Посевы бури: Повесть о Яне Райнисе - Еремей Парнов

— Откуда полиция проведала про маевку? — спросил он, выкручивая промокшие носки. — Сами пронюхали или…

— Кто может знать? — задумчиво покачал головой Плиекшан. — Последнее время они буквально идут по нашим следам, но почему-то всегда с небольшим запозданием. Чуточку позже. Как сегодня. Вам надо немедленно растереть ноги. — Он отвел взгляд от побелевших, скрюченных пальцев Леписа, которые словно стремились укрыться в острую осоку. — Вы можете простудиться.

— Очевидно, действует провокатор, — погруженный в свои мысли, кивнул Лепис. — Только он не на первых ролях, а где-то в самых низовых звеньях. Я слышал, вы переносили час маевки? — Он сел и принялся натягивать мокрый носок. — Когда это решилось?

— Точно не знаю, но, видимо, вчера. Изакс сказал мне об этом уже вечером.

— Так оно и есть. — Лепис зло сплюнул. — Пока суд да дело, пока передавали по цепочке, агент потерял время. Поздно дошло. Понимаете? Повезло, Но имейте в виду, охранка быстро переменит тактику, и в следующий раз вы попадетесь. Придется временно свернуть работу.

— Это невозможно, — твердо ответил Плиекшан. — Не такая сейчас обстановка, чтобы сидеть притаившись. Да и по другим наше бездействие больно ударит. Вы, рижане, первыми это почувствуете.

— Хотите идти на заведомый провал? — Лепис вытер подошвы о траву и обулся. — Кому от этого будет лучше?

— Да никому, конечно… Просто нужно что-то быстро придумать. — Плиекшан помог Лепису отряхнуть пальто. — И безошибочно.

— Таких средств нет, и вы это знаете.

— Пора сматываться! — позвал его Люцифер.

— Погоди, я сейчас, — сказал Лепис и вплотную приблизился к Плиекшану. — Попробуйте в следующий раз ложную явку, — посоветовал он. — Назначьте в разных местах.

— Простите? — не понял Плиекшан.

— Все очень просто! — Лепис нетерпеливо схватил собеседника за отвороты пальто. — Оповестите всех, что готовится, скажем, раздача оружия, и назовите связным несколько разных явок. Не на квартирах, разумеется, чтобы не подвести людей. Понимаете?

— Теперь да, — улыбнулся Плиекшан. — Когда нагрянет полиция, сразу станет ясно, в какой группе провокатор.

— Вот именно! — Лепис протянул ему на прощанье руку. — А там уже легче докопаться. — Жанис! — Он поманил Кронберга. — Райнис тебе все объяснит. Одолжи-ка мне свою роскошную шляпу.

ГЛАВА 4

Мягкое сказочное лето разлилось по городу. Оставляя лоснящийся след, словно цветочная пыльца, размазанная по лепесткам, сочился повсюду ленивый, расслабляющий блеск. Едва тронутые загаром, нежно туманились женские лица, мелькая из-под кружевных шляпок, неслись пролетки на дутых шинах и элегантные ландо, заливисто звенели громыхающие трамваи. Пестрая оживленная толпа сновала по магазинам, раскупая товары для загородных забав: наборы фейерверков, серсо, удочки, крокетные молотки и купальные принадлежности.

Многие окна уже были затерты мелом. В гулкой тишине опустевших квартир отчужденно безмолвствовали остановленные часы, такие бесконечно одинокие среди укрытой чехлами полосатого тика неузнаваемой мебели. С каждым днем все больше фургонов с дачниками тянулось через весь город по направлению к побережью. На взморском вокзале не утихала веселая толчея. Вывалив сухие алчущие языки, под ногами шныряли в поисках не то луж, не то хозяев упущенные и откровенно бездомные псы.

Жажда морской прохлады и удовольствий томительно подтачивала город изнутри. Скрытые зеленью каштанов и буков, спрятались и позабылись на время вещая его старина, суровое и таинственное могущество. Даже замок и цитадель погрузились в зеленое расслабляющее оцепенение. Веселый шум и шелест портового парка заглушали вечное эхо скрепленных кровавой известкой камней.

Только дымы за рекой, уродливые склады и отполированные канатами чугунные тумбы набережной противостояли легкому сладостному безумию, которое лили на город зацветающие клумбы и надушенные вечерние туалеты дам. Неистовствовали чайки, которым с высоты планирующего полета открывалась невероятная даль, стаи голубей переносились с места на место с трепыханием крыльев и стоном, поднимали на карнизах и под навесами кровель бессмысленную возню.

Горожане пили минеральные воды в Верманском парке, ели липкое, быстро тающее мороженое из седых от инея металлических вазочек. Пивные заведения на Бастионной горке не затихали до позднего вечера. Густым бродильным духом исходили дубовые бочки в зеленых павильонах. Темное мартовское, светлое горькое, тминное и двойное карамельное пиво текло из медных надраенных кранов нескончаемыми пенными струйками. Каждый мог выбрать кружку по вкусу: большую или поменьше, узкую или пузатую, из литого стекла и деревянную, на народный манер — с плоской, в ручку вделанной крышкой, оловянную времен меченосцев и керамическую с цветной картинкой и остроконечной металлической верхушечкой. Студенты, присяжные поверенные, телеграфисты, железнодорожники, булочники и мелкий чиновный люд обретали здесь недолгий покой. Лениво пожевывали моченый горох, высасывали соленый сок из рачьей клешни. В знойной дымке дрожали очертания башен, отсвечивал подернутый мутной пленкой канал, вздымая клубы пыли, топталась по пустырю за городской гимназией рота солдат. Отрабатывали церемониальное прохождение: сто десять шагов в минуту.

Его превосходительство губернатор Пашков раскладывал пасьянс «каприз де дам». Отвлекаясь от карт, он застывал надолго, погруженный в невеселые думы, или наблюдал с вялым интересом за тем, как ветер из приоткрытых окон гуляет по занавескам.

Вера Александровна отбыла на морские купания, и, хотя до Майоренгофа было рукой подать, губернатору редко удавалось вырваться к семье из жаркого завороженного города, которого он боялся и не понимал, чьим очарованием, сам того не ведая, был опоен необратимо.

Оркестр в парке поочередно тиранил «Тореадором», «Матчишем», но толща замковых стен заглушала и рассеивала суматошную разноголосицу города. Хохочущие фиоритуры гастрольной певички, грохот паровой трамбовки, цоканье подков по мостовым, заунывные жалобы итальянской шарманки и резкие трели полицейских свистков — чудовищная вся разноголосица достигала глубоких ниш цитадели обессиленным шелестящим прибоем. Словно древний замок, как это часто бывает со стариками, порядком оглох и, впав в детство, безучастно грезил картинами давно прошедшей молодости.

Губернатор сгреб с зеленого «министерского» сукна немецкие карты с листьями и бубенцами вместо привычных мастей и зашвырнул их в ящик. Пасьянс не сходился.