Расправа. Роман в трёх частях - Владимир Владыкин

– Слава Богу, ты ещё не хлебнула такого липового счастья. Зато сердцем понимаешь. Я же скажу от себя. Избегай мужчин похожих на отца. Хотя все они эгоисты. – Галина Егоровна отвернулась, махнула рукой, вспомнив непристойную выходку знакомого мужчины, потом в досаде рукой взялась за лоб.

– Мама, возможно, ты по-своему права. Но мне пора в институт…

Галина Егоровна подняла руку, слабым движением отмахнулась, дескать, ступай, не держу. Потом она только слышала, как за дочерью тихо притворилась дверь. Сейчас она пыталась восстановить в памяти весь разговор, а именно что говорила Людмила относительно того ближайшего события, которому они были готовы её подвергнуть. Всё уже заранее решено, как по приговору суда, не подлежащему отмене. Людмила защищала отца, вот что ясно, как горькое вино. Галина Егоровна с трудом припомнила слова дочери: «Сейчас много расходятся, или распадается браков и вы с отцом не исключение. Ты отца ненавидишь, ты ему мстила». Выходило, что дочери давно всё обдумали и обсудили, они дорожат репутацией отца, а то, что мать гибнет по его вине, это они отвергают, как недоразумение. Им легко отказаться от матери, чем признать отца виновным во всех её несчастьях. Людмила старалась её уговаривать, с холодным расчётом выпроваживала к бабушке, будто у неё уже больше нет никаких прав в этой квартире. И хоть не сказала, что таким конченым пьяницам, как она, мать, лучше не жить.

От сознания этой горькой мысли, Галина Егоровна машинально закурила и сокрушённо покачала головой, поднося сигарету к губам в такт своему степенному покачиванию. Вот и дожилась, что отныне дочери не хотят видеть рядом мать. На душе было бесконечно тяжело. Однако оправдывать себя не хотела, видно, такая у неё несчастливая судьба, поделом ей досталось. А ведь всё в руках самого человека. Он только и может влиять на свою судьбу. Но как это делалось, она совершенно не ведала. Ведь хорошо понимала, что взялись за неё дочери – вершители её дальнейшей судьбы? Конечно, зачем им увядшая мать, главное, они молоды, вступили во взрослую самостоятельную жизнь, им пора обзаводиться кавалерами, у Люды, наверное, уже имеется кто-то, потому не стала терпеть пьяницу мать, ей стыдно за неё перед женихом. Наташа всегда больше к отцу тянулась, а чем же он таким к себе притягивал её, ведь он с обеими мало общался? Разве что иногда помогал уроки делать, они считали его большим человеком. Но вырастила дочерей она, мать, за что вот такая «награда», такое неблагодарное отношение, словно к скотине какой. Будь они все неладны! «Господи, прости, не хочу проклинать моих девочек. Но чего же ты меня от погибели и растления не уберёг, вверг, как в пучину огненную – печально, покаянно, с мягкой укоризной роняла она слова, отчего глаза вновь наливались слезами…

Галина Егоровна глубоко вздохнула, затянулась сигаретой жадно раз три и вдавила её в пепельницу. Ей самой до чёртиков в глазах опротивела такая несобранная, расхристанная жизнь, какую она безвольно, но с радостью ложного обновления впечатлений вела несколько лет. К тому же на ней лежала несмываемая вина того, что уже была не раз грешна перед мужем не только телом, но и душой, потому как узнавала от него некоторые сведения по его работе, так и передавала теневым дельцам. Все они были руководители предприятий, промторгов и продторгов, частные торговцы на рынках, строители-шибаи, и такие люди, о которых мало что знала и чем они конкретно занимались. Собственно, говоря, от мужа она редко что могла добиться. К примеру, выбить разрешение на право работы по договору шибаям. Зато в её распоряжении были его деловые бумаги, которыми набит портфель. Но иногда Николай Сергеевич подвергался её расспросам…

При швейной фабрике открывались цеха по новым технологиям пошива ширпотреба, экспериментальная лаборатория, изучавшая спрос покупателей на ту или иную модель и шила пробные модели. Тогда это было новинкой. В районе открывались дополнительные автоматизированные линии по розливу вина, пива и водки. Благоустройством дорог занимались самостийные бригады шибаёв, равно как и в строительных отраслях. И на всё надо было заполучить разрешение через председателя райисполкома или его помощников. На рынке заезжие торговцы просили постоянно закреплённые за ними места, а кто-то просил место под строительство пивбара, небольшого кафе, забегаловки просто установить бочку для продажи пива или кваса…

Всех этих деловых людей с замами связывала незаконная нажива. Галина Егоровна зная превосходства супруга, что он органически не терпел протекционизма, прозрачно его замам намекала, что Николай Сергеевич сильно загружен работой, поэтому должны выполнять его прямые обязанности, как того велят обстоятельства. Больше всего она обращалась к заму по благоустройству и торговле, к которому быстро подобрала ключик, что бы Никита Олегович понимал её буквально с полуслова. Сначала, конечно, у него срабатывала защитная реакция, а что если Галина Егоровна просто вздумала прозондировать помощника мужа на предмет, так сказать, личной преданности шефу?

Но в то же время он был немало наслышан о жене Боброва, участвовавшей в тайных банкетах всей городской верхушки, которую, некоторые полагали, она ловко использовала с каким-то своим дальновидным прицелом. Причём её присутствие на гульбищах держали в секрете, чтобы Бобров не прослышал о супруге пикантные выходки. Впрочем, иные дельцы воспринимали её даже как полпреда, представлявшего мужа, нарочно избегавшего шумные сборища, придерживаясь какой-то допотопной морали, и при этом сознательно нарушал партийную этику, то есть кастовость…

Итак, Никита Олегович, рассеяв подозрения относительно деловых качеств Галины Егоровны, брался пробивать её предложения, полученные ещё от кого-то. Если бы кто другой просил, то он бы ещё подумал, надо ли рисковать ради сомнительного дела. Он побаивался сурового преда райисполкома. Ведь сама жена шефа просила об услуге, тогда надо непременно уважить. Она, похоже, знает что делает. Только непонятно, зачем за спиною мужа затеяла порулить районом?

Но потом ему позвонили, чтобы неукоснительно выполнял все её поручения. Причём ему перепадали вознаграждения. И Никита Сергеевич догадался о затеянной игре Галины Егоровны против своего мужа, сумевшей для этого опасного дела втянуть в него с расчётом зама. Затем тонко намекнула, что Бобров скоро уйдёт, а его место непременно займёт он, Никита Олегович. Перспектива была соблазнительна, а жена шефа душа, а не человек.

Глава 10

Хотя Наташа Боброва и жалела мать, но вместе с тем она понимала, что больше не могло так продолжаться. Необходимо предпринять срочные меры по удалению матери от отца. И она поехала к бабушке Антонине Алексеевне, работавшей когда-то учительницей математики. Но теперь она была давно на пенсии и жила в одиночестве. Иногда её навещали дети: сын и дочь, хотя со временем это делали всё реже. Зятя она не любила, как большинство тёщ, считая его замкнутым и высокомерным. К дочери со временем тоже потеряла уважение за приобретённую порочную наклонность. На внучек обижалась, что редко приезжали в гости. Когда их долго не было, ездила сама. Хотя понимала, что наступило такое время – повсеместного отчуждения людей, прерывающих родственные узы, когда все поглощены своими нескончаемыми делами, обрывающими старые привязанности к родным очагам и предкам…

Наташа позвонила в дверь квартиры на втором этаже. Вскоре послышались шелестящие звуки за дверью. Антонина Алексеевна впустила внучку, взглянув удивлённо на Наташу.

– Не волнуйся, бабушка, ничего трагического не случилось… – с ходу соврала она. – Просто я приехала тебя проведать, – поспешила она успокоить её, хотя сама вместе с тем прятала виновато глаза. И только сейчас Наташа почувствовала в душе безотчётную вину, что приехала не просто так.

– Ну, тогда проходи, да, чувствую, по делу примчалась. На Восьмое марта никто не соизволил показаться, открыточками отделались. А как на носу экзамены, так, пожалуйста? – в шутку и всерьёз произнесла Антонина Алексеевна. – Может быть, я ошибаюсь? —лукаво посмотрела на внучку.

– Бабушка, с экзаменами я сама сплавлюсь. Я хочу поговорить о маме…

– Продолжает куролесить, а говоришь, ничего не случилось? Или это уже в привычку вошло? Как в порядке вещей…

– Ты уже знаешь? А мы не знаем, что делать, как ещё влиять на неё. Отец переживает, а на лечение отправить – не хочет…

– Как же не знать, когда слушаю сарафанное радио! Значит, я должна поговорить с матерью? Почему отец раньше на работу не отпускал? Ты этого не ведаешь? Он поломал ей жизнь, а я была вынуждена молча смотреть на его причуду! Она вас воспитала, а теперь осталась не у дел. Вот и взбунтовалась так…

– Бабушка, мы это уже слыхали… отец хотел как лучше, он же не нарочно? – оправдывала она родителя.