Только женщины - Джон Бересфорд

- А может, и не везде так плохо как у нас здесь. Денег у нас достаточно. Пойти бы которой-нибудь из нас, или вдвоем, побродить по Лондону, посмотреть, что там творится. А одна может остаться присмотреть за домом. Бояться словно бы и нечего. За последние две недели мы не видали здесь живой души.

В сердце Бланш проснулась надежда. - Кто знает, может быть, в центре Лондона уже опять все по старому, и магазины открыты; и люди работают? Может быть, и ей удастся там найти работу? За эти два тяжких месяца, проведенных взаперти, она так стосковалась по жизни и движению.

- Я пойду! - радостно откликнулась она. - Мы с Милли пойдем, мамочка; мы сильные, и ноги у нас покрепче. А ты запри за нами дверь и никому не открывай. Пойдем, Миль, - а?

- Надо сперва хоть немного привести себя в приличный вид, - сказала Милли, поглядев на себя в зеркало, висевшее на камином.

- Ну, разумеется. Ведь мы же привезли с собой корзину с платьем.

- В крайнем случае, можно будет сходить в Вистерия-Гров и там кой-что захватить. Я уверена, что там все лежит, как мы оставили.

При упоминании о Вистерия-Гров миссис Гослинг тяжело вздохнула. Она не могла привыкнуть к этому жалкому домишку в Путнее, и ей все казалось, что там, в Кильберне, есть и вода, и газ, как всегда были.

- Да, сходили бы вы, девочки, как-нибудь туда. Может, там уже все наладилось.

Меньше, чем через час Бланш и Милли привели себя в приличный вид. Они немного оживились. Гнетущая атмосфера страха перед эпидемией, висевшая над городом, парализуя всякую человеческую деятельность, начинала проясняться. Словно веяние смерти, пронесшееся над столицей, снова скрылось в неведомых глубинах.

- А приятно, все-таки, снова приодеться, - сказала Бланш, выпрямляясь и откидывая назад плечи.

Милли охорашивалась перед зеркалом.

- Да, вы у меня, когда приоденетесь, обе премиленькие, - сказала мать, с гордостью глядя на дочек и думая про себя: - Славные они у меня девочки! Хоть последнее время и пофыркивали. Но, ведь, и то сказать - разве сдержишься, когда кругом такие ужасы? Страшное время мы пережили!

Июльское солнце ярко светило двум молодым девушкам, принарядившимся и шедшим купить себе в мертвом городе какой-нибудь еды.

Воздух был изумительно чист и прозрачен. Каждая мелкая деталь на улице выделялась так отчетливо и веселила взор. Какая-то особенная бодрость чувствовалась во всем теле: кровь быстрей бежала по жилам.

- Как чисто - а? - сказала Бланш.

- Да. Курьезно, Словно на фотографиях иностранных городов.

Под ногами у них были кучи сухой, колючей пыли, с частицами камня, асфальта и стали. По углам ветер намел ее целые бугры, и торчавшие оттуда обрывки бумаги, объявлений и разорванных флагов придавали всей улице неряшливый вид. На открытых местах посредине улицы пыль лежала волнистыми, почти параллельными линиями, словно песок на морском берегу.

Некоторое время, в силу привычки, сестры шли по тротуару.

- Слушай, Миль, тебе не кажется, что это рискованное приключение?

Но у Милли вид был разочарованный. - Здесь, так пустынно, Би.

- У меня еще никогда не было такого чувства. Как будто весь Лондон принадлежит мне одной.

Близ Гаммерсмит-Бродвей они увидали на рельсах вагон трамвая. Тонкие щупальца его еще цеплялись за верхнюю проволоку, словно терпеливо выжидая возобновления животворного тока.

Почти бессознательно девушки ускорили шаги. Может быть; там, дальше жизнь…

- Ой! - вскрикнула вдруг Милли и отскочила назад. - Бланш, не подходи. Какой ужас!

Бланш тоже закрылась рукой, но все же сделала еще несколько шагов и заглянула в окно. В прозрачном ящике из стали и стекла она увидала в углу словно пугало для воробьев, из которого торчало что-то белое, круглое и блестящее.

Словно откликаясь на ее слабый вскрик, из-под скамейки вылезла грязная, лохматая собачонка, жиденьким голоском тявкнула и подошла к двери вагона. Постояла немного, словно извиняясь, повиляла обрубком хвоста, потом опять протестующе тявкнула и сконфуженно забилась снова под скамью, вернувшись к своей незаконной трапезе.

Обе девушки, затыкая носы платками и не глядя в ту сторону почти бегом бросились дальше. За Гаммерсмит-Бродвей появились первые признаки человеческой жизни. Два изможденных женских лица смотрели на них из окна верхнего этажа. Бланш замахала им рукой, но женщины с пугливым изумлением поглядели на этих нарядно одетых девушек, и покачав головами отошли от окна. Без сомнения, в доме у них был спрятан запас провизии, и они боялись, как бы у них не стали просить милостыни.

- Ну, слава Богу! - сказала Бланш. - По крайней мере, мы не одни на свете!

- Чего они испугались? - спросила Милли.

- Должно быть, думали, что мы начнем клянчить у них еды.

- Подлянки!

- Ну. Ведь и мы не очень-то были бы рады гостям, - напомнила Бланш.

- Но, ведь, мы не нуждаемся в их пакостной еде!

В гаммерсмитских лавках не было ничего интересного. Одни были наглухо забиты железными ставнями; в витринах других были товары, никакого соблазна не представлявшие, как, например, железные гвозди и болты; но большая часть была уже разграблена еще в первые дни паники.

Перед рядом мануфактурных магазинов девушки остановились:

- Пожалуй, и не стоит идти в Вистерия-Гров за платьями, - сказала Бланш.

- Но как же войти? - смутилась Милли.

- О, войти не так уж трудно.

- Но, ведь, это будет кража.

- Мертвого нельзя обокрасть. Притом же, если мы не возьмем, все равно, пропадет.

- Да, пожалуй, - согласилась Милли. - Но, ведь, тогда уж лучше взять в Вест-Энде. Идем скорей.

Они опять ускорили шаги.

На кенсингтонской Хай-стрит они встретили женщину в роскошном шелковом платье, всю увешанную драгоценностями. Она шла медленной, кичливой поступью, и все время жестикулировала и говорила на ходу. От времени до времени она останавливалась, с большим достоинством выпрямлялась, поправляла ожерелья на груди и как-то особенно разводила руками.

- Сумасшедшая, - шепнула Бланш, и обе девушки поспешили спрятаться в большой квадратной пещере, полной всяких гниющих отбросов, которая была когда-то лавкой зеленщика.

Женщина прошла мимо, по-видимому, не заметив их, и остановилась как раз напротив входной двери. «Царица всей земли!» донеслось до них. - «Царица и Императрица!». Сумасшедшая подняла руку и дотронулась до какого-то странного сооружения на своей голове из диадем и брошек, сверкавших ярче солнечных лучей. Одна плохо застегнутая брошка свалилась, и женщина оттолкнула ее ногой. - «Вы понимаете? - повторила она высоким, вздрагивающим голосом: - вы понимаете? Царица и Императрица! Царица всей Земли!»

И еще долго до них доносился ее высокий, скрипучий голос.

Чем ближе к центру Лондона, тем больше было на улицах признаков замершей жизни. Возле памятника Альберта лежал опрокинутый автобус врезавшийся в ограду парка; а подальше еще два таких же: один на повороте, другой - посредине улицы, заграждая путь. У обоих колеса были наполовину засыпаны пылью, и из пыли уже торчали стебельки травы. Попадались и другие экипажи; кэбы, фургоны, телеги, очевидно, брошенные возчиками, почувствовавшими первые приступы мучительной боли в затылке. Человеческих скелетов встречалось мало: промежуток между первыми приступами болезни и окончательным параличом был достаточно велик, чтобы человек мог укрыться в дом, повинуясь древнему инстинкту, не изглаженному цивилизацией и требовавшему, чтоб он умирал не под открытым небом. И почти везде Природа сама позаботилась о том, чтобы прикрыть или скрасить зрелище смерти и распада. Но в двух местах появление девушек спугнуло целые тучи синих мух, разлетевшихся в разные стороны с таким сердитым жужжаньем, что сестры взвизгнули и бросились бежать; а мухи, разумеется, вернулись к своей оставленной добыче. Даже из домов теперь почти уже не пахло тлением.

За Найтсбриджем Милли и Бланш наткнулись на магазин,; на время всецело приковавший их внимание. На окнах все почти скатные тяжелые ставни были опущены и прикреплены болтами, но на одном ставня была спущена только до половины, а внизу зеркальное стекло было открыто. Очевидно, и здесь одна из множества трагедий помешала докончить начатое. Человек с воображением задумался бы над тайной этой полуспущенной ставни; сестры Гослинг остановились, залюбовавшись чудесами, находившимися за окном, на время позабыв обо всем прочем.

За витриной был ряд манекенов, одетых в роскошные платья, какие сестрам и во сне не снилось носить. Блеск атласа, бархата и шелка уже успел потускнеть под тонким налетом белой пыли, но для Бланш и Милли эти роскошные наряды были чудом красоты.

Вначале они говорили шепотом, обсуждая и критикуя, невольно подавляемые окружающим безмолвием, но потом увлеклись и забыли всякий страх. Потом смущенно посмотрели друг на друга.