гнесиных источником вдохновения служило святое Евангелие, которое мне дали почитать на год. Это было наивно, но искренно: прочитывал несколько страниц Нового Завета и сочинял музыкальную тему, читал ещё несколько стихов — писал следующую тему.

Важными для духовного пути были встречи с крестьянами и священником во время поездок в Закарпатье, где на Рождество я записывал колядки.

Позднее у меня появился очень талантливый ученик Григорий Алфеев, ныне — митрополит Волоколамский Иларион и одновременно один из самых исполняемых современных композиторов. Подростком он был алтарником митрополита Волоколамского Питирима и даже писал статьи для церковного журнала, который издавал владыка.

Занимаясь с таким учеником, я сам у него учился.

Повлияло на меня и общение с некоторыми верующими коллегами по Союзу композиторов, в частности, с покойным Владимиром Ивановичем Кривцовым.

Так идея служения Богу через искусство стала моей личной идеей.

"Завтра". Не сужает ли ваши творческие возможности написание хоров на церковные тексты?

В.Д. Последние годы я веду в Российской академии музыки им. Гнесиных факультатив для студентов-композиторов "Основы сочинения русской православной музыки". Говорю студентам примерно так: любая настоящая композиторская деятельность невозможна без прославления Господа, но при сочинении храмовой музыки требования к композитору многократно возрастают. Необходимо соответствие канонам.

Вместе с тем самоограничение парадоксальным образом усиливает творческое начала, способствует достижению высокой ясности музыкальной мысли. Точный отбор простых средств делает язык более выразительным и ёмким. И скупое по фактуре, небольшое песнопение способно воздействовать мощнее длинных, замысловатых, богато аранжированных, но бедных на искренность и красоту оркестровых пьес.

"Завтра". В ваших генах присутствуют как великорусские, так и украинские предки. Ваши родители — герои великой войны. Воспитывались вы в советские годы. А ещё вы — прихожанин Церкви Христовой. Кем же вы себя ощущаете — русским, украинцем, советским, православным, не конфликтуют ли между собой эти составляющие композитора Довганя?

В.Д. С детства интересовался исторической наукой и считаю, что наша история — единый и непрерывный процесс. Объявлять какой-то период не существовавшим — "наша история начинается с 1917 или с 1991 года" — неумно и неисторично. Так и свою жизнь я бы не стал делить на какие-то временные отрезки. А в этническом плане я тоже противник деления. В конце концов, русские и украинцы настолько близки, что составляют единый, большой, славный в истории народ. Это — русские не в современном, а в древнем смысле, суперэтнос, именно в слиянности своей талантливейший и непобедимый.

А советским человеком уже после развала СССР я очень долго ощущал себя совершенно буквально. Остатки комфорта и благополучия, бывшие в моей семье, зиждились на советской основе. Я писал на нотной бумаге, выпущенной при социализме, читал книги, играл по нотам, изданным в СССР, носил советскую одежду. Наконец, жил и живу в квартире, выделенной мне советской властью. Только в 2000-х годах, когда вещи стали ветшать, в бытовом смысле стал потихоньку приближаться к современности.

Советскому периоду я благодарен. У меня были удивительные возможности получить образование у лучших учителей и исполнять свои сочинения силами лучших оркестров. Конец 70-х — начало 80-х были временем редкостного благоприятствования для молодых композиторов. Материальная свобода. Не было никаких разговоров об аренде композитором залов или оплате исполнителей. Существовало множество концертов, фестивалей, международных форумов, где звучала новая музыка. Радио и телевидение записывали и транслировали её на десятки миллионов слушателей.

Были, конечно, некие трения с чиновниками (так, меня иногда критиковали за "излишнюю трагичность"), но, если композитор имел твёрдость в отстаивании своих взглядов, он, в конце концов, вызывал уважение и признание властей.