Как устоять в любви - Джон Пауэлл

Каждая эмоция – откровение о самом себе

Я вспоминаю, как несколько лет тому назад получил очень резкое письмо. Автор письма писал, что я "садист... тупица, страдающий манией величия". Моя реакция была исключительно мягкой, даже сочувственной. Я знал, что человек, написавший письмо, должно быть, столкнулся с серьезными трудностями, и я старался придумать что-нибудь, чтобы помочь ему. Письмо вызвало во мне только сострадание к этому человеку. У меня совершенно не было каких-либо отрицательных эмоций, потому что я был абсолютно убежден в том, что я не садист и не тупица, и даже не страдаю манией величия.

Спустя несколько недель мы беззаботно перешучивались с двумя моими студентами. Один из них совершенно невзначай сказал: "А знаете, некоторым людям вы почему-то кажетесь фальшивым!" На этом наша игра неожиданно закончилась. Я самым серьезным образом потребовал определить, что значит "фальшивый"? Оба студента были смущены и попытались уйти от разговора, утверждая, что сами они ни в коем случае так не думают, но мне этого было недостаточно. Я чувствовал, как во мне поднимается неудержимый гнев, и я настаивал на четкой формулировке понятия "фальшивый". Наконец, один из них сказал: "Я думаю, что быть фальшивым означает, что сами вы не делаете того, о чем учите".

Предвидя это определение, я немедленно признал себя виновным. Я знал, что обрел твердую почву под ногами, указав на то, что ни один человек на самом деле не живет в точном соответствии со своими идеалами, и никому не удается в совершенстве воплощать свои намерения в жизнь. Затем я указал на второе значение слова "фальшивый", а именно – человек не живет в соответствии с тем, что он проповедует, так как сам он не верит тому, что проповедует. Здесь я могу торжественно объявить о своей невиновности. Кровопускание закончилось с хирургической точностью, и я отпустил свои жертвы. Конечно, я немедленно понял, что был несправедлив в своем гневе.

Этот момент является решающим. Настоящая ошибка – та, из которой мы ничему не научились. Из только что описанного столкновения имелось два выхода: один – продолжать обижаться и злиться на этих "неблагодарных парней", другой – посмотреть внутрь самого себя, не найдется ли там причины моих эмоций. В этом и заключается существенное различие между личностью растущей и не растущей, между подлинностью и самообманом. Как бы там ни было, в данном конкретном случае я выбрал рост и подлинность. Я посмотрел внутрь себя и осторожно прислушался к поднимающемуся во мне гневу. Я понял, что он поднимался из глубины сидящего во мне страха, что я, может быть, и в самом деле фальшивлю, причем во втором смысле. Я совершенно спокойно реагировал на обвинения в садизме, тупости и мании величия, но обвинение в фальши затронуло нервные окончания чего-то, действительно имеющегося во мне. Иногда я действительно опасаюсь того, что я говорил о чем-то куда лучше, чем на самом деле живу, и боюсь, что я действительно не вполне верю в то, что проповедую. (Постскриптум: Я извинился перед своими студентами. Я рассказал им об источниках моего раздражения и объяснил, что именно я узнал о себе в этом случае).

Мы говорили о том, что в нас уже имеется то, что объясняет наши те или иные эмоциональные реакции, но это не означает, что то, что в нас живет, является непременно плохим или достойным сожаления. Страх перед тем, что имеются расхождения между словесным выражением себя и подлинным моим поведением в жизни, этот страх не является плохим. Это просто я, такой, какой я есть. Я, например, могу негодовать, видя, как издеваются над беспомощной жертвой, и при этом обнаружу, что источник моего гнева, т.е. то самое нечто, сидящее внутри меня, просто-напросто здоровое чувство справедливости и активное сострадание.

Весьма важным является отчетливое понимание того, что любая наша эмоциональная реакция рассказывает нам что-либо о нас самих. Будет гораздо лучше, если мы будем стараться научиться узнать из них, что мы из себя представляем, вместо того, чтобы обрушивать свои эмоции на других, обвиняя их во всем. Когда я проявляю ту или иную эмоциональную реакцию на то или иное событие, я знаю, что никто не реагирует на него, в точности как я. Никто не имеет точно такие же эмоции, какие имеются у меня. Имея дело одновременно со многими людьми, мы имеем дело с огромным разнообразием эмоциональных реакций. Все эти разные люди имеют разные нужды, они имели разное прошлое и в будущем ставят перед собой разные цели. Следовательно, их эмоциональные реакции различны, потому что имеются внутренние различия в каждом из них. Самое большое, что можно сделать, – это стимулировать проявление этих эмоций. Точно так же, если я хочу узнать что-либо о самом себе, о моих нуждах, моем собственном образе, моей чувствительности, о моей психологической "программе" и о моих оценках, я должен очень внимательно прислушиваться к моим собственным эмоциям.

Человеческие эмоции: принцип айсберга

Известно, что плавающий айсберг виден только на одну десятую своей величины. Девять десятых остаются под водой. Сходная оценка была предложена и по отношению к человеческим эмоциям. То, что мы видим, составляет лишь десятую часть того, что есть на самом деле. Это предложение подразумевает не то, чтобы люди показывали во вне лишь одну десятую своих эмоций, как бы некую часть, предназначенную для других, а что они сами сознают лишь малую часть своих собственных эмоций. Мы скрываем основную массу своих эмоций даже от самих себя посредством подсознательного механизма, называемого подавлением.

Разумеется, невыраженные, непроявляемые эмоции – вещь весьма обычная. Очень многие эмоции, которые мы признаем "про себя", мы никогда не выражаем внешним образом. Например, "Я никогда не покажу ей, что я ревную". Имеются две основные причины для непроявления таких признаваемых нами эмоций. Первая – мы сомневаемся в том, что другие нас поймут. Они лишь удивятся и, пожалуй, усомнятся в наших умственных способностях. Такого рода сомнения затронут самую чувствительную область в нас самих, центр нашего человеческого существования и поведения, – наш собственный образ, а следовательно, и наше само-принятие, самоуважение, само-празднование. Вторая возможная причина невыражения эмоций, быть может, еще более серьезная. Я боюсь, что мое эмоциональное попущение может быть использовано против меня либо случайно, бездумно, либо с жестоким умыслом. Вы можете это сделать не сразу, но даже если вы используете мои эмоции не в отчетливой форме, я всегда буду думать, что вы просто жалеете меня, боитесь меня или отдаляетесь от меня из-за того, что я когда-то доверил вам некоторые мои чувства.

Невыраженные эмоции нельзя назвать явлением положительным, однако подавление эмоций, вытеснение их в область подсознательного, оказывается еще более разрушительным, потому что, хотя мы и знаем, что нас что-то ранило, но когда мы при этом подавляем свои чувства, то не знаем, почему мы это делаем. Мы прячем источник нашей боли во тьме подсознательного. Но, к несчастью, подавленные эмоции не умирают. Их заставили замолчать. Они изнутри оказывают свое влияние на личность и поведение человека. Например, человек, подавивший чувство вины, будет стремиться всегда, хотя и подсознательно, наказать себя. Он никогда не позволит себе испытать чувство безграничной радости или успеха. Подавленные страхи и гнев могут проявляться физически в виде бессонницы, головных болей или язвы. Если такие страхи или гнев будут восприняты сознательно, и человек расскажет о них в деталях кому-либо другому, то вполне вероятно, что у организма уже не будет необходимости проявлять это в виде бессоницы, непрестанных головных болей или язвы.

Причины подавлеhия

Имеются три основных мотива подавления. Мы хороним нежелательные эмоции, потому что:

1. Мы так запрограммированы. Так называемые "родительские наставления", преподанные нам в раннем возрасте, постоянно звучат в нашем сознании. Наши глубочайшие инстинкты подвергаются действию воспитания в течение первых пяти лет нашей жизни со стороны родителей или тех, кто был постоянно возле нас и оказывал на нас влияние. У ребенка из семьи, где не принято бурно выражать свои чувства, естественно, будет проявляться тенденция к подавлению таких эмоций, как нежность и стремление привлечь к себе внимание. Ребенок, который вырос в семье, где имели место постоянные конфликты между родителями, может быть, имел вполне подходящие условия для проявления гнева, но невольно учился подавлять такие чувства, как сострадание, раскаяние и т.п.

2. Мы "морализуем" эмоции. В зависимости от наших взглядов мы склонны называть те или иные эмоции "хорошими" или "плохими". Например, чувствовать благодарность – это хорошо, а чувствовать гнев или ревность – это плохо. В чистом виде это звучит глупо, но по существу родители часто говорят своим детям: "Ты не имеешь права испытывать такое чувство" или "Ты не должен был чувствовать гнев, а должен был бы чувствовать сострадание". Есть одно вполне законное чувство, которое, однако, в нашем обществе почти повсеместно находится под запретом, – это чувство жалости к себе: табу на него так сильно, что само словосочетание "чувство жалости к себе" стало едва ли не бранным словом.