Заводная девушка - Анна Маццола
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В этом подруга, конечно же, была права.
Постепенно движения фигурки замедлились, и она перестала танцевать. Музыка начала фальшивить, затем смолкла. Вероника провела пальцем по телу золотой девушки:
– Ты согласна, что мне нужно всего лишь доказать отцу свою пригодность?
Какие бы испытания ни приготовил отец, она их пройдет. Какие бы задания ни давал, она обязана их выполнить. Ей ни в коем случае нельзя возвращаться в монастырь, ибо это было бы равносильно смерти.
Глава 5
Жанна
Жанне казалось, будто она падает, но ей приходилось сидеть с неподвижностью статуи. За окнами расстилались безупречные лужайки Партер-дю-Нора, где мерзли каменные купидоны и русалки и где придворные в парчовых пальто прогуливались по дорожкам, окаймленным подстриженными деревьями. Издали они выглядели выводком снующих металлических жуков. И именно сейчас она могла бы раздавить их каблуком своих остроносых туфель – этих глупых мужчин и женщин, нашпигованных претензиями и амбициями. Под их тонкими кружевами и фальшивыми волосами скрывались завшивленные лысины и пятнистая кожа. Они привыкли пресмыкаться и льстить, произносить цветастые речи без единого слова правды. Но сейчас ей было не до них. Она устала. По нарумяненному лицу Жанны катился пот, и хотя утром она снова вымылась, сквозь аромат жасминового масла прорывался запах болезни, к которому примешивался медный запах крови.
– По-моему, достаточно, – сказала она.
– Еще несколько капель, маркиза. Нужно уменьшить кислотность.
Доктор Кесне стоял рядом, держа фарфоровую чашу, куда стекала кровь из надреза на руке Жанны. В эти дни он ограничивался незначительными кровопусканиями, и все равно она чувствовала себя выпотрошенной. Ее силы уменьшались.
– Вот и все.
Врач наложил муслиновую повязку на рану, поставил чашу на стол и убрал ланцет в свой кожаный саквояж.
– Теперь вам нужно хорошенько отдохнуть.
Жанна молча посмотрела на него. Оба знали: какой отдых может быть в Версале – этой золоченой карусели, полной нескончаемых занятий и обязанностей? То приготовления к ужинам, то устройство балетов, надзор за ходом строительства, написание писем, ублажение сановников. Жанне постоянно приходилось любезничать с королевой, дофином и его женой, с другими особами королевской крови и еще с сотней тех, кто ее ненавидел. Здесь человека оценивали исключительно по нарядам, родословной, богатству и манерам. Что бы она ни делала, ей никогда не позволят забыть о ее происхождении, а она была не кто иная, как дочь безденежного жулика.
– Маркиза, я говорю вполне серьезно. Если вы желаете сохранить себя, свою молодость и здоровье, то хотя бы час в день проводите в полном покое. Никакого чтения и письма, никаких замыслов, никаких свиданий с королем и отклика на его желания.
– Франсуа, моя молодость прошла, и мы оба это знаем. Отдых и упражнения меня не вылечат. Но в этом якобы наступившем новом мире науки и чудес наверняка существует какое-то лекарство.
– Маркиза, я бы очень желал знать о таком лекарстве. Я продолжаю свои изыскания, однако пока что…
– Да-да. Понимаю, Франсуа. А сейчас оставьте меня для целительного, как вы его называете, отдыха.
Когда врач ушел, она не встала, оставшись сидеть у окна и размышляя. Жанна принимала участие в составлении энциклопедии, наполненной знаниями о мире. Ученые разбирали вселенную на составные части и исследовали кусок за куском. Где-то наверняка должно быть решение. Оставалось лишь его найти. Миетта, ручная обезьянка Жанны, тоже сидела тихо, жуя засахаренную грушу. Единственными звуками, долетавшими в комнату, было серебристое журчание фонтана и монотонный гул голосов придворных «жуков». Закрыв глаза, Жанна вновь вернулась в детство, переместившись в дом матери. Ей слышались звон бокалов, отдаленный смех и прочие звуки веселья. Тогда будущее казалось ей бутоном, который обязательно превратится в прекрасный цветок. Людовик был всего лишь обаятельным принцем, почти мифической фигурой, а она – Жанной Пуассон, самой красивой девочкой на многие лье вокруг.
– Карты ясно говорят о ее судьбе, – сказала им тогда предсказательница. – Ваша маленькая доченька станет королевской maîtresse en titre. Весь мир будет лежать у ее ног.
Но долго ли продлится счастье? Об этом предсказательница умолчала и даже не намекнула на многочисленные силы, которые попытаются согнать Жанну с королевского насеста и толкнуть в парижскую грязь. Ни слова о суетливых придворных, которые каждый день будут бросать ей новые обвинения мрачнее прежних. Умолчала гадалка и о том, что тело подведет Жанну, когда ей не исполнится и тридцати.
Взгляд Жанны бродил по очертаниям Трианона, окруженного лесами Марли. В коридоре послышались шаги. Она сразу же их узнала. Идущий был в туфлях на каблуке. По полу шелестели полы его тяжелого плаща. Ей показалось, будто грудь стянули проволокой. Изобразив улыбку, Жанна повернулась навстречу вошедшему, произнеся:
– Mon coeur[7].
– Никогда не догадаешься, чем это вызвано.
От подъема по лестнице Людовик тяжело дышал. Лицо было влажным от пота. Он снял плащ, бросил на пол, подошел к столу и налил себе сладкого вина, которое Жанна всегда держала для него.
– Что вызвано, мой дражайший?
– Тик у Турье.
Турье, королевский министр иностранных дел, выделялся вытянутым черепом и странным подергиванием века. Он умер пару дней назад, его нашли лежащим на диване в дворцовом саду.
Людовик тяжело опустился на кушетку, вытер лицо и глотнул вина.
– Причиной оказалась его печень. Печень Турье была изъедена болезнью.
Жанна сглотнула.
– Вы ходили смотреть на его вскрытие?
– Ла Пейрони сам производил. Он считает, что Турье много месяцев страдал от печеночных болей. Я видел его печень. Черная, словно кусок гнилого мяса.
– А как вы узнали, что причиной тика была именно печень?
Людовик махнул левой рукой:
– Это сложный вопрос. Подробно объяснить не могу, но Ла Пейрони целиком в этом убежден. Разве не удивительно, что внутренности управляют нашим поведением и внешним видом?
– И в самом деле, удивительно.
Пока он говорил, Жанна думала о том, как под позолоченной кожей Версаля скрывался бубон, разрастаясь и наливаясь гноем; как под придворной учтивостью и строгим этикетом таилась неутихающая злоба. Да и с ней то же самое: гниющая плоть, прикрытая безупречно нарумяненной внешностью. Невзирая на густой слой пудры, шелк платья щекотал ей подмышки.
– А не кажется ли вам, Людовик, что стоит уделить некоторое время и другим вашим интересам? – осторожно спросила она. – Ведь вы уже изучали анатомию, и теперь… это. Скажем, часовое дело. Или механика. Когда-то они вас интересовали.
– Жанна, они меня и сейчас интересуют. Разве ты не видишь, что все эти знания взаимосвязаны? Движение человеческого тела и движение машин?
– Конечно. Вы правы.
Она видела совсем другое:
