Абориген - Андрей Лазарчук

А парни не могли даже застрелиться…

Этого я, разумеется, озвучивать не стал, но про грюнсанд, про отважных контрабандистов и про не менее отважных пограничников несколько задорных баек выдал, чем увядшее было внимание взбодрил.

И тогда я рассказал им про драконов. Какие это вонючие, мерзкие, злые и злопамятные твари. Что, если бы не их роль в поддержании величия Конфедерации, мы бы их за неделю… под корень… ну, где-нибудь в заповеднике сохранили бы с десяток, и хватит…

Про Кумико и дракончика тоже рассказал.

Мне сейчас надо было про Кумико хоть как-нибудь, хоть так вот рассказать кому-нибудь, потому что сердце просто лопнуть было готово, такая тревога меня переполняла. Я боялся, что начну делать глупости.

Гагарин

О том, как я топил печаль в ячменном бренди, я рассказывать не буду, потому что, во-первых, плохо этот процесс запомнил, а во-вторых, такое поведение не красит мужчину. Но, думаю, предки меня поняли и, надеюсь, простили (Игнат заступился, чего уж там…), потому что именно моё дурное поведение в конечном итоге и привело к тому, что я напал на нужный след.

Впрочем, будем последовательны.

Я приходил в «Зелёный дракон» как на работу, брал либо ячменный со льдом, либо «Болт» – смесь всё того же ячменного с соком крыжовника и полынью, – и сидел либо у стойки, либо за столиком у столба в центре зала – короче, там, где легче всего было услышать новостей. Мне удавалось притворяться или совсем остекленевшим, или пребывающим в шаге от этого блаженного состояния – при этом я всё слышал, всё понимал и даже на месте пытался анализировать. Если бы не конкретная цель – выяснить, кто стоит за убийством дяди Игната, – я рванул бы по следу как минимум трёх преступлений. Во-первых, это было открытое насильственное вытеснение мелких фермеров с их ферм… хотя и во-вторых, и в-третьих – то же самое. Кто-то зачем-то собирал под свою руку небольшие островки между Ноатуном – большим островом, на которым стоит Ньёрдбург, и Майским – он почти весь за Стеной, только мыс из-за неё торчит, на котором теперь карантин и пограничный пост. Из-за близости Стены островки эти остались почти без драконов, фермы прогорали, но вы же знаете фермеров, они будут держаться за своё зубами и когтями – так что выковыривали их оттуда немалыми деньгами, подкреплёнными ещё большими угрозами.

А потом я услышал, что кто-то то ли уже купил, то ли всё-таки только покупает Котур – один из трёх больших островов, принадлежавших Снегирям. Имущество «преступника» бургомистрат почти сразу выставил на продажу – однако я был уверен на все двести процентов, что никто даже не посмотрит в ту сторону. Всё-таки народ у нас не такой глупый, чтобы покупать имущество только что умершего, «тёплый пиджачок ещё остыть не успел». Кому нужны лишние неприятности с предками?

Но вот оказалось – кому-то нужны…

70

Что сказать? Цветы не подвели. Драконы – тоже. Туристы были ублажены по полной программе.

(Я рассчитал дорогу так: три часа в одну сторону, потом любуемся драконами, потом два часа – пикник, потом все укладываются спать в пикапе на разложенных сиденьях (жестковато, но очень романтично) – и мы на малой скорости плывём обратно и приплываем в отель на рассвете или сразу после. Здесь я даю группе привести себя в порядок, кормлю их завтраком, потом везу на маленький рыночек за чертой города, пусть чего-нибудь приобретут с пользой для наших фермеров и ремесленников, – потом прощальный обед, потом я усаживаю всех на омни и отправляю в сторону Ньёрдбурга-порта, где их встретит уже знакомая им Изя.

Элементарно, не правда ли?)

Пикничок тоже задался. Главное, что нас посетила компания друкков и устроила небольшой весёлый шабаш. Друкки чрезвычайно симпатичны, дружелюбны, умны и изобретательны. При этом они не выпрашивают еду и не надоедают, а просто веселят вас, потому что им самим это нравится. Например, то, как вы чешете им мягкие пузики. Они будут валяться на спине, болтать в воздухе коротенькими лапками и хихикать. Землюки от этого приходят в восторг и изумление – и сожалеют только, что друкки не пушистые, а замшевые, и что их нельзя забрать с собой. Изя говорит, что видела однажды друкка, который жонглировал тремя камушками. Я ей верю. Друкки могут. Я знаю несколько семей, в которых друкки, просто пришедшие из леса, поселялись, жили годами и возились с детьми. Нет, это чрезвычайно милый зверь, ни на кого не похожий и, как говорит всё та же Изя, посланный нам в утешение.

Но всё хорошее почему-то кончается быстро.

Началось с того, что ещё во время пикника меня отозвал пилот нашего пикапа и сказал, что ему не понравился цвет лун на восходе и что погода может выкинуть фокус. Я прокрутил в памяти, что там за цвет был, и согласился с ним – слегка удивившись тому, что не уделил этой примете должного внимания; впрочем, я сейчас по любой проблеме мог проскочить мимо смысла, голова была занята понятно чем. Таким образом, приятный для всех вариант с медленным обратным плаванием пришлось забыть… Второе плохое известие исходило опять же от пилота, когда мы уже всем налюбовались, налакомились, наразвлекались – и легли на обратный курс: забастовал один из двух наших реакторов. Разбирать его в воздухе (да ещё ночью) было трудно и опасно, а набор стандартных методов диагностики и лечения (типа «выключил-продул-включил») результата не дал. То есть для нормального полёта одного реактора нам хватит, но если разыграется непогода – то…

Я хорошо представлял себе, что это такое – оказаться в непогоду над таигой без резерва мощности.

По самым общим соображениям, на Эстебане не должно быть резких погодных изменений. Ось планеты расположена почти под прямым углом к плоскости орбиты, таига представляет собой мощный тепловой аккумулятор, не подверженный всяким там течениям и перемешиваниям – в отличие, например, от земного океана. Так что воздушные потоки у нас стабильны и достаточно незамысловаты. Непогода, как известно, бушует в другом полушарии – там, где бурлит наш собственный мёртвый океан, он же Ядовитое море, и где практически не бывает людей, людям там просто нечего делать.

Когда-то я прожил там полтора года…

Потом расскажу. Когда-нибудь. Может быть.

Да, так вот, хотя погодных аномалий у нас быть не должно, временами они случаются. Тепловая машина атмосферных течений даёт какой-то сбой. А у нас нет ни опыта предсказывать погоду, ни возможностей собирать сведения о ней. Землюкам же на наши удобства попросту плевать.

Так что ураганы подкрадываются внезапно.

Хотя и редко. На моей памяти их было всего три.

Но нам сейчас опасен был даже не ураган, не шторм – просто сильный дождь при умеренном холодном ветре мог погубить пикап, уронить его вниз, и что тогда?..

Я был ответствен за этих людей. А как я вообще отношусь к землюкам, это моё частное дело, не так ли?

Пикап был стандартным «Д-три-двести», вы их видите каждый день и просто не обращаете внимания, до того они примелькались. Их выпускают до сих пор, внося по ходу дела какие-то изменения, но не меняя концепции. Совершенство уже достигнуто…

Я велел Эрику, так звали пилота, двигать на полной тяге к Трём Столбам, а сам перепоясался инструментальным поясом, страховочным поясом, сунул в карман фонарик – и полез за борт.

Реакторы, если помните, у этой модели расположены в кормовой части гондолы, сразу за водяным баком. Заблокировался правый реактор, что для меня было не очень удобно: когда снимаешь заднюю крышку, правую – рабочую – руку вглубь этой дуры засунуть можно, только изобразив собой какую-то очень странную фигуру. Этакий гуттаперчевый мальчик. Я довольно долго искал хоть сколько-нибудь приемлемую позу для работы, а когда нашёл (двумя ногами держишься за посадочную лыжу и висишь всем весом на страховочном тросике) – почувствовал, что нас начинает побалтывать.

Вообще-то, летя на аэростате, всякие воздушные течения ощущаешь не сразу, поскольку сама эта объёмная махина легко смещается вместе с воздухом. Пишут, на парусниках древности можно было при попутном ветре идти по палубе, держа в руке горящую свечу. На наших аэростатах просто нельзя зажигать огонь, а так – было бы то же самое. Это, конечно, в тех случаях, когда баллон просто дрейфует по ветру…

Сейчас мы шли на полной тяге двух моторов со скоростью относительно воздуха девяносто километров в час. Определиться со скоростью относительно поверхности было трудно, луч прожектора просто не пробивал дымку над таигой. Справа вдали виднелись огни маяка на островке Майский, слева и впереди сияла Башня; основание её то размывалось, то снова становилось отчётливым.

Я откинул крышку реактора и заглянул внутрь. Горела лампочка автоблокировки. Я просунул в приборный отсек руку, пощёлкал тумблерами – на случай, если барахлит дистанционка. Реактор после каждого включения послушно стартовал – и тут же со щелчком блокировался.