Карающий меч адмирала Колчака - Николай Кирмель

Противодействие контрразведке отмечалось как со стороны образованных генштабистов, так и быстро сделавших карьеру армейских офицеров, закончивших лишь военные училища или надевших погоны в годы Первой мировой войны. В то же время имели место факты бесконтрольного формирования контрразведывательных органов малообразованными атаманами, командирами частей и прочими «удельными князьями». Поэтому проблема понимания роли и значения спецслужб для обеспечения безопасности кроется не только в общем кругозоре офицерства, его способности масштабно, по-государственному мыслить, но и в его менталитете. В Сибири он был таким же, как на Юге, да и по всей России. И если высшее военно-политическое руководство назначало бывших жандармов на руководящие должности в контрразведывательных органах, это вовсе не значит, что офицерский корпус колчаковской армии относился к сотрудникам спецслужб с большим почтением, нежели, например, в деникинской. Чего только стоят едкие высказывания барона А.П. Будберга по этому поводу: «Здесь контрразведка — это огромнейшее учреждение, пригревающее целые толпы шкурников, авантюристов и отбросов покойной охранки, ничтожное по производительной работе, но насквозь пропитанное худшими традициями прежних охранников, сыщиков и жандармов. Все это прикрывается самыми высокими лозунгами борьбы за спасение родины, и под этим покровом царят разврат, насилие, растраты казенных сумм и самый дикий произвол»{198}. А у него, надо полагать, были единомышленники на всех ступенях армейской иерархии. Причина неоднозначного, а порой и негативного отношения офицерского корпуса к органам безопасности кроется не только в его «генетической памяти», нежелании иметь над собой контролирующий орган, но также и в превышении контрразведками, особенно «самостийными», своих полномочий.

Ради объективности следует отметить, что контрразведка иногда сама действовала вне рамок правового поля, арестовывала невиновных, применяла в отношении их пытки и тем самым давала повод для нелестных высказываний со стороны должностных лиц в ее адрес. Оценки личного состава контрразведывательных органов белогвардейского высокопоставленного чина определенным образом совпадают с оценкой советской агентуры. По ее данным, в КРО штаба 3-й армии «набилась самая разношерстная публика, часто совершенно не грамотная, которая стремится только к тому, чтобы побольше набить свой карман… Из 10 офицеров контрразведки 7 обязательно находятся под судом»{199}. Ранее не имевший отношения к контрразведке прапорщик Берендиев брал взятки, злоупотреблял алкоголем и отличался болтливостью. Знавшего дело, но любившего выпить старшего филера Зуева можно было купить «за порядочную взятку». Делопроизводитель Сергеев за взятки предоставлял заинтересованным лицам нужные сведения. Прапорщик Попов был уволен из контрразведки за пьянство. Под следствием оказался прапорщик Жевченко за взяточничество, а также за оскорбление болгарских и сербских офицеров.

Однако советская агентура давала и другие оценки личным качествам белогвардейских контрразведчиков.

Например, первый помощник начальника владивостокского КРО ротмистр Головачевский характеризовался как «честный, неподкупный и исполнительный» сотрудник. Второй помощник — полковник в отставке по фамилии то ли Сафонов, то ли Софронов — также считался исполнительным и честным.

По разным причинам считая контрразведку инородным телом в органах военного управления, некоторые должностные лица воинских учреждений и частей всячески препятствовали переводу отобранных руководителями спецслужб кандидатов в органы безопасности. Кроме того, командиры частей по вполне понятным причинам не хотели отдавать в контрразведку хорошо подготовленных офицеров. Уступая просьбам настойчивых начальников отделений, они отдавали не подобранных военнослужащих, а по большей части тех, от кого сами хотели избавиться. «И как всегда, в подобных случаях приходится качество заменять количеством», — докладывал есаул Булавинов{200}.

Отобранные из строевых офицеров кандидаты, не имевшие никакого представления об оперативно-розыскной деятельности, нуждались в переподготовке, которая осуществлялась на созданных при штабе ВГК краткосрочных курсах, куда направлялись офицеры, окончившие военные училища и прослужившие в войсках не менее 3 лет.

В трехнедельный срок они изучали государственное право, организацию и делопроизводство контрразведывательных и военно-контрольных органов, положение о шпионаже и родственных ему явлениях, способы борьбы с большевизмом, тайнопись и пр. По окончании курсов и успешной сдачи выпускного экзамена особой комиссии, офицеры переводились в контрразведывательные и военно-контрольные органы и назначались на должности офицеров для поручений. Слушатели, не выдержавшие экзамена или оказавшиеся по своим нравственным и деловым качествам не соответствующими для службы в контрразведке, откомандировывались в свои части без права вторичного командирования на курсы{201}.

Наспех подготовленные контрразведчики высоким профессионализмом не отличались. Но им противостояли такие же дилетанты — красные разведчики, функционеры оппозиционных партий, подпольные большевистские организации и партизаны, что делало равными шансы на победу в тайной войне. Для примера приведем социальный состав агентуры советской военной разведки конца 1918 — начала 1919 г. Из «89 зарегистрированных агентов 43 были рабочими, 11 — техниками, 19 — приказчиками, 9 — бухгалтерами, 2 — журналистами, оставшиеся 5 представляли прочие специальности»{202}. Так что обеим противоборствующим сторонам учиться приходилось на войне.

Отсутствие системы подбора кадров, неопытность некоторых руководителей контрразведывательных структур способствовали проникновению враждебных элементов в органы безопасности. Например, когда начальник Иркутского отделения военного контроля капитан Смирнов через прессу приглашал желающих служить в военном контроле, этой возможностью воспользовалась партия эсеров, командировав к нему трех своих видных членов, которые были приняты{203}.

Не сразу выяснилось также, что и в контрразведывательные органы Омска проникли служившие ранее у большевиков бывший начальник милиции 4-го участка Уфы Улитин и братья Буланкины. Начальник КРО штабс-капитан Аскалонов характеризовал их как неблагонадежных и продажных сотрудников{204}.

В связи с тем, что колчаковские власти принимали на службу бывших офицеров ОКЖ и контрразведки царского режима, наиболее подготовленным в профессиональном отношении являлось руководящее звено контрразведывательных и военно-контрольных органов. «Справедливость требует сказать, что лично мне, как генерал-квартирмейстеру, ни разу не пришлось обнаружить в работе старших чинов контрразведки… ни каких-либо личных интересов, ни каких-либо провокаторских деяний по опорочиванию… военных и гражданских чинов, — характеризовал своих подчиненных генерал-майор П.Ф. Рябиков, — руководители контрразведки вели свое дело в преданности Верховному правителю и в постоянном стремлении охранения существующего строя и порядка как от действий противоправительственных организаций и групп, так и от шпионажа, пропаганды и вредительства большевиков»{205}.

Следует полагать, что «в преданности Верховному правителю вел дело» и начальник Благовещенского контрразведывательного пункта поручик Безруков. Как и откуда он попал служить в контрразведку — неизвестно. Но его высокий профессионализм можно не ставить под сомнение. Положительная характеристика этого офицерa исследователем, критически относящимся к Белому движению, многого стоит. «Поручик Безруков не оставил амурчанам о себе каких-либо сведений, — пишет дальневосточный историк А.Д. Показаньев. — В истории Гражданской войны остался неустановленным квалифицированным профессионалом от колчаковской спецслужбы. Он смог сохранить свое инкогнито, не распространяясь окружению о себе и своих заслугах. Как внезапно появился в Благовещенске, так и внезапно исчез, казалось бы, в небытие. На самом деле, вступив в должность начальника военной контрразведки, он уверовал в успех Белого движения в опоре на японские штыки. Потом он не прибег к изменению своей фамилии, не прятался за спины противников советизации на Амуре, но как профессионал не позволял себе лишних разговоров»{206}.

Морально-деловые качества чинов многочисленных контрразведывательных органов вызывали озабоченность у руководителей спецслужб. «Верить донесениям, а иногда и анонимным доносам разных сотрудников контрразведки с обвинениями друг друга было невозможно без должной проверки, — свидетельствует генерал П.Ф. Рябиков. — Поэтому приходилось командировать на места своих доверенных людей, дабы попытаться установить ценность тех или иных контрразведок и разобраться в их взаимоотношениях»{207}.