Пришествие землян - Ли Бреккет

— Я не хочу, чтобы ты умер! — прорыдала она.

Фрэзер оглядел безжалостную пустыню и крепко прижал малышку к себе.

— Ты так любишь меня, Биша?

— Я ела твой хлеб, и твой дом укрывал меня от непогоды… — Церемонные фразы, которым она научилась от старших, звучали довольно странно в детских устах, но очень искренне. — Теперь ты — моя семья, мой отец и моя мать, и я не хочу, чтобы на твою голову пало проклятье.

Фрэзер помолчал, не зная, что ответить. Потом мягко проговорил:

— Биша, как ты считаешь: ты мудрее меня?

Она яростно потрясла головой.

— Ты имеешь право сомневаться в этом?

— Нет.

— Какие права у детей в твоем племени, Биша?

— Повиноваться.

— Так вот: больше ты никогда не сделаешь этого. Никогда, слышишь? Независимо ни от чего. Запомни: ты никогда не должна убегать от меня. Ты слышишь меня, Биша?

Она подняла на него глаза:

— И ты не боишься проклятья, даже сейчас?

— Ни сейчас, ни после.

— Ты в самом деле хочешь, чтобы я осталась?

— Ну конечно же, да, дурья твоя башка!

Девочка улыбнулась, очень печально, с тем невероятным достоинством, которое он уже не раз подмечал в ней.

— Ты великий доктор, — сказала она. — Ты найдешь способ снять заклятье. Мне теперь тоже не страшно.

Она лежала у него на руках, легонькая и теплая, и Фрэзер отнес ее обратно в Дом, идя очень медленно, и говорил, говорил, не умолкая. То была очень странная беседа — для такого времени и такого места. Он рассказывал ей о далеком городе под названием Сан-Франциско и о белом доме, глядящем с горы на огромный синий залив, полный воды. О деревьях, птицах, рыбах и зеленых холмах — и о всех тех приятных и восхитительных занятиях, которые делают маленьких девочек счастливыми.

В итоге Фрэзер начисто забыл о Караппе и о марсианских властях. В итоге Фрэзер обрел семью.

Вернувшись в Дом, он прошел в лабораторию и принялся лихорадочно работать. Сначала подробно расспросил Бишу о болезни, которой болели люди ее племени. Было очевидно, что приступы начинались через неравные промежутки времени, и все ограничивалось лишь коматозным сном, однако периоды бессознательного состояния были короче, не более нескольких минут. Возможно, марсианский организм был менее подвержен инфекции. У самой Биши, разумеется, таких приступов никогда не случалось, и Фрэзер пришел к выводу, что именно из-за врожденного иммунитета она и стала козлом отпущения.

Но его собственное состояние было ему непонятно. Странные симптомы. Никакой повышенной температуры, боли, никаких физических расстройств — только слабость и вялость. К тому же буквально наутро без следа исчезли и они.

Фрэзер внимательно просмотрел все свои справочники по марсианским болезням, но не нашел ничего похожего. Он провел целую серию изнурительных тестов, даже взял пункцию спинномозговой жидкости у Биши, что та восприняла как чрезвычайно действенный ритуал изгнания бесов. Он предпочел бы проделать такое над самим собой, но это было физически невозможно, так что пришлось помучить Бишу, в чьем организме могли оказаться какие-то признаки латентной инфекции.

Но и тут результат был отрицательным. Результаты всех анализов были отрицательными. Фрэзер и Биша были совершенно здоровы.

Фрэзер не знал, что и подумать, и в то же время словно тяжелый камень свалился с его плеч. Он принялся искать иные объяснения собственному недомоганию. Раз это не болезнь, тогда, возможно, это какая-то странная реакция организма на природные явления, например низкую гравитацию или повышенное атмосферное давление. Или дурное самочувствие связано с разреженностью воздуха… а может, здесь все разом — и то, и другое, и третье. Это воздействует и на марсиан, и на землян… Однако в душе Фрэзера жил крохотный червячок сомнения: почему же подобное не наблюдается повсеместно?

Он нервно ждал рецидива. Но его все не было и не было, а работа в лаборатории отнимала все больше и больше внимания, и в конце концов болезнь как-то вылетела у Фрэзера из головы. Тот случай, когда он очнулся в кресле перед нетронутым стаканом с виски на столе — и без малейшего воспоминания, что собирался вздремнуть, — Фрэзер решительно списал на счет усталости: последнее время он явно загнал себя, Биши поблизости не было, с ней опять случился приступ хандры, и девочка забилась где-то в угол, так что не видела, что случилось с Фрэзером, а он даже не стал ничего ей говорить Похоже, она постепенно начала избавляться от своего пунктика — заклятия, — и Фрэзер не собирался портить все дело.

Время шло. Биша учила английский, уже помнила названия всех деревьев, что росли вокруг дома в Сан-Франциско. Одиночество замкнутого мирка Дома тяготило ее не меньше Фрэзера, и она так же страстно мечтала вырваться отсюда — но это было единственное, что омрачало их жизнь.

А потом из пустыни пришли кочевники, направлявшиеся на осенние торги в город.

Фрэзер закрыл изнутри дверь на щеколду и опустил жалюзи. Три дня и три ночи, пока продолжалась ярмарка, они с Бишой не высовывали носа наружу, и только откуда-то издалека до них доносились приглушенные, но живые звуки дудок, гортанные крики, музыка. Там, среди этих людей, была и семья Биши.

То были очень тяжкие дни. В конце концов Биша сломалась и вновь погрузилась в пучину тоски, и Фрэзер решил дать ей выплакаться На четвертое утро кочевники ушли.

Фрэзер возблагодарил всех богов — если они и в самом деле существовали. Совершенно без сил, он протащился в лабораторию, испытывая ненависть к работе, которая отнимала теперь у него так много здоровья и сил. Ему хотелось поскорее закончить ее. Он сделал шаг по направлению к окну, чтобы поднять жалюзи…

Он лежал на полу. За окном была глубокая ночь, и в Доме горел свет. Биша сидела рядом. У нее было такое лицо, словно она сидит так уже целую вечность.

Руку у него саднило Она была неумело обмотана какими-то тряпками, пропитавшимися кровью Острые осколки стекла сверкали на лабораторной подставке, усеивали пол. Знакомая свинцовая тяжесть переполняла все тело. Фрэзер не мог пошевелиться, не мог о чем-либо даже подумать. Биша подползла к нему и положила голову ему на грудь, как собачонка.

Медленно, очень медленно Фрэзер пришел в себя и попытался собрать свои мысли.

«Должно быть, я упал прямо на стеллаж Господи Иисусе, а если бы я разбил пробирки с культурами вирусов? Тогда не только мы, а весь город… Я же мог истечь кровью, что сталось бы с Бишой? Что было бы с ней, если бы я умер?»

На сей раз ему потребовалось больше времени, чтобы прийти в норму. Он наложил швы на глубокие порезы и остался недоволен своей работой: стежки вышли грубые, кривые. Ему стало страшно. Фрэзер боялся встать с кресла, боялся закурить, включить печь.