Литературная Газета 6241 (37 2009) - Газета Литературка

то лишь от скуки.

Или - один из ликов металлического дензнака:

Замри, замри,

монетка, на лету

Над хлипкой решкой

и орлом суконным,

Покуда мир темнеет,

как икона,

И лица западают

в темноту.

Можно продолжать. Но и так понятно, что перед нами сугубый поэт. Который, естественно, вовсе не играется в техничное обыгрывание звуков. Это так - на полях. Основное же:

Туман, не туман

Горчит,

Как ветка

в разломе белом.

Я слова коснусь -

кричит,

Как будто готово

к бедам.

И можно только согласиться с Владимиром Берязевым, отмечающим в предисловии: "Представляемая книга Елены Безруковой возвращает Барнаулу прежнюю его добрую славу обиталища поэтов, Муза Алтая не покинула город, и это отрадно".

Пыль придорожная

Тама Яновиц. Отдамся в хорошие руки: Роман / Пер. с англ. В. Пророковой. - М.: Иностранка, 2009. - 464 с.

Характерный образчик современной американской прозы - автора называют певцом, а лучше сказать, воспевательницей нью-йоркской богемы. Правда, взбалмошное семейство из этого романа, обитая в трейлере, припаркованном у глухой дороги, мечтает не о Нью-Йорке, а о Лос-Анджелесе. Впрочем, какая разница суета она и есть суета, в жизни этих людей доброе перемешано с абсурдным, светлое с тёмным, интеллектуальные пассажи с сомнительными шутками. "Ничего не могу поделать, - констатирует героиня, - ну нет у меня нравственных устоев. То ли среда в этом виновата, то ли гены. Это, можешь мне поверить, очень нелегко. Но я всё время стараюсь расти" Похвальное стремление, без опоры и впрямь нелегко, неважно, в каком городе.

На шпагах и ногтях

Елена Шелковникова. Дуэли. Честь и любовь. - СПб.: Атлант, 2009. - 258 с.: ил.

Второй, завершающий том обширного исследования, посвящённого "поединкам чести". Интересен будет музейным работникам и историкам, а также всем любителям документальных рассказов о прошлом. Обычай дуэли зародился в Западной Европе в XVI в. Его корни уходят в средневековую традицию рыцарских поединков и поединков Божьего суда, где противникам предоставлялись равные шансы своим оружием и с риском для собственной жизни доказать свою правоту. Удивительно то, что к этому вроде бы сугубо мужскому способу неоднократно обращались дамы, причём в те времена, когда о феминизме ещё и слуху не было. Это даже вдохновило испанского художника Хосе де Рибера на создание картины "Женская дуэль", ныне находящейся в музее Прадо в Мадриде. Писательница Жорж Санд однажды дралась, вполне официально выбрав дуэльным оружием острые ногти, с графиней Мари д amp;rsquo;Агу. Причиной была ревность, а композитор Ференц Лист, из-за которого и разыгрались страсти, предпочёл на время поединка запереться в кабинете подальше от разъярённых фурий. История знает и более иронические примеры: однажды объектом, не поделив который, взялись за шпаги две знатные красавицы - маркиза де Несль и графиня де Полиньяк, - стал сам кардинал Ришелье, сурово запрещавший дуэли во Франции. Красный Герцог был изрядно шокирован: он-то считал, что его благосклонности хватит на обеих дам

Несостоявшийся

Эдмон Поньон. Повседневная жизнь Европы в 1000 году / Пер. с фр. Э.М. Драйтовой. - М.: Молодая гвардия, 2009. - 368 с.: 8 л. ил.

Круглые даты оказывают почти гипнотическое воздействие даже на современных людей, что уж говорить о тех, кто жил на 1000 лет раньше. 1000 год от Рождества Христова наводил ужас - благодаря своеобразному толкованию Откровения Иоанна Богослова, где говорилось о бедствиях, которые постигнут род людской накануне второго пришествия, и о наступлении затем 1000-летнего земного царства Христа, добрые христиане начисто позабыли слова: "О дне же том и часе никто не знает, ни Ангелы небесные, а только Отец Мой один". Люди ожидали конца света в 1000 году, тем более что в преддверии этой сакральной даты на Европу нагрянули вполне апокалиптические беды - войны и голодомор, всевозможные природные катаклизмы. Но ужас перед Страшным судом, изображения которого покрыли все тимпаны соборов, вскоре вылился в бурное развитие религиозной архитектуры и расцвет монашества, и 1000 год стал точкой отсчёта новой эпохи, известной нам как эпоха Высокого Средневековья. Именно тогда зародилась готика, и поныне поражающая нас своим великолепием. Крупнейший французский историк-медиевист Эдмон Поньон воссоздаёт в своей книге повседневную жизнь Европы - во всём её многообразии - в один из действительно переломных моментов мировой истории. Издание снабжено подробным предисловием А.П. Левандовского, который комментирует некоторые спорные утверждения Поньона, а также сообщает, что эсхатологический ужас витал над Европой весь XI век, став одной из причин Крестовых походов.

Побеждает добрый и честный

Николай Кравцов. Славянский фольклор: Учебное пособие. - М.: Изд-во Моск. ун-та, 2009. - 352 с.

Более 30 лет не переиздавалась эта книга, подготовленная видным исследователем. Николай Кравцов в 1929 году окончил литературное отделение историко-этнологического факультета Московского университета по русскому и западному циклам. Он изучал славянские, романские и германские языки, увлекался историей, этнографией и фольклором, принимал участие в фольклорных экспедициях под руководством известного фольклориста и литературоведа Ю.М. Соколова. Впоследствии Николай Иванович возглавлял на филфаке МГУ кафедру русского устного народного творчества. Владея в общей сложности 14 европейскими, в том числе всеми славянскими, языками, он уделял большое внимание историко-сравнительному изучению фольклора и литературы. "Устно-поэтическое творчество народа, или фольклор, есть искусство слова, - пишет Кравцов. - Во всех названных жанрах слово выполняет основную выразительную роль, хотя в некоторых из них оно дополняется и выразительными средствами музыкального характера (песенные жанры). Но литература тоже искусство слова. Тогда возникает вопрос: чем же фольклор отличается от художественной литературы? От литературы фольклор отличается: социальной природой, жизненным содержанием, идейной сущностью, коллективностью творчества, традиционностью, изменяемостью произведений и художественным своеобразием".

В книге подробно разъясняется каждое из упомянутых отличий, анализируется фольклор славянских народов (календарная, семейная обрядовая поэзия, сказки, предания, легенды, былины, юнацкие и гайдуцкие песни, баллады), демонстрируется общее и национально-самобытное в славянской народной поэзии, своеобразное в её художественных формах, сюжетах, типах героев и поэтике.

Серебряный кубок

Дина Рубина. Белая голубка Кордовы: Роман. - М.: Эксмо, 2009. - 544 с.

Сложная, запутанная и местами криминальная история эксперта по живописи. Любит он живопись подлинную, да так пылко, что и сам бы растерялся, пытаясь понять - картины он любит больше или женщин. А занимается герой романа подделками: дело прибыльное, но опасное, а потому красочное повествование, в котором находится место и флирту с продавщицей вееров, и восторженному созерцанию кошачьей драки во дворе, и, конечно, воспоминаниям о временах интербригад, стремительно катится к печальному финалу. Персонажи явно подобраны так, чтобы читателю не было скучно и одиноко с этим томиком в руках. Вот колоритная тётушка героя, которая в свои 80 лет "водит машину, сочиняет стихи на испанском и делает "ласточку". Вот её отец, точнее воспоминания о нём, видном большевике: "Жука утверждала - хотя доказать это уже невозможно, - что отец имел непосредственное отношение к тайной операции по вывозу "испанского золота" на советском грузовом судне из Картахены в Одессу, умудрившись при этом тогда остаться в живых" И конечно, покойная мама эксперта, которая является ему то во сне, то в предчувствии смерти. Весь роман оставляет ощущение неустойчивого баланса - между сном и явью, между жизнью и смертью, между странами, между страстями.

Два Дмитрия

Александр Трубников. Меченый Маршал. - М.: Вече, 2009. - 288 с. - (История, которой не было).

Роман в жанре альтернативной истории, действие которого развивается одновременно в далёкой старине и в наши дни. Некий русич, бывший наёмник на службе у императора Балдуина, становится франкским рыцарем и даже владетельным сеньором. Прославившись храбростью на полях сражений, он, как и положено в классическом романе, счастливо женится, но повествование, вместо того чтобы завершиться на этой радостной ноте, идёт дальше и рисует печальные картины: герой теряет семью и подаётся в орден тамплиеров, а дальше его ждёт иссушенная солнцем и залитая кровью Палестина. Но потомки у него, надо понимать, всё же остались, поскольку одному из них в нынешние времена приходится разгадывать тайны тамплиеров, которые отнюдь не погребены безжизненно под пылью эпох.