Звездный скиталец - Николай Гацунаев

Ни одному слову шефа не поверил Дюммель. И зря: утром следующего дня мальчишка-рассыльный вручил ему официальное приглашение посетить управляющего банком по делу, «представляющему обоюдный интерес». Ошарашенный немец только руками развел.

Не прошло и недели, как слух о новом акционерном обществе прокатился по всему Хивинскому ханству. О нем заговорили в правлениях банков, конторах, купеческом собрании, в казино, судачили в лавках и магазинах, поговаривали на заводах. Говорили с удивлением и завистью, со скептической улыбочкой, с опасением и злобой. Шепотом передавали, будто хивинский хан Мухаммадрахим назначил Дюммелю день аудиенции.

Ведолага-немец, над которым еще вчера потешались все, кому ни лень, на глазах становился фигурой, и было в этом что-то неожиданное, непонятное и потому пугающее.

Симмонс оставался в тени. Во всяком случле жжому не приходило в голову провести параллель между появлением в Ново-Ургенче четы иностранцем и головокружительным взлетом Зигфрида Дюммеля.

— Не пойму, на черта вам акционеры?

Симмонс прохаживался взад-вперед по свежепобеленному сыроватому кабинету Дюммеля, оборудованному в одной из комнат бывшей гостиницы. «Бывшей» потому, что старую вывеску вот уже несколько дней как выкинули на свалку, а вместо нее на оштукатуренном фасаде повесили другую, черную с золотом: «Дюммель и компания. Строительство и эксплуатация хлопкоочистительных заводов».

— Что у вас — денег мало? Или банк в кредитах отказывает?

— Акционерное общество без акционеров? — Дюммель надул толстые сизые от ежедневного бритья щеки. От Дюммеля пахло дорогим одеколоном. Дюммель выглядел весьма внушительно за огромным письменным столом темного дерева. Сдержанных расцветок текинский ковер на полу. Бюро и плоский, во всю стену книжный шкаф темного дерева, окрашенный в тот же цвет массивный несгораемый шкаф. «Есть вкус у стервеца!» — заключил Симмонс, оглядев кабинет.

— Нельзя без акционеров, говорите? Ну что же, воля ваша. Только не увлекайтесь, Зигфрид. Смотрите, с кем имеете дело.

— Можете на меня положиться, шеф.

— Вот как? «Шеф!» — Симмонс хмыкнул. — Что-то новенькое. Откуда у вас этот полицейский жаргон, хотел бы я знать?

Дюммель смущенно отвел взгляд.

— Я думал…

— Он думал! Вы только взгляните на него! Он думал, видите ли!

Симмонс был явно не в духе, и Дюммель счел за благо прикусить язык.

— О чем, позвольте полюбопытствовать? О каких мировых проблемах? Или о судьбе того интендантишки, что вас облапошил?

Дюммель сидел, низко опустив лицо, одна малиновая плешь поблескивала. Симмонс глянул на эту плешь и вдруг смешливо фыркнул. Гнев как рукой сняло. Заговорил уже проще, дружелюбнее:

— Вот что, Зигфрид. Учтите, я вас насквозь вижу. Так что бросьте темнить. Со мной не пройдет.

— Простите, сударь.

— То-то. А теперь к делу. Даю вам неделю сроку. Максимум две. Подыщите нужных людей. Какое у нас сегодня число?

— Двадцать первое мая.

— Пятого июня положите на этот стол проект строительства железной дороги.

— Чего-о? — привстал с места Дюммель.

— Вы что — оглохли? Узкоколейной железной дороги Ново-Ургенч — Чалыш.

— Но…

— Никаких «но». Заводы строить думаете?

— Так я…

— Думаете, спрашиваю?

— Думаю.

— Плохо думаете, Зигфрид. До каких пор я вам буду подсказывать? Строительные материалы, оборудование, всякая прочая канитель прибудет по Амударье. Так?

— Так.

— А от пристани? Пятнадцать верст, как ни говори.

— На арбах, на каюках по Шахабаду.

— Чушь. По железной дороге, любезнейший. Прямым сообщением до самого места назначения.

— К каждому заводу — железнодорожную ветку?

— Именно, дорогой барон. К каждому заводу. А когда закончите строительство, по этим же рельсам повезете обратно тюки с хлопком, семена, масло. Ну чего вы на меня уставились?

— Господин Симмонс, вы — гений. Позвольте засвидетельствовать.

— Бросьте. Могли бы и сами догадаться. А то «я думал, я думал…». Кстати, когда вам хан рандеву назначил?

— Десятого июня.

— Вот и отлично. Подсуньте ему проектец. Пусть раскошелится на строительство. У российского императора денег на это дело не выпросишь. Ну и последнее. Мы с мадам Симмонс уедем на несколько дней. Ключи от комнат забираем с собой. Вздумаете совать нос, — на себя пеняйте!

— Помилуйте, господин Симмонс!

— Бросьте, милейший. Я вас насквозь вижу. Хотите, скажу, чем вы завтра без меня заниматься будете?

— Боже упаси!

— Не хотите, не надо. А насчет комнат зарубите на носу: чтобы ни одна живая душа близко не подходила.

— Запомню, господин Симмонс. Далеко едете, осмелюсь спросить?

Симмонс обернулся от самой двери, недобро сверкнул глазами.

— А вот это уж совсем не ваше дело, Дюммель. Помните английскую пословицу: «Любопытство погубило кошку». Займитесь лучше делами.

Предупреждая Дюммеля о своих комнатах, Симмонс попал в самую точку. Зигфрид Дюммель буквально сгорал от желания хоть одним глазком заглянуть в запретную дверь. Не имея ни малейшего представления о том, что происходит за ее окрашенными белой масляной краской створками, он мог лишь строить догадки, и догадки эти были одна неправдоподобнее другой. Как это ни странно, виною всему были факты. А с фактами герр Дюммель привык считаться.

Начать хотя бы с того, что Симмонс сам руководил ремонтом четырех смежных комнат, облюбованных им под супружеские апартаменты. Велел забрать окна толстыми железными решетками, прорубить двери между комнатами, а те, что выходили в коридор, снять и заложить проемы кирпичом. Затем в доме две недели работали русские слесари с завода и ремонтных мастерских, — угрюмые, немногословные, вечно чем-то недовольные люди. Что они там делали, — одному богу известно. Дюммель однажды подслушал их разговор, да и то случайно.

— Золотая голова у человека, даром что барин. Нам бы на завод такого.

— Не говори, — откликнулся другой. — Самим бы нам все енто ни в жисть не смонтировать. И где он только раздобыл все? Сколько живу, а такого добротного материалу не видывал.

— Говорю — голова-человек!

После слесарей работала артель маляров-штукатуров. Потом за дело взялись плотники. Потом опять слесари с токарями.

По городу циркулировали самые невероятные слухи. Знакомые извели Дюммеля расспросами, но тот только плечами пожимал в ответ. Он и в самом деле не знал ничего: ни одной души, кроме рабочих, Симмонс близко не подпускал к своим апартаментам.

Прибиралась в комнатах Симмонсов все та же придурковатая Рея, возведенная в ранг горничной. Ходила она теперь опрятно одетая и благоухала, как парфюмерная лавка. Дюммель подкатился было к ней с расспросами, но та дико воззрилась на него единственным глазом и пригрозила «пожалиться барину». Пришлось отстать. А потом у Реи вдруг объявился второй глаз! Стеклянный, правда, но точь-в-точь, как настоящий.